Маскаль: Врата Ада - Александр Орлик

- Еще вопрос? – спросил я. Он, даже не слушая вопрос, сам ответил…

- Да. В Зоне – каждый сам за себя. Всё мерится, чего-то стоит, даже информация, даже дружба. Безжалостные законы не имеют в лексиконе слова жалость и пощада. И мне придётся либо жить по этим законам, либо умереть.

Я молча для себя сделал вывод – придётся жить. Очень хочется…

Остаток пути мы провели в молчании. Луны не было видно, небо было затянуто пеленой облаков, вдалеке, где, как я предполагал, должен был быть центр Зоны, периодически мелькали всполохи. Представляю как отсюда, в Приграничье, выглядят Выбросы. Как они выглядят в Зоне, особенно на открытой местности рядом с Центром, никто рассказать не мог – человек в лучшем случае быстро погибал, в худшем же превращался в зомби и долго шастал еще, с постепенно отмирающим головным мозгом и разлагающимся телом. Какая-то невиданная сила заставляла тело с мертвым мозгом оживать, двигаться, выполнять какие-то действия, день ото дня всё менее напоминающие нормальную человеческую жизнь. Говорили, что это духи-астральщики вселяются в тела, насквозь пропитанные аномальной энергией Зоны, и управляют ими посылом электрических импульсов в центральную нервную систему. Система кровообращения в работе организма не участвует, тело постепенно окоченевает и не чувствует боли, и единственное, пожалуй, чувство зомби, о котором знаем мы, живые – это чувство голода. В пользу этой гипотезы говорит и тот факт, что окончательно убить зомби можно, отделив его голову от туловища, причем на любой стадии умирания его тела. Иначе он шевелится и агрессивен даже если расчленён - но отделённые члены мертвы и ускоренно разлагаются.

Посёлок сталкеров выглядел несколько странно. Дома тут были самые разные, в основном – явно привезенные сюда из окрестных деревень старые необшитые срубы, кое-где просто стояли тентовые или надувные палатки, дымились трубы многочисленных землянок.

Одна из них больше напоминала дот, возвышаясь над всем поселением пятиметровой толстостенной бетонной башней с горизонтальными узкими щелями, через которые на четыре стороны света высовывались длинные стволы тяжёлых крупнокалиберных пулемётов. Рядом с входом в башню, оборудованным по всем правилам фортификации, был небольшой, опять же врытый в землю бетонный сарай без окон и дверей. Поговаривали, что там у Бульбы, хозяина Бара «Амиго», как тут с юмором называли это фортификационное сооружение, склад.

Бульба, судя по слухам, был уроженцем соседней Белоруссии, в пользу чего говорили его плотные связи с неразговорчивыми и подтянутыми белорусскими военными из контингента ООН, которые частенько приезжали к Бульбе «на разговор».

Бармены, они же торговцы, были в Зоне на особом счету: они же скупали и сбывали артефакты – хабар, они же занимались снабжением, одним им известными способами добывая всё необходимое сталкерам – конечно же за их счет и с большим собственным интересом.

При барах частенько жили несколько разнокалиберных девиц неопределённого возраста, как правило, выглядевших «слегка заспанно» и служивших единственной помимо спиртного и мордобоя забавой и отдушиной местной публики. Некоторые из них по вечерам в баре со скуки или за вознаграждение устраивали недурные и главное – развратные эротические шоу, мало что общего имевшие с гордо присвоенным им названием Стриптиз-шоу. Но народу явно нравилось.

Всё это я узнал немного позже, хронологию событий первых дней восстанавливать нет ни нужды, ни желания. Да и давно было…

Первый визит в прокуренный, с клубящимся густым дымом (явно не только сигаретным, явственно тянуло анашой) бар я запомнил на всю жизнь.

Мы припарковались на посыпанной щебенкой площадке около круглой, высотой с пятиэтажный дом, толстой и явно очень прочной бетонной башни, и как ни странно, помимо нашего чудо-автомобиля там стояло несколько подобных совершенно неприметных УАЗов и Жигулей, как правило, весьма с виду старых и невзрачных.

Мой спутник даже не попытался залезть в багажник, просто молча кивнул мне на вход в подвальное помещение, огороженный бетонными перилами с узкими амбразурами – это всё что мне удалось рассмотреть при неверном свете луны, проглядывавшей урывками из-под облаков.

У входа, внутри, в небольшом предбаннике наподобие тех, что устраивают пухнущие от чужих денег банкиры, за толстым, глушащим голос стеклом сидел некто, очевидно охранник, потребовавший выложить из карманов металлические вещи. Выложив ключи от дома, перочинный нож и монеты, вслед за спутником я прошел в соседнее помещение, куда выложенное в пластиковой корзинке было неведомым образом перенесено.

Узкий коридор вёл в довольно большой, освещенный большим количеством керосиновых фонарей зал, где в густом дыму виднелись столики у стен, огромная, во всю длину помещения барная стойка с высокими табуретами и до блеска отполированными стальными трубами, упирающимися со стойки в потолок.

Вся эта конструкция была выкрашена черной и серебристой краской, местами потёртой, и производила впечатление активно используемой.

В баре было много мужчин разного возраста, причем в глаза бросалось отсутствие молодёжи. Почти все присутствующие были с сединой в волосах, средний возраст явно был старше тридцати.

Раздавалась приглушенная музыка – играла то попса, которую слушали еще наши отцы, то классика – рок-н-роллы. Ничего более современного не угадывалось даже близко – что и понятно, юных дрочеров и наркотов тут явно не водилось.

Рыбак кивнул на моё предложение угостить его чем-нибудь с дороги, и молча прошел вглубь зала, занял грубый, застеленный аляповатой расцветки клеёнкой столик. Подошел коренастый, темноволосый, лысеющий мужчина в серой толстовке, джинсах. Картину дополняли большой посеревший от времени и многочисленных пивных пятен фартук от пояса до колен и кобура с револьвером, прямо как у киношного героя боевиков. Не смотря на непривычный вид, кобура и потертая рукоять револьвера не вызвала у меня желания улыбнуться.

Он молча, но явно привычно кивнул Рыбаку и положил на стол захватанный лист бумаги – не вчера отпечатанное на невесть откуда взявшемся в этой глуши принтере меню.

Как вчера его видел – запомнил почти все пункты.

Килька в томате 1 банка – 10Б

Яйцо варёное 1шт – 1Б

Яичница за каждое яйцо – 1Б

Шпроты, банка – 10Б

Тушенка белорусская, говяжья – 20Б

Тушенка белорусская, свиная – 20Б

Тушенка другая – 10Б

Рыбная консерва другая -10Б

Женщина – 200Б

Чай, 1 стакан – 1Б

Водка, 100 грамм – 10Б

Хлеб – 10Б

Ассортимент не поразил моё воображение. Конечно, впоследствии я узнал, что этот список был далеко не полон, и каждый мог спросить себе всего, чего угодно, получив либо сразу, либо после короткого раздумья цену – и принять решение о заказе.

Но в тот момент я чувствовал себя инопланетянином.

Мы заказали по двести грамм водки и по 4 яйца в яичницу, с батоном хлеба, оказавшимся серым, черствоватым «ГУЛАГовским» кирпичом. Впрочем, откуда тут было взяться нормальным продуктам?

Выпили по сто грамм залпом. Поели.

Рыбак сказал:

- Сейчас иди к Бульбе, говори о работе. Не обещай, посоветую что и как.

- А если спросит, как я сюда попал и зачем? – спросил я

- Не спросит. Нас давно пасут, всё и так понятно, нехотя ответил Рыбак и подал малозаметный знак мужику с револьвером.

Тот молча подошел, и не дожидаясь, пока я задам вопросы, молча пошел через горклый дым зала. Народу прибыло, становилось тесновато и душно, от большинства мужчин в зале шёл запах немытых потных тел, пороха, костра и кислой крови.

Мы прошли длинным коридором к массивной, явно бронированной двери в толстой бетонной стене.

Мой провожатый постучал в нее рукоятью револьвера – иные звуки сквозь неё явно не проходили.

Нам открыли сразу, за дверью стоял здоровенный брюхатый мужик без левой руки и с кожаной повязкой, закрывавшей потерянный левый глаз. Его когда-то явно интересное лицо было разрыто плохо зажившим рваным шрамом от какого-то жуткого ранения.

Он так же молча облапал меня правой рукой с грубыми ладонями, и, не найдя оружия, молча кивнул в сторону второй стальной двери чуть дальше по проходу.

Я подошел, взялся за ручку и открыл ее неожиданно легко. За дверью была небольшая, освещенная двумя толстыми свечами, стоящими на столе в углу на помятых алюминиевых тарелках, комната, в глубине которой стоял огромный стол, забитый оружием и цинками с патронами. По стенам шли ряды металлических, явно военного предназначения стеллажей с амуницией и утварью, разнообразия которой моя речь пересказать не может.

За столом сидел мужик лет шестидесяти, седой, с огромной лысиной почти во всю голову, с умными холодными глазами.

–Добро пожаловать! – эта фраза так неожиданно мягко и приветливо прозвучала в его устах, что я даже засомневался в реальности происходящего, тем более что выпитые двести грамм «берёзовой» уже вовсю шумели ветерком у меня в голове.