Путешественники - Николай Дорожкин

«Где же побывали отважные новгородцы? – пишет С.Н. Марков, – Перед нами открывается необъятная Северная Атлантика. «Червь неусыпающий» – морской слизняк, которым кишат воды Шпицбергена, Ян-Майена и Исландии. «Река смоляная Могр» – мощные потоки чёрной лавы исландских вулканов. И с чем же, как не со «скрежетом зубным», можно сравнить звуки от непрестанного трения льдин друг о друга?

Откуда новгородцы могли начать свое плавание? К тому времени на «дышющем море» уже более столетия существовало новгородское поселение Кола, колыбель древних русских мореходов. В летописях Норвегии и исландских сагах есть подтверждение тому, что в 1316 году русские мореплаватели доходили до Галогаланда. Это северная оконечность Норвегии. Далее расстилался страшный «безбрежный океан, опоясывающий всю землю», как говорил немецкий историк XI века Адам Бременский.

В 1318 году новгородские удальцы снова пошли «за море» и, обогнув Скандинавский полуостров, достигли Ботнического залива. Через два года новгородские «повольники» Лука и Игнат оглядывали со своих судов побережья крайнего севера Норвегии. В 1323 году исландские летописцы занесли в свои свитки свидетельства о том, что русские мореплаватели снова появлялись в Галогаланде. Около 1326 года новгородцы и двиняне опять ходили морем в Скандинавию. Они тогда уже держали в своих руках огромный участок Северного морского пути от Скандинавии до устья Печоры.

В том же послании 1347 года Василий Новгородский рассказал о втором походе отважных новгородских мореплавателей, но уже на Северо-Восток. Он даже называет их имена: Моислав Новгородец и сын его Яков. У них были три судна, снабженные мачтами – «щеглами». «…И всех было их три юмы, и одна из них погибла, много блудив, а две их потом долго носило ветром, и принесло их к высоким горам», – повествует Василий Новгородский.

Он рисует величественную картину северного сияния, к которой были прикованы взоры Моислава, Якова и их спутников. «…И свет бысть в месте том самосиянен, яко не мощи человеку исповедати: и пребыша долго время на месте том, а солнца не видеша, но свет бысть многочасный, светлуяся паче солнца». Из этого отрывка мы можем заключить, что долгая полярная ночь застала отважных новгородцев в их скитаниях.

По свидетельству древнего писателя, Моислав и Яков трижды посылали своих спутников на высокую гору – «видети свет». В этом нет ничего сказочного, противоречащего действительности; в науке известны северные сияния, горящие на сравнительно небольшой высоте от земли, когда создается впечатление, что до них, что называется, «рукой подать»…

Моислав и Яков «побегоша вспять», ибо им не дано было «дале того видети светлости тоя неизреченные». Вернувшись на берега Волхова, отважные мореплаватели рассказали о том, что они видели на дальнем Северо-Востоке. Картину северного сияния, вдохновенно нарисованную Василием Новгородским, можно считать древнейшим описанием этого явления, отысканным мною в русской литературе».

Что искал купец за тремя морями?

В российской истории много загадочных личностей. И, может быть, самая загадочная из них – личность тверского купца Афанасия Никитина. Да и купцом ли он был? А кем, если не купцом? То, что был путешественником и писателем – это понятно: совершил своё «Хожение за три моря» и ещё написал о нём, да так, что и сейчас, спустя более 500 лет, читать интересно. А вот чем торговал этот купец – неизвестно. Почему сам ехал на одном судне, а товары вёз на другом? И зачем брал с собой книги – целый сундук? Есть и ещё вопросы…

Записки Афанасия Никитина приобрёл в 1475 году Василий Мамырев, дьяк великого князя московского Ивана III, у неких купцов, прибывших в Москву. «Обретох написание Офонаса тверитина купца, что был в Ындее 4 годы, а ходил, сказывают, с Василием Папиным» – так надписал обретённые «тетрати» путешественника дотошный чиновник, уточнив при этом, что вышеупомянутый посол ездил тогда к Ширван-шаху (то есть к правителю Азербайджана) с партией кречетов (знаменитых ловчих птиц русского Севера), предназначенных в дар восточному властителю, а позже участвовал в Казанском походе, где и погиб от татарской стрелы. Уже такое предисловие говорит о пристальном интересе высшего кремлёвского чиновника к этому документу (дьяк – должность, соответствующая статусу министра).

А документ в самом деле прелюбопытный. Вот что из него следует. Когда в 1466 году великий князь Московский Иван III отправил своего посла Василия Папина ко двору шаха страны Ширван, купец из Твери Афанасий Никитин, собиравшийся в торговую поездку на Восток, решил присоединиться к этому посольству. Готовился он основательно: достал проезжие грамоты от великого князя Московского и от князя Тверского, охранные грамоты от епископа Геннадия и воеводы Бориса Захарьевича, запасся рекомендательными письмами к нижегородскому наместнику и таможенному начальству.

В Нижнем Новгороде Никитин узнал, что посол Папин уже проследовал мимо города к низовьям Волги. Тогда купец решил дождаться ширванского посла Хасан-бека, который возвращался ко двору своего государя с 90 кречетами – подарком Ивана III. Товары свои и вещи Афанасий разместил на малом судне, а сам с походной библиотечкой устроился на большом корабле с другими купцами. Вместе со свитой Хасан-бека, кречетниками и Афанасием Никитиным в Ширванское царство ехали более 20 русских – москвичей и тверичей. Чем собирался Никитин торговать, он нигде не упоминает. Прямо как у Пушкина в «Сказке о царе Салтане»: «Торговали мы недаром Неозначенным товаром».

В низовьях Волги караван ширванского посла сел на мель. Здесь на него напали лихие люди астраханского хана Касима. Они ограбили путников, убили одного из русских и отняли у них малый корабль, на котором были все товары и имущество Никитина. В устье Волги татары захватили ещё судно. Когда путешественники шли вдоль западного берега Каспия к Дербенту, налетела буря – и ещё корабль разбило у дагестанской крепости Тарки. Кайтаки, местные жители, разграбили грузы, а москвичей и тверичей увели с собой в полон…

Плавание продолжал единственный уцелевший корабль. Когда, наконец, прибыли в Дербент, Никитин, найдя Василия Папина, попросил его и ширванского посла, чтобы они помогли выручить русских, угнанных кайтаками. Его послушали и отправили скорохода в ставку государя Ширвана, а тот отправил посла к предводителю кайтаков. Вскоре Афанасий Никитин встречал освобожденных земляков в Дербенте.

Ширваншах Фаррух-Ясар получил драгоценных русских кречетов, но пожалел нескольких золотых монет, чтобы помочь раздетым и голодным людям вернуться обратно на Русь. Товарищи Никитина заплакали «да и разошлись кои куды». Те, у кого не было долгов за товары, взятые на Руси, побрели домой, другие ушли работать в Баку, а некоторые остались в Шемахе. Куда же направил стопы Афанасий Никитин, полностью ограбленный, без товаров, денег и книг? «А я пошёл в Дербент, а из Дербента в Баку, а из Баку пошёл за море…» Зачем пошёл, почему, на какие средства? Об этом ни слова…

В 1468 году он оказывается в Персии. Где и как он провёл целый год – опять ни слова. Впечатлений от Персии, где он прожил ещё один год, у тверского купца совсем немного: «из Рея пошёл к Кашану и тут был месяц. А из Кашана к Найину, потом к Йезду и тут жил месяц…» Покинув Иезд, странник добрался до населенного купцами-мореходами города Лара, правители которого зависели от государя могущественной Белобаранной Туркменской державы. «Из Сирджана к Таруму, где финиками кормят скотину…»

«И тут есть пристанище Гурмызьское и тут есть море Индейское», – записал Афанасий Никитин весной 1469 года в своей «тетрати». Здесь, в Ормузе на берегу Персидского залива, ограбленный странник вдруг оказывается владельцем породистого жеребца, которого надеялся выгодно продать в Индии. Вскоре Никитин вместе со своим конем был уже на парусном корабле без верхней палубы, перевозившем через море живой груз. Через шесть недель судно бросило якорь в гавани Чаул на Малабарском берегу, на западе Индии. Перевоз обошёлся в сто рублей.

Индия заняла в дневниках Афанасия значительное место. «И тут есть Индейская страна, и люди ходят все наги, а голова не покрыта, а груди голы, а власы в одну косу заплетены, а все ходят брюхаты, а дети родятся на всякий год, а детей у них много. А мужики и жонкы все нагы, а все черны. Яз куды хожу, ино за мною людей много, да дивуются белому человеку…» – удивлённо записывал Афанасий Никитин.

Около месяца ехал на своем коне Афанасий Никитин в город Джуннар (Джунир), делая, видимо, частые остановки в пути. Он указывал в дневнике расстояния между городами и большими селениями. Джуниром, который входил, вероятно, в состав мусульманского государства, правил наместник Асад-хан, который, как писал Никитин, имея много слонов и коней, тем не менее «ездил на людях».

Пока Афанасий Никитин изучал Джунир, Асад-хан отнял у него ормузского жеребца, а затем стал шантажировать, обещая вернуть коня и дать тысячу золотых впридачу, если купец примет мусульманскую веру. Но православный христианин оказался стойким в убеждениях. А тут ещё вовремя объявился знакомый перс, казначей Мухаммед, которрый убедил Асад-хана оставить Афанасия в покое, и в конце концов джунирский хан вернул ему коня. Здесь тоже загадка – что за казначей Мухаммед, откуда он знал русского купца и почему вступился за него? Такое впечатление, что в Персии и в Индии у Афанасия были влиятельные друзья-мусульмане. Товарищам же своим по профессии купец советует: «Ино, братие рустии християня, кто хощет поити в Ындейскую землю, и ты остави веру свою на Руси, да воскликнув Махмета (призвав пророка Мухаммеда) да поити в Гиндустанскую землю».