Измена. Тайный наследник - Алиса Лаврова

держит руки, я понимаю, что мысль эта приходила ему в голову не раз. Как он мог поделиться этой мыслью со мной? Ведь если бы он сделал это, он бы упал в моих глазах. Как же, великий князь-дракон, и испытывает сомнения в том, что угоден богам. Нет, делиться подобными страхами мой князь точно не стал бы. И не только со мной, но и с Виктором, нашим жрецом и представителем святого культа дракона в нашем замке.

— А ты уверен, что все делаешь правильно, муж мой? — спрашиваю я его, продолжая смотреть в его глаза, — что если ты ошибаешься? Что, если привести в дом этих девушек было ошибкой, которая может разрушить все, что мы с тобой строили эти годы? Представь на мгновение, что чувствую я. Разве в сердце твое не закрадываются сомнения, когда ты ранишь самую близкую тебе душу — свою истинную?

Я чувствую, что если сейчас он ответит на мой вопрос честно, если он покажет, что его самого терзают сомнения. Если сможет переступить через свою гордость и прислушаться к своему сердцу, довериться той любви что была между нами все эти годы. Если он сможет сказать правду мне в глаза, я открою ему правду о сыне, который теперь живет у меня под сердцем.

Я чувствую, что еще есть шанс, что я смогу простить его, есть шанс, что я смогу представить, что то, что он сделал — это отчаянный шаг запутавшегося в себе человека, а не хитрая уловка, для того, чтобы устроить гареем в моем доме и заставить меня смириться с этим.

Я твердо уверена, что боги не благословили бы то, что сделал Каэн. И свидетельством их благосклонности служит наследник князя Сандерса, сердце которого я чувствую в себе.

Князь колеблется. В это мгновение мне кажется, что он осознает важность своего ответа. Я жду, что он скажет с замиранием сердца.

Как только он начинает говорить. я по его тону чувствую, что все безвозвратно потеряно. Он не переступит через себя.

— Я никогда и ни в чем не сомневаюсь, Анна. И если я принял решение — значит оно было взвешенным, обдуманным и угодным богам. В противном случае я бы просто отказался от этой идеи, — отрезает он и отходит от окна. Оставив меня наедине с солнцм, которое теперь немилосердно бьет мне в лицо, словно бы наказывая меня за мою глупую надежду.

— И ты думаешь, что я просто приму это как есть? — спрашиваю я, поворачиваясь к нему.

— А какой у тебя есть выбор, дорогая моя? — спрашивает он, — ты моя жена и моя истинная — эту связь не разорвать. Ты либо смиряешься с тем, что я делаю, либо проводишь свою жизнь в глухом одиночестве, где-нибудь в поместье своих родителей. Не думаю, что ты выберешь для себя такой путь. Какой бы набожной ты ни была, тебе нравится бывать в свете и нравится красоваться и блистать в обществе.

— Ты так уверен?

Он подходит ко мне и берет мое лицо в свои ладони.

— Ты принадлежишь мне, Анна, — тихо говорит он и я чувствую его дыхание на своих губах, а его руки, прикасающиеся к нежной коже на моем лице, будоражат меня, — так решили боги. Но даже если бы они решили иначе и не соблаговолили сделать тебя моей истинной, я бы не пожалел прожить тысячу одиноких и безрадостных жизней, чтобы только иметь шанс стать твоим истинным.

Он целует меня в губы и я чувствую, как обжигающий огонь любви проносится по всему моему телу, так же, как это происходит всегда, когда мой истинный целует меня.

Он отрывается от моих губ и говорит:

— Я люблю тебя, Анна, больше своей жизни, но я вынужден сделать тебе больно, чтобы спасти нас.

— Ты спасаешь только себя, — хочу ответить я, но понимаю, что мои слова ничего не изменят. Во взгляде князя я вижу только твердую уверенность в том, что он делает. И ответить ему я могу только молчанием. Если бы он только знал, что скрывается за ним.

— Нам пора ехать, — говорит он, и берет меня за руку.

Я покорно иду рядом с ним, но чувствую, как душа моя рвется прочь.

Тебе придется пожалеть, Каэн, но будет поздно что либо изменить.

Глава 7

Карета едет мягко, так что я едва ощущаю вибрацию колес, стучащих по мостовой. Каэн держит меня за руку, и смотрит в окно со своей стороны. Мимо проплывают иссушенные от недостатка дождей яблоневые деревья. Они словно бы рифмуют все произошедшее сегодня, напоминая об изменчивости судьбы и о разбитых надеждах.

О чем он думает сейчас? Неужели ему ничуть не жаль меня?

Да, драконы жалости не знают. И это правильно. Но я никогда не думала, что эта аксиома пройдется по моей жизни, оставляя после себя огромную трещину, которую уже не заделать, не починить, не сделать вид, что так и было.

Я так глубоко погружаюсь в собственные размышления, что вздрагиваю, когда Каэн начинает говорить.

— Старик чем-то взволнован, — голос его звучит тихо, — похоже, сегодня он собирает нас, чтобы сообщить дурные вести.

Я поворачиваюсь и смотрю на его профиль. Я знаю, что лучше всего молчать и ждать, когда он сам продолжит говорить.

Стариком Каэн зовет императора. Мне известно, что император созывает всех князей нечасто, особенно в последнее время, когда его болезнь прогрессирует с такой силой. Он боится показываться на людях, чтобы слухи о серьезности его недуга не вышли за пределы двора, но сегодня явно особенный день, когда возможные риски перевешивает необходимость.

— Что же это может быть? — не выдерживаю я.

— Не хотелось бы пугать тебя, Анна, поэтому пока что я воздержусь от предположений.

Я высвобождаю руку из руки князя. Он поворачивает лицо ко мне и смотрит мне в глаза.

В сердце, в эту минуту,