Постдемократия - Колин Крауч

Это оптимистическое представление о нынешней демократии ничего не говорит о фундаментальной проблеме власти корпоративных элит. И эта тема ста­нет главной в следующих частях настоящей работы. Но существует также важное различие между дву­мя представлениями об активном демократическом гражданине, которые в оптимистических дискуссиях оставляются без внимания. По первому представле­нию имеется позитивное гражданство, когда группы и организации сообща создают коллективные иден­тичности, осознают интересы этих идентичностей и самостоятельно формулируют требования, осно­ванные на них, которые они предъявляют полити­ческой системе. По второму — негативный активизм обвинений и недовольства, когда главной целью по­литики оказывается призыв политиков к ответу, ко­гда их голову кладут на эшафот, а их публичный об­раз и частное поведение подвергаются тщательному изучению. Этому различию прекрасно соответствуют две различных концепции прав граждан. Позитивные права делают акцент на возможности участия граж­дан в жизни своего политического сообщества: пра­во голоса, создания и членства в организациях, полу­чения достоверной информации. Негативные права — это права, которые защищают индивида от других, особенно от государства: права на защиту в суде, пра­ва на собственность.

Демократия нуждается в обоих этих подходах к гражданству, но в настоящее время все большую роль играет негативная составляющая. Это вызывает осо­бое беспокойство, потому что именно позитивное гражданство отвечает за созидательность демокра­тии. С пассивным подходом к демократии негатив­ную модель, при всей ее агрессии против правящего класса, объединяет идея, что политика, по сути, яв­ляется делом элит, которых недовольные наблюдате­ли обвиняют и стыдят, обнаруживая, что те допусти­ли какую-то провинность. Парадоксальным образом всякий раз, когда мы думаем, что какой-то провал или катастрофа разрешаются, когда неудачливый ми­нистр или чиновник вынужден уйти в отставку, мы играем на руку модели, которая считает правитель­ство и политику делом небольших групп элиты, при­нимающей решения.

Наконец, могут задать вопрос о силе движения к «открытому правительству», прозрачности и от­крытости для расследований и критики, что можно было бы считать важным политическим достижением неолиберализма за последнюю четверть XX столетия, если бы эти шаги не сопровождались мерами по уси­лению государственной безопасности и секретности.

можно привести немало соответствующих примеров.

Во многих странах происходит ощутимый рост пре­ступности и насилия и страха перед иммиграцией лю­дей из бедных стран в богатые и перед иностранцами вообще. Все это достигло своей наивысшей симво­лической точки в убийственных и самоубийствен­ных ударах исламских террористов по Соединенным Штатам 11 сентября 2001 года. С тех пор Соединенные Штаты и Европа получили как новые оправдания для государственной секретности и отказа в праве над­зора за действиями государства, так и новые полно­мочия для слежки за своим населением и вторжения в частную жизнь своих граждан. Вполне вероятно, что в последующие годы многие достижения в прозрач­ности правительств 1980-1990-х годов будут сверну­ты: останутся лишь те, что отвечают глобальным фи­нансовым интересам.

АЛЬТЕРНАТИВЫ ЭЛЕКТОРАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ

Другое свидетельство, опровергающее мой тезис об ослаблении демократии, происходит из оживленного мира различных групп давления, которые становятся все более влиятельными. Не служат ли они олицетво­рением здорового позитивного гражданства? Сущест­вует опасность чрезмерной сосредоточенности на по­литике в узком партийном и электоральном смысле и незамечания ухода творческого гражданства с этой арены на более широкую арену гражданских групп. Можно сказать, что организации в защиту прав че­ловека, бездомных, третьего мира, окружающей сре­ды и не только создают гораздо более широкую демо­кратию, потому что они позволяют нам выбрать чет­ко определенную область, тогда как партийная работа требует от нас поддержки общей программы. Кроме того, спектр возможностей для деятельности оказыва­ется гораздо шире простого содействия избранию по­литиков. А современные средства коммуникации вро­де Интернета облегчают и удешевляют организацию и координацию деятельности новых групп.

Этот аргумент звучит весьма убедительно. Не то чтобы я был с ним полностью не согласен — ив нем, как мы увидим в последней главе, можно найти не­которые ответы на наши нынешние трудности. Но он также выявляет некоторые слабые места. Нам нуж­но прежде всего провести различие между теми ви­дами гражданской активности, которые преследуют, по сути, политическую программу, стремясь добить­ся действий, принятия законов или совершения рас­ходов со стороны государственных властей, и тем, что решают задачи напрямую и пренебрегают полити­кой. (Конечно, некоторые группы в первой катего­рии также могут заниматься прямым решением задач, но здесь это не главное.)

В последнее время выросло число гражданских групп, которые открыто выступают против полити­ческого участия. Отчасти это отражает нездоровье самой демократии и распространенное циничное от­ношение к ее способностям. Особенно это касается Соединенных Штатов, где недовольство левых моно­полизацией политики со стороны крупного бизнеса сливается с правым неприятием сильного правитель­ства в превознесении неполитической гражданской добродетели. Вспомним необычайную популярность среди американских либералов книги Роберта Пат-нэма «Чтобы демократия сработала» (Патнэм, 1996). В ней представлено довольно идеализированное опи­сание того, как в различных частях Италии на уров­не сообществ безо всякого участия государства сло­жились сильные нормы и практики сотрудничества и доверия. Итальянские критики отмечали, что Пат­нэм игнорировал фундаментальную роль локальной политики в поддержании этой модели (Bagnasco, 1999; Piselli, 1999; Trigilia, 1999).

Великобритании также появилось множество самых различных групп взаимопомощи, сообществ, схем присмотра за районами и благотворительной деятельности, отчаянно пытающихся заполнить не­достаток заботы и ухода со стороны слабеющего го­сударства всеобщего благосостояния. Большинство этих видов деятельности представляют большой ин­терес и ценность и заслуживают всяческого одобре­ния. Но именно из-за того, что они отворачиваются от политики, их нельзя назвать признаком здоровья демократии, которая по определению является поли­тической. И такая деятельность вполне может про­цветать в недемократических обществах, в которых политическое участие либо опасно, либо невозможно и в которых государство, как правило, остается без­различным к социальным проблемам.

Сложнее обстоит дело со вторым типом организа­ций — политически ориентированными кампания­ми и лобби, которые хотя и не стремятся оказывать прямое влияние или завоевывать голоса, но все же оказывают непосредственное влияние на государ­ственную политику. Подобные формы жизни свиде­тельствуют о сильном либеральном обществе, но это не то же самое, что сильная демократия. Посколь­ку мы так привыкли к идее либеральной демокра­тии, мы сегодня склонны не замечать того, что здесь действуют два отдельных элемента. Демократия тре­бует примерного равенства всех граждан в их ре­альной способности влиять на политические ре­зультаты. Либерализм требует свободных, широких и разнообразных возможностей для того, чтобы вли­ять на такие результаты. Это связанные и взаимоза­висимые условия. Разумеется, максимальная демо­кратия не может процветать без сильного либерализ­ма. Но это две разные вещи, и иногда между ними даже возникают противоречия.

Это различие прекрасно понимали буржуазно-ли­беральные круги XIX столетия, которые очень остро сознавали наличие противоречия: чем сильнее акцент на равенстве политических возможностей, тем выше вероятность появления правил и ограничений, на­правленных на сокращение неравенства и угрожаю­щих акценту либерализма на свободе и многообразии форм деятельности.

Приведем простой и важный пример. Если не вво­дить никаких ограничений на средства, которые пар­тии и их друзья могут использовать для своего про­движения, и на виды медиаресурсов и рекламы, кото­рые могут быть куплены, тогда партии, пользующиеся поддержкой богатых, будут иметь значительные пре­имущества на выборах. Такой режим поощряет либе­рализм, но ограничивает демократию, так как здесь отсутствует единое пространство соперничества, ко­торого требует критерий равенства. Именно так об­стоят дела в американской политике. И наоборот, го­сударственное финансирование партий, ограниче­ние расходов на избирательные кампании, правила, касающиеся приобретения времени на телевидении в политических целях, позволяют обеспечить при­мерное равенство и, следовательно, содействуют де­мократии, но за счет ограничения свободы.