Наставник - Аве Бак

– Очень хорошо! Убедительный случай. Мальчик осознаёт свою особую принадлежность, справедливо порицает зарвавшегося гражданина и готов разделить с отцом небольшую тайну. Очень хорошо. Скажите, что читает Василий, только не называйте вещи из обязательной школьной программы.

– Я постараюсь, правда, в силу постоянной занятости, так сказать, не вникаю. Но на книжных полках в его комнате видел Ницше, Камю, этого Севенд…, Сверден…

– Сведенборга.

– Да! Спасибо, Сведенборга, Макиавелли, Достоевского…

– Достаточно. Очень неплохо. Хороший вкус. Эстетизм должен стать заметной чертой новой бюрократии, с интеллигенцией, сами знаете, надо работать на уровне. Пишет ли что-нибудь? Стихи, прозу?

– Да и очень красиво. Подражает, этому… Рембо.

– Вася гомосексуал?

– Нет, что вы! Он нормальный парень.

– Не беспокойтесь, ведь это не причина для отказа. А если натурал, тем более. Последний вопрос. Ответьте предельно честно. Насколько сын привязан к Вам и к матери, то есть, делится ли тайнами, переживаниями, готов ли он к долгой разлуке. Суть вопроса понятна?

Ручкин задумался: «Он всегда тепло относился к сыну, даже в состоянии своего проявляющегося семейного самодурства. А как Василий? С матерью он не близок. Не раз Тая жаловалась Кузьме, что сын очень скрытен и неоткровенен. А с ним? Да, если предельно честно, когда они там видятся. Так, фрагменты на пять минут из шестнадцатисерийного фильма. Васе шестнадцать, а что я могу сказать о нём. Могу хвалить, могу поругать. Его и ругать-то не за что. Чёрт! А сын действительно далёк от меня, или я от него. Живём бок о бок, а как в разных странах. Ладно, чего хныкать, скажу, как есть».

– Я думаю, что он не близок с матерью и со мной тоже. Мне просто нечего сказать о том, что у него внутри, в мыслях…

– Что ж. И это не страшно для будущего образования. А теперь Кузьма Трофимович расслабьтесь, Вы входите в гипноз.

Кузьма куда-то улетел, во тьму, в пропасть, в открытую красную пасть дикой кошки. Это последнее, что он помнил.

– Алексей, – обратился Елбунов к лаборанту, – вынь из него ответы по стандартному опроснику, а потом загони ему все защитные программы по безопасности, включая У-84 и личный код.

Максим Максимович заторопился к себе в кабинет. Есть возможность поработать. Он почти уже закончил книгу и теперь размышлял над названием. В голове крутились два варианта: «Как правильно защитить демократические завоевания» и «Защищённая демократия – лучший удар по врагу».

Ручкин очнулся так же мгновенно, как и засыпал. Лаборант аккуратно снимал с него перчатки. За столом сидел дугой незнакомый человек.

– Подойдите к столу, Кузьма Трофимович. Вам надлежит подписать документ о неразглашении. Ознакомьтесь и подпишите.

«Я, Ручкин Кузьма Трофимович, торжественно клянусь ни при каких обстоятельствах, никому, включая родных и близких, не рассказывать о факте собеседования, его содержании и методах, не оставлять следа в записях, на аудио и видеоаппаратуре. Я уведомлён, что разглашение приравнивается к публичному раскрытию государственной тайны, в случае нарушения мной данной клятвы, формы и методы покарания выбираются компетентными органами нашей страны».

Расписался.

– Вот набор вопросов, – продолжил человек за столом, – которые должен готовить абитуриент. Документы в комиссию необходимо подать в срок. Всего хорошего.

* * * * *

Этой ночью Кузьме снился странный сон. Он лежит в длинной тонкой лодке одетый в белое, с разрисованным татуировкой лицом. В руках копьё и топорик. Лодка плывёт по реке вдоль лесистых берегов. На поляне у реки курят трубки индеец и медведь. У индейца голова в уборе из длинных орлиных перьев, прямо как в кино. Индеец вынимает трубку изо рта, выпускает кольцо красноватого дыма и вдруг говорит о нём, о Кузьме: «Он плывёт в долину духов в Стране Предков», медведь, в свою очередь, берёт трубку в лапу и рычит: «Ну и хрен с ним, кому он теперь нужен в племени!».

Течение реки убыстряется, лодка уже несётся с невероятной скоростью в направлении оглушающего грохота. Кузьма хочет выскочить из лодки, но не получается, тело отключено. Он мёртв. Грохот совсем близко, лодка сваливается в высоченный водопад. А-аааа!

Ручкин проснулся, резко сел в кровати. «Что ещё за чертовщина!» Теперь этот сон-видение будет постоянно преследовать его в самых разных вариациях.

ІІ

Неоспоримое преимущество

В Новогодние и Рождественские праздники особенно трудно надзирать за общественной моралью. Во-первых, везде пьют, попирая все государственные законы и указы Президента, во-вторых, под влиянием алкогольных паров, лезут друг на друга как кролики. Причём, не только всякая шелупень, но и первые руководители, и их замы. Мораль лежит в стороне, и тихо стонет от возмущения, а может и не от возмущения, а от чего-то другого.

Хлопот у Кузьмы Трофимовича в такие дни полон рот. Действительно, рот не закрывается. Оперативки, совещания, выездные заседания, брифинги с прессой, интервью, выступления перед молодёжью, и даже инструктаж с Дедами Морозами и Снегурочками, которые, в соответствии с недавно открытой древней традицией, должны не водку смешивать с шампанским при любом удобном случае, а пить исключительно молоко и закусывать печеньем.

А то вот в одном из районных детсадов в младшей группе был случай. Дед Мороз явился в дупель пьяный. Начало утренника продержался, но когда Баба-Яга сказала ему по сценарию: «Мы ещё посмотрим Дед, кто кого!» и легонько толкнула, он упал без чувств посреди зала и уснул. Воспитатели поднять спящего пьяницу не смогли, а дети подумали, что Баба-Яга окончательно победила Дедушку Мороза, и стали хором рыдать, а когда одна девочка крикнула: «Я знаю! Дедушка умер. У нас так сосед упал и его на кладбище увезли!», детское горе вылилось в дружный рёв. За Дедом Морозом приехала милиция, и чтобы успокоить детей, на виду у них «арестовала» Бабу-Ягу с Лисой.

Нравственность падала с катастрофической скоростью. Столичное министерство давало накачку, и Ручкин появлялся дома только глубокой ночью, чтобы уже в 06.00. ехать на работу. Не понимали люди новых моральных установок власти, а примеры в прессе и по телику, из жизни благовоспитанных датчан или шведов только вызывали тихие алкогольные протесты.

Кузьма Трофимович решился на отчаянный шаг. На совещании у губернатора предложил на Рождество закрыть все пункты продажи алкогольных напитков. Ошибочка, конечно, вышла. Нельзя быть святее самого Папы. Губернатор от такой инициативной наглости побагровел как Дед Мороз к концу рабочего дня. Он сам хотел внести подобное предложение для обсуждения, но его хамски опередили. Теперь народ был спасён, правда он никогда не узнает, кому благодарно кланяться.

– Ты, Кузьма Трофимович, запретами-то работы себе не облегчай, а думай, как поднять мораль в рамках действующего законодательства! – Отрезал губернатор.

Конец ознакомительного фрагмента.