В чужом отражении (СИ) - Лошкарева Виктория Витальевна

Рациональная часть меня пыталась найти причину, по какой Соболеву приспичило вызвать меня на открытие центра.

Допустим, он узнал, что я знаю – и что? Мы живём раздельно… да и вообще, измена – в наше время не криминал.

Или, вот ещё: возможно, утром Соболев сам ещё не знал про центр. Ему могли сообщить позже : вряд ли бы он поехал на его открытие, если бы не приезд премьера.

Да, подумала я, это самое рациональное объяснение. Соболеву сообщили о приезде премьера уже после нашей встречи. В результате он поменял свои – и мои – планы.

А Анька?

Я надеялась, что уже завтра сестра найдется. Если нет, съезжу к ней после открытия центра – чтобы просто удостовериться, что с сестрой всё хорошо.

Глава 4

Утром я проснулась свежая, как парниковый огурчик: удивительно, но выпитая накануне целая бутылка шампанского не дала никакого похмелья.

Отказавшись от пробежки, я сделал себе кофе – и долго пила его на балконе, пытаясь ещё раз прокрутить в голове вчерашние мысли.

Утром всё казалось… куда менее драматичней, чем ночью.

То, что Анька не ответила на мамины телефонные звонки и пропустила «деловую» встречу ещё ни о чем не говорит. Моя сестра могла найти… более обеспеченного клиента, только и всего.

И вообще, какой смысл Соболеву что-то делать с Анькой – он и так уже заставил её расплатиться за все её грехи.

Без пяти минут девять я вышла из дома: машина с Мариной уже стояла возле моего подъезда.

— Мы опаздываем, Яна Владимировна, — изображая дурашливый кукольный тон, издевательски пропела Марина.

Я поглядела на часы — ровно девять. Но вслух препираться с секретаршей не стала: если ей нравится считать, что я опоздала, почему бы не доставить ей такое маленькое удовольствие. Может, после этого она будет чуть счастливей.

Я растянула рот в похожей улыбке и протянула в похожем на её тоне:

— Мы не можем себе этого позволить.

Забравшись в машину, я вытянула шею и, продолжая подражать Марине, ласково произнесла в сторону водителя.

-Мчите нас, милейший.

Бритые затылки впереди дружно ухнули, но вовремя закрыли рот, не давая ни малейшего повода для своего увольнения.

Интересно, кого это они опасаются: меня или эту диву в настоящих лабутенах?

Мне всё равно. — Мне давно было всё равно.

Салон, куда меня привезли, естественно, был самым дорогим и неприступным не то, что у нас в городе – в целой области. Только селебритис, жены высших чиновников и олигархов.

Ну, как бы понятно, что в другое место привести меня и не могли.

Пока одна команда приводила мою тушку в божеский вид, другая бегала с платьями и туфлями к стилисту, который о чем-то тихо переговаривался с моим супругом: слишком бледным и нервным парень казался для простого телефонного разговора.

Я же послушно сидела в кресле, позволяя профессионалам делать с собой всё, что заблагорассудится. В конце концов, приду домой – смою; главное пережить сам день.

А Маринка злилась. Пила шампанское из высокого бокала (и это в девять утра!), жрала тепличную клубнику – и бесилась оттого, что её на праздник жизни не позвали.

Дурочка.

Спустя два с половиной часа меня, наряженную как новогодняя ёлка – в смысле, со вкусом, но дорого и богато одетую – выпустили наружу.

Стилист, вручивший мне белое платье – футляр и бежевые шпильки, позаботился о том, чтобы все это оттенялось тяжелыми золотыми украшениями, которые, зная Соболева, точно были настоящими.

Главное, не думать, сколько это всё может стоить… а какая, впрочем, разница, всё равно меня никто не грохнет и даже не похитит.

Не посмеют.

Затормозившая возле крыльца иномарка не оставила мне много времени для размышления: за мной, оказывается, уже приехали.

Один из телохранителей открыл пассажирскую дверь – и я нырнула в автомобиль, аккурат по крыло своего супруга.

Соболев повернулся и смерил меня с ног до головы.

— Сойдет? – спросила я, так и не дождавшись ни единого слова приветствия.

Выкинув руку, Соболев схватил меня за подбородок и несколько раз больно дернул моё лицо в разные стороны.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— У тебя синяки под глазами, — рявкнул он, скривившись.

Синяков не было. Да и после того огромного количества масок, которые мне делали перед макияжем, сам макияж — даже если бы какие-то синяки и были, он бы вряд ли что-то смог заметить.

Однако, чувствуя, что супруг раздражён, я благоразумно промолчала.

Соболев же зло смотрел мне в глаза.

— Я не позволю своей жене спиваться, — процедил он сквозь зубы. – Если ты не можешь вести себя адекватно, то твоя свобода на этом закончена.

— Мне надо отчитываться перед тобой за каждый выпитый бокал спиртного? – сделав вид, что я не поняла причины наезда, ровным тоном поинтересовалась я. – Тебе не кажется, что это уже слишком.

— Не слишком, — отрезал Соболев. – Мне не нравится получать фотографии моей жены, бухающей в одиночестве на балконе, даже если эти фото сделаны моей собственной службой безопасности.

— Ооо, мне тоже не все фото нравятся, — энергично закивала я головой. – А от некоторых видео вообще воротит, но что поделать - такова жизнь.

— О чем ты? – впился в меня взглядом Соболев. Я мысленно дала себя подзатыльника: дура, зачем надо было открывать рот!

— … о том, что мне не нравится, когда твои охранники лезут в мою частную жизнь, — попыталась я как-то выкрутиться.

Соболев усмехнулся.

—Ты привыкнешь к этому. Когда-нибудь.

Но я не хотела.

Не хотела привыкать, не хотела оставаться его женой – не хотела даже сидеть с ним в одной машине. Когда –то я сделала огромную ошибку, подумав, что мужчина, с которым я познакомилась – самый чудесный человек на свете. Но это была именно что ошибка.

… это случилось не в суде. Тогда меня так покоробил его циничный взгляд, что не осмелилась больше смотреть в его сторону, заставив себя сконцентрироваться на наброске.

Он же просто исчез, появившись в моей жизни спустя несколько недель – как будто совершенно случайно.

Я возвращалась с работы привычным маршрутом, врубив в наушниках своего любимого Ханса Зиммера.

— Девушка, — услышала я чей-то голос рядом. Почувствовав на своём плече мужскую руку, я обернулась. – У вас сумка открылась.

И мужчина – тот самый, из суда – протягивал мне кошелёк и связку ключей. – У вас выпало.

— Спасибо, — я машинально потянулась за своими вещами, не избежав прикосновений к пальцам его раскрытой ладони.

Обычно про такое пишут в любовных романа: про всякие молнии чувств и обжигающие прикосновения, но… я и правда почувствовала что-то странное. Так, будто я коснулась своей судьбы.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Мне бы принять это за предостережение, убежать куда подальше, но я как дура замерла под взглядом удивительных мужских глаз.

— А я вас знаю… вы ведь в суде недавно были, да? – первым задал этот вопрос мужчина.

Я кивнула.

— Да… я рисовала там.

У мужчины высоко поднялась бровь, поэтому пришлось пояснять:

— Судья не разрешил видео или фотосъёмку, но на рисунки это не распространяется.

— Ааа… так вы художница?

Я замотала головой.

— Вообще-то, я архивист. Просто рисую хорошо.

Мужчина, рассмеявшись, покачал головой.

— Умница и красавица… мне повезло. А я – Дмитрий.

Он пристально посмотрел на меня и зачем-то повторил своё имя уже с фамилией:

— Дмитрий Соболев.

— Яна Белых, — представилась в свою очередь я, на всякий случай добавив: — Вы простите, я не особенно за процессом следила… Вы – один из следователей по этому делу, да?

Лицо Соболева сделалось непроницаемым.

— Следователь? – переспросил он, мило улыбаясь.

— Ну, прокуроры были в форме… А следователи вроде работают в гражданском. Или я ошибаюсь?