Пески Палестины - Руслан Мельников

Глава 5

А вот Сыма Цзяну так и не дали пострелять. В считанные секунды Освальд, Збыслав и дядька Адам сбросили в воду остатки немногочисленного, вяло сопротивлявшегося пиратского десанта. Дмитрий, Гаврила, Бурангул и Джеймс перебежали по узкому трапу на вражескую палубу.

На когге валялись трупы и несколько тяжелораненых. Остальная команда попрыгала за борт. Лишь полдюжины самых отчаянных головорезов сгрудились у мачты, прикрывшись легкими щитами, подняв мечи и копья. Эта шестерка была готова к последней битве. Но полноценной битвы не получилось. Бурангул помешал. Татарский юзбаши подхватил у абордажного мостика чей-то оброненный лук и колчан. Пустил стрелу навскидку. Пригвоздил одного из разбойников к мачте. Вторая и третья стрелы тоже не пролетели мимо цели.

Пассивная оборона была подобна смерти, причем смерти бессмысленной. И три уцелевших пирата с дикими воплями ринулись в бой. Хиленькая атака, однако, захлебнулась, не успев начаться. Один из горе-корсаров попал под секиру Дмитрия, другого смела за борт булава Гаврилы. Последний, целивший копьем в грудь Бурангула, вдруг споткнулся на ровном месте, грохнулся о палубные доски: чьи-то цепкие пальцы, поднявшиеся над решеткой трюмного люка, держали копейщика за ноги.

Прыжок Джеймса, точный добивающий удар смертоносного кольтелло – и морской разбойник затих. Когда Сыма Цзян протолкался наконец вперед, для «шмайсера» дела уже не нашлось. А на барахтавшихся в воде беглецов мудрый китаец решил «невидимые стрелы» не тратить.

– Отчаливаем! – приказал Бурцев. – Быстро!

Помогли Ядвиге перебраться на когг. Отцепили абордажные крючья. Обрубили веревки и канаты. Поднимать абордажный мостик оказалось сложнее – его Гаврила попросту сбил булавой.

Оттолкнулись, отвалили от катера. А на притопленную корму «раумбота» уже вползали пираты. Спасались. Хотя сомнительное это было спасение… Так, небольшая отсрочка перед неизбежной гибелью.

Джеймс профессионально и хладнокровно добивал раненых. Самая та работенка для наемного убийцы.

– Все правильно, Вацлав, – будто угадав мысли Бурцева, негромко произнес Освальд. – Кормить эту пиратскую братию нам смысла нет. Да и все равно долго они не протянут. А возиться с ними – только продлевать их страдания и осложнять собственную жизнь. Я бы на их месте тоже предпочел, чтоб кинжалом в сердце или ножом по горлу. Все лучше, чем валяться с выпущенными кишками. Уж ты мне поверь.

Бурцев верил. В конце концов, Освальд – сам из бывших разбойников, хоть и сухопутных, хоть и благородных.

– Готово! – подошел Джеймс. Быстро управился. И не притомился. И почти не испачкался. Профи…

Дмитрий, Гаврила, Бурангул и Збыслав уже кидали трупы за борт. Дядька Адам и Сыма Цзян собирали оружие. Ядвига держалась в сторонке.

– Все мертвы, брави? – поморщился Бурцев.

– Ага, как же, все! – хмыкнул тот. – Тут, между прочим, полный трюм народа. Пленники пиратские… Кстати, кто-то из них нам здорово помог. Если б не они, нанизали бы Бурангула на копье. Только что теперь делать с трюмным людом – ума не приложу!

– Ну, выпустить, наверное, для начала, – предложил Бурцев.

Ключа не было. Замок с люка сбили все той же булавой Алексича.

Вообще-то пленников оказалось вовсе не «полный трюм народа». Из открытого люка вылезло человек пятнадцать.

– Мерси, мсье! Мерси боку!

Говорил самый старший, самый статный и самый усатый. Здоровенный такой мордастый дядька с огромной шишарой на лбу. Видимо, мужика сначала вырубили и лишь после полонили.

Освобожденный узник еще что-то бормотал с типичным французским прононсом. Бурцев развел руками: не понимаю. Увы, французов у него в роду, как и итальянцев, не водилось: генная память молчала.

«Шпрехен зи дойч?» в этот раз не помог. Теперь уже усач растерянно мерил руками воздух.

– Дэзоле, же нэ компран па[4].

Бурцев обернулся к спутникам. Спросил без особой надежды:

– Кто-нибудь знает французский?

– Я, – выступил Джеймс. – Мне довелось пожить на юге Франции, где поднимала голову альбигойская ересь. Я выполнял там некоторые… м-м-м… поручения Его Святейшества Папы.

– Понятно. Бедные еретики… Ладно, брави, будешь у нас за толмача.

По-французски тайный убийца в самом деле шпарил так же уверенно, как по-итальянски и по-немецки.

– Это капитан нефа, – переводил Джеймс. – Зовут Жюль. Утверждает, что вез королеву Кипра Алису Шампанскую[5], бежавшую от Хранителей Гроба и братьев ордена Святой Марии Иерусалимской.

О-пс! Опять Хранители! Опять тевтоны!

А Жюль говорил и говорил, не останавливаясь. Судя по сбивчивому рассказу капитана, два пиратских когга атаковали королевский неф неожиданно – из-за островного мыса, поэтому уйти от погони или выброситься на берег не удалось. Команда приготовилась к схватке, но королева не желала бессмысленного кровопролития и приказала сложить оружие. Ослушаться Ее Величества никто не посмел. Алиса Шампанская вступила с морскими разбойниками в переговоры, предложила встать под знамена кипрского льва и посулила немалую награду. Увы, пираты предпочли не связывать себя королевской службой, а просто захватить богатую добычу. Неф взяли на абордаж. Команду частью перебили, частью пленили и распихали по трюмам. Моряков разбойники намеревались продать в рабство, а за королеву и прочих благородных пленников рассчитывали получить выкуп.

– Жюль благодарит нас за спасение, но на всякий случай интересуется, не являемся ли и мы тоже пиратами, – закончил Джеймс синхронный перевод.

– Мы? – Бурцев хмыкнул. – Да нет уж, мы скорее антипираты. Ну, те, кто против… Хотя, с другой стороны… Нам требовался корабль на плаву, и мы его взяли. Взяли силой. Так что пусть этот Жюль думает что хочет.

– Вы совершили благородное и богоугодное дело, покарав разбойников, осмелившихся напасть на корабль Ее Величества, – убежденно заговорил Жуль. – Сам Господь вершил свою волю вашими руками…

Джеймс переводил.

– …Ибо небеса выступили на вашей стороне, обрушив на головы пиратов громы и молнии. – Капитан завороженно смотрел на пробитые борта и дырявый парус. – Мы все слышали! И мы там, внизу, молились за вашу победу!

Джеймс, объясни ему, что это не гром и не молнии, – устало попросил Бурцев. – Скажи, что это просто оружие Хранителей Гроба.

Джеймс сказал. Усач в ужасе отшатнулся.

Похоже, бравый кипрский капитан раньше не видел и не слышал автоматов и пулеметов цайтко-манды в деле. Однако о существовании некоего колдовского арсенала Хранителей Гроба с чужих слов он знал. Жюля кое-как убедили, что к немцам никто из присутствующих отношения не имеет и речь идет всего лишь о трофеях. С трудом, правда, убедили, и с немалым. Поверить в небесные громы средь ясного неба королевскому капитану оказалось проще, чем в то, что магическое оружие Хранителей попало в чужие руки. Жюль в изумлении таращил глаза и не мог выдавить ни слова. Пришлось помочь…

– Джеймс, спроси капитана, куда подевалась его драгоценная королева?

Джеймс спросил. Капитан спохватился, завертел головой, разволновался.

– Он говорит, что пираты разделили пленников во избежание бунта, – переводил брави. – Королева и ее свита должны сейчас находиться либо на другом когге, либо на нефе.

Из груди капитана вдруг вырвался горестный вопль: усач заметил тонущий когг. Судно с пробоинами под ватерлинией уже изрядно осело и завалилось набок. Экипаж давно попрыгал за борт. А вот пленники…

Жюль насел на Джеймса, замахал руками, запричитал. В голосе капитана слышались то просительные, то требовательные нотки.

– Силь ву плэ! Силь ву плэ![6] – без умолку твердил Жюль.

– Умоляет помочь, – объяснил брави. – Просит не губить невинные души, запертые в трюме.

– Да уж, ситуация! Расстреливая корабль, Бурцев как-то не подумал, что на борту могут оказаться не только пираты.

– Если ребята Жюля управятся с этой, – Бурцев притопнул ногой о палубу, – посудиной – пусть действуют. Мы поможем, чем сможем.

Капитан медлить не стал. Голос усача обрел властность и зычность, зазвенел, загудел. Встрепенулись, забегали матросы. Без лишних церемоний морской волк взял в оборот и собственных спасителей. Джеймс едва успевал переводить команды с французского. Дырок в простреленном парусе было немного, и на скоростных качествах судна эти небольшие прорехи не отразились.

Успели… Едва-едва.

На корме тонущего когга валялось трое убитых арбалетчиков, еще один лежал на носовой боевой площадке. И больше – ни единого пирата. А из трюма в самом деле доносились призывы о помощи. Причем отчаянные «о сэкуры»[7] уже сливались с характерным бульканьем…

Люк взломали булавой Гаврилы, взрубили боевым топором Дмитрия. Люди в трюме плавали под самой палубой. Внизу оставалась лишь небольшая воздушная прослойка – ровно столько, чтобы высунуть лицо и попытаться перед смертью надышаться вдоволь.