Угнетатель 2 - Юрий Ра

акции не подойдут. Опять же звуковой фон в средневековом лагере отличается от шума военного лагеря техногенного мира. Не рокочут генераторы, не взревывает подъезжающая броня, не звучит музыка из палаток или из передвижного клуба, как вариант, борделя. Так что тихаримся как тараканы на кухне строгой хозяйки.

Наша первая цель — заслон перед воротами замка. И не то, что он помешал бы выслать посыльных на лошадях, но бяку сотворить могли. Стрелой в лошадь попасть или доложить, что гонцы поскакали. А за гонцами могут и погоню отрядить прямо по горячим следам. Причем ночью тут никто в галоп скотину не погонит, эдак можно без коня остаться. Короче, расклад такой, что эту ночь заслон не переживет. Показываю бойцам, пока еще можно шепотом разговаривать, почему я не разрешаю часовым коротать время у костра. Бедолаг и впрямь видно издалека, а сами они хрен кого разглядят, даже слона в десятке метров не увидят, кстати слоны очень тихо передвигаются, у них на ногах подушки мягкие.

Что-то я про слонов вспомнил? Нет, мы не на слонах атакуем, скотина жрет много, а серит и того больше, такую в замке держать одно разорение. Это я от волнения, давно заметил за собой, как неохота что-то начинать, сразу в голове такие мысли умные рождаются на любую тему акромя дела. Идиоты стоят, сидят и даже лежат, укутавшись в тряпьё за палисадом, временными укреплениями. Кто-то молча бдит, кто-то тихо переговаривается с товарищем, кто-то храпит, но все ориентированы в сторону нападения вероятного врага. Или в данном случае — в сторону вероятного нападения реальных нас. А мы-то как раз подвели королевских бойцов — зашли им в спину. Нехорошо вышло, но переигрывать не будем. Кто сегодня первый в моём отряде кричит «Ура»? Как никто не кричит? Ну я так не играю, не до игр мне.

Медленно вышли на позицию, медленно расставились для стрельбы. Было бы лето, воткнули бы по нескольку стрел в землю перед собой, а сейчас нет — влажная земля налипнет на наконечник и повлияет на выстрел. Руки опущены, стрелы на тетивах, дыхание ровное, что там в глазах, не вижу — темно. Вполголоса командую: «Давай!» Тут же парни заработали как механизмы, их задача пустить в видимых противников, в темноту рядом с ними, в неясные контуры по пять стрел. А потом по моей команде кинуть луки на землю и бежать на добивание. Всё как в футболе — резкая атака, прессинг перед воротами противника и добивание.

Каждый солдат должен знать свой маневр. Пусть они сдавленно матерятся на тренировках и громко поносят меня в таверне, когда я далеко. Зато сейчас десяток просто выполнил свою задачу, не потеряв никого. Зачистка происходила под тихие вскрики раненых, переводимых в разряд убитых, под хеканье и матерки напавших. На десяток бойцов противника пришлось сорок стрел с бронебойными наконечниками. Спасибо горящим кострам, все, кто был на ногах получили минимум по паре стрел. Те, кто вскакивал, тоже. Один сильно тормознутый или оцепеневший от ужаса не поднялся до самого конца, от страха он даже закричать не смог, так и умер лёжа.

По моей команде трое побежали вокруг палисада, отыскивая потенциальных звездочетов и сирунов, двое метнулись за брошенными луками. Остальные избавили трупы от уже ненужной им экипировке. Я приказал забрать всё оружие и щиты, даже полное гов… некачественные образцы. Всё ценное они и сами догадаются взять, выучка позволяет. Десять минут, и мы выходим из временного укрепления в сторону ворот. На всякий случай у троих помимо меня руки заняты только щитами и мечами, мы боевое охранение мародерки. В таком порядке доходим до ворот.

Отстукиваю условленный сигнал, отвечаю не неминуемый вопрос: «Кто там?» Чуть не ляпнул сакраментальное: «Это я почтальон Печкин, принес газету про вашего мальчика», это меня отпускать начало. А рановато, мы еще не всё сделали. Пока мой отряд относит в кордегардию хабар, наблюдаю, как гонцы выводят через калитку своих лошадок. Им теперь пешочком топать, ведя транспорт в поводу, пока не рассветет. Вспомнил, как в детстве также в поводу вел по грязи велосипед. Да, лошадь удобнее, грязь на колеса не налипает. Помню, тогда они вообще перестали крутиться, волоком пёр. Однозначно, лошадь удобнее.

Из темноты вынырнул отец:

— Как прошло, Дорд?

— Как по писаному, без потерь и лишнего шума. Так что всё по плану. Один нюанс — грязновато там, дай нам побольше времени, минут сорок, а потом начинай.

— Хорошо. Сильно там не рискуй.

— Где я, и где риск? Ты ж знаешь, я ежели испугаюсь чего, так вообще не полезу.

— И правильно. Лучше умный и живой, чем мёртвый и дурак. Вот еще, я сейчас на стене стоял, требушиты чуток видно, так что не совсем вслепую бабахать буду.

— Пушку осматривал, не проржавела?

— Обижаешь, я свою лапочку чуть не самолично после каждой стрельбы маслом смазываю. Уже Анна ревновать начала. Тебе еще не рассказывал, мы с девочками порой такие маневры устраиваем! Они отличными бабахерами стали.

— Кем?

— Ну этими, которые бабахают! Порой даже орудийную прислугу заменяют, вроде вертихвостки, а с оружием бой-бабы! А всё ты, Дорд! Превратил сестер в воительниц.

— Я рад за них, лучше уметь защищаться и никогда не попасть в переделку, чем не уметь и нарваться. Всё, мы пошли!

И мы пошли. По договоренности с отцом нашей задачей было нападение на лошадей, если их бросят охранять. Я был в дичайшей уверенности, что умные люди вспомнят подробности нашей прошлой военной компании и будут ждать меня и моих диверсантов. Будут ждать ночь, вторую… на третью в лагере начнется смертоубийство и разгром. Что сделает боевое охренение? Охренеет и бросится ловить меня среди разрушаемых осадных машин? Я бы так и сделал. А эти? Или поступят также, или никуда не сорвутся без команды, которая не поступит ввиду сильной занятости командира… так что ясно, что ничего не ясно.

А ведь у нас был план «Б», по которому мы без героизма доползаем до табуна и просто закидываем его стрелами. Когда я его озвучивал, не только благородные, даже мой десяток отворачивал глаза и морщился. Что примечательно, никто ничего не сказал. Ни одной фразы, позволяющей понять, что об этом думают бывалые вояки. А думали они примерно одно и тоже: «Из какой бездны тебя сюда принесло?», это было видно по кончикам подрагивающих хвостов, по выпущенным из подушечек пальцев когтей, по красным огонькам в прищуренных глазах. Во