Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я думала о свадьбе днями напролет. И позже я ухватилась за нее, как калека хватается за трость.
Однажды, за несколько месяцев до нашей свадьбы, мы с моим будущим супругом прогуливались по ухоженному парку и вдруг увидели в отдалении жениха и невесту, вытянутых по струнке перед группой людей. Они держались прямо, как две фигурки на праздничном торте. Гости сидели на раскладных стульях в лучах послеполуденного солнца, и мы подкрались подслушать, прячась за нагромождением камней, стараясь сохранять серьезность, но всё время срываясь на хохот. Я не видела лица жениха, он отвернулся, но невеста стояла лицом ко мне. Они обменивались клятвами, а священник вторил им вкрадчивым голосом. Когда он произнес слова в богатстве и в бедности, прекрасная невеста так расчувствовалась, что по ее щеке побежала слезинка. Ей пришлось остановиться и собраться с духом, чтобы закончить свою клятву.
Когда мы отошли, я сказала, что слова клятвы слишком поверхностные, глупые и материалистичные, чтобы из-за них плакать. С другой стороны, мы ничего не знали про финансовую сторону этой истории.
В день нашей свадьбы мы с женихом стояли в нише эркерного окна перед дюжиной гостей – нашими семьями и близкими друзьями, – повторяя брачные клятвы за регистрирующим.
Потом что-то произошло. Когда я произнесла слова в богатстве и в бедности, во мне проснулась та самая невеста. На глаза навернулись слезы так же, как у нее. В моем голосе проступили те же эмоции, что и в ее голосе прежде, только я ничего на самом деле не почувствовала. Это была копия, заранее записанная на пленку, оказавшаяся в моем владении. Та невеста вселилась в меня ровно в ту секунду, когда мое присутствие было необходимо больше всего. Как будто меня там вовсе не было – это была не я.
Когда я вспоминала этот момент в последующие месяцы и даже годы, я испытывала отвращение. Ведь этот момент должен был стать одним из самых красивых в моей жизни. Некоторым людям день их свадьбы напоминает о любви, но, учитывая мои воспоминания, я не уверена, что замужество вообще можно назвать моим.
До своего мужа я жила только с одним мужчиной, моим бойфрендом из старшей школы. Он был первым, которого я по-настоящему любила. Мы думали, что будем вместе вечно и что если даже расстанемся, то в конце концов всё равно вернемся друг к другу.
Перед тем как съехаться, мы жили в крохотных раздельных комнатках в одном коридоре на втором этаже захудалого общежития. Он сидел за своим столом и писал пьесы, а я сидела за своим и тоже писала пьесы. Однажды вечером, околачиваясь возле моей двери, он подслушал мой разговор с подругой. Я рассказывала, как запала на одного фотографа в Нью-Йорке, и признавалась, что мне бы хотелось встречаться с ним. Фотограф предложил мне пожить с ним в роли его девушки и по совместительству ассистентки. Прежде чем уехать из родного дома в Торонто, он сделал несколько моих фотографий, очень удачных, и я до сих пор иногда думала о нем.
Моего парня это очень ранило; он почувствовал себя преданным и начал ревновать. Той же ночью, пока я спала, он стащил мой ноутбук и до утра печатал на нем, успев вернуть его на стол до моего пробуждения.
Утром я обнаружила на экране подробный синопсис пьесы о моей будущей жизни, о каждом ее десятилетии. Машинально просматривая этот текст, пока в окне за спиной вставало солнце, я чувствовала нарастающее чувство страха. По моим щекам потекли слезы, а я всё продолжала поглощать картину жизни, которую он набросал ночью: красочную, едкую и наполненную всеми жуткими событиями, которые, как он думал умом и сердцем, были бы для меня самыми обидными.
В этой истории желание встречаться с фотографом из Нью-Йорка привело меня на шаткую дорожку, где мне было суждено слоняться от одного бессмысленного проекта к другому с осадком вечной неудовлетворенности, всё дальше и дальше отдаляясь от добра, соблазняя мужчин и бросая их. В это время автор пьесы обрастал славой, влиянием и любящей семьей, а я стремительно приближалась к увяданию, к отвратительному, извращенному концу, а мои вечные поиски не увенчались ничем, кроме одиночества и зияющего отсутствия любви. Финальная сцена изображала меня стоящей на коленях возле какой-то мусорки – потасканная беззубая шлюха, с воняющей, как скисшее молоко, пиздой, – я из последних сил делаю минет нацику, выжимая из этого мира последнюю крохотную каплю любви. Я спрашиваю нациста, ощущая угасание последней искры надежды в сердце: «Ты меня любишь?» – на что он отвечает: «Конечно, крошка», а затем поворачивается, одним движением руки грубо пихает мое лицо в свою волосатую задницу и срет. Занавес.
Я очень старалась забыть об этой пьесе, но никак не могла. Чем больше я изгоняла ее из памяти, тем сильнее она отпечатывалась у меня в душе. Она поселилась во мне, как зерно, которое уже словно проросло корнями в мою жизнь. Убедительность каждой строчки пьесы преследовала меня; я была уверена, что автор видит меня насквозь, ведь это был первый мужчина, который полюбил меня. Я твердо решила действовать так, чтобы начисто стереть развитие пьесы из головы, чтобы закопать подальше от сердца то разлагающее зерно, которое он во мне обнаружил – или посадил сам.
Какую же власть имеют девушки над парнями, чтобы заставить тех писать такие вещи! И какую власть эти парни имеют над девушками, если им удается внушить девушкам, что они видят их настоящую судьбу. Мы не отдаем себе отчета в том воздействии, которое оказываем друг на друга, но оно существует – и еще как.
В течение моего замужества почти каждую среду по вечерам наша квартира заполнялась дымом сигарет всех наших друзей.
Друзья выпивали в наших комнатах и целовались на пожарной лестнице. Поначалу казалось, будто в наших стенах происходит что-то невероятно важное. Дом ломился от людей и от яств: сыра, и винограда, и хлеба, и вина, и алкоголя на любой вкус.
Но через два года таких вечеринок я стала наблюдать за происходящим из угла и задаваться вопросом: «Зачем мы вообще устраиваем эти вечеринки?» Зачем мы так собираемся? Мы пытались доказать, что у нас есть всё, что надо, потому что мы постоянно устраивали тусовки, но мне начинало казаться, что, кроме них, у нас ничего и не было. Если бы кто-то из будущего мог посмотреть на то, что мы тогда выстраивали, я уверена, они бы сказали: «Это могли построить только рабы».
Сквозь двери
- Том 2. Пролог. Мастерица варить кашу - Николай Чернышевский - Русская классическая проза
- Разговоры о важном - Женька Харитонов - Городская фантастика / Короткие любовные романы / Русская классическая проза
- Откуда взялся этот Клемент? - Кит А. Пирсон - Детектив / Русская классическая проза
- Хроники города М. Сборник рассказов - Владимир Петрович Абаев - Русская классическая проза / Прочий юмор / Юмористическая проза
- Мне всегда будет 44 - Ляйсан Юнусова - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Война - Луи Фердинанд Селин - Русская классическая проза
- Ковчег-Питер - Вадим Шамшурин - Русская классическая проза
- Скрытые картинки - Джейсон Рекулик - Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Барин и слуга - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Милые люди - Юлия Гайнанова - Менеджмент и кадры / Русская классическая проза