Последний Исход - Вера Петрук

Серкет, стоявший впереди, внимательно выслушал Аттея, и когда тот закончил, простер к ним руки, словно желая обнять странников, от которых еще веяло жаром такыра и зноем. Арлинг замешкался, гадая, что мог означать этот жест, но тут один юноша, который пришел с Аттеем, отделился от остальных и, подойдя к Скользящему, опустился перед ним на колени. Он так и остался сидеть у ног серкета, тогда как тот продолжал стоять с простертыми к ним руками.

«Бертран», — догадался Регарди, вспомнив, как звали настоятеля Пустоши. Всех ли гостей встречал лично главный жрец Нехебкая, или долгое отсутствие новых учеников, вызванное войной и вмешательством Подобного, заставило его изменить традиции? Человек, предавший имана, не имел права улыбаться. Волна неприязни захлестнула, усилившись, когда раздался голос врага.

— Я приветствую вас с особым удовольствием. То, что вы хотите предпринять, есть славнейшая из задач, но она нелегка. Прежде чем пройти Испытание Смертью, вы должны в совершенстве овладеть телом и разумом, забыть о себе и жить только для того, чтобы славить имя Нехебкая.

Положив руку на макушку коленопреклоненного юноши, Бертран сказал с улыбкой, заглядывая в его глаза:

— Можешь ли ты сделать это?

— О, Бертран-дар, сделай меня достойным служить Нехебкаю! — с жаром ответил тот, добавив к имени настоятеля уважительное слово, и Регарди склонил голову, скрывая эмоции. Слишком много безумной преданности звучало в голосе будущего серкета, но Бертран остался доволен.

Подойдя к каждому из учеников, настоятель задал тот же вопрос: «Будешь ли ты следовать путем Нехебкая под моим водительством?», и все они ответили: «Буду».

Наконец, он приблизился к Аттею, Арлингу и Сейфуллаху, которые стояли поодаль.

— Ты проделал большую работу, Аттей, — обратился он к учителю самрийской школы. — Мое благословение всегда с тобой. Эти юноши станут новой надеждой серкетов.

Аттей почтительно склонился, но от Арлинга не ускользнуло напряжение в поклоне кучеяра. Он стоял перед Бертраном, словно жертва перед хищником, хотя Аттея вряд ли можно было назвать беспомощным. А когда Бертран отвернулся, обратив внимание на Регарди, Аттей едва заметно выдохнул, словно опасался, что помимо приветствия настоятель скажет что-то еще.

— И тебя мы рады видеть в нашей обители, учитель Амру из Школы Дальнего Берега, — повернулся Бертран к Арлингу. — Чувствуй себя, как дома, и не беспокойся за своего ученика. К нам уже приводили таких больных. Мы вылечим его, и он еще долго сможет служить Нехебкаю.

За годы служения Сейфуллаху Регарди научился хорошо кланяться, поэтому вложил в поклон Бертрану столько уважения, почтения и благодарности, сколько это было возможно. Аджухам, который любил повторять, что у Арлинга перестает гнуться спина, когда дело касается поклонов, остался бы им доволен. Настоятель еще какое-то время смотрел на него, но Регарди не поднимал головы, опасаясь, что проницательный глаз серкета разглядит слепоту нового «учителя». Наконец, Бертран кивнул, словно соглашаясь с собственными словами, и покинул их, шелестя мантией. Официальная часть приветствия закончилась, но халруджи еще не верилось, что серкеты приняли их. Слишком легко поверили им жрецы, слишком быстро пустили в свой дом.

Ощущение ловушки не покинуло и тогда, когда к ним подошел Скользящий, который представился Веором и сказал, что проведет их туда, где они смогут отдохнуть. Погрузив Аджухама на носилки, слуги Нехебкая понесли его по шатающимся мостам, заверив Арлинга, что он сможет навещать больного в любое время.

Регарди не стал противиться, решив, что дарует мучительную смерть каждому серкету, кто посмеет его обмануть. Передав Сейфуллаха Скользящим, он направился за Аттеем и другими учениками, не теряя из внимания Аджухама. Впрочем, серкеты не солгали и понесли Сейфуллаха туда же, куда двигалась вся их группа.

Просторная зала, в которую они попали, была гораздо меньше первой пещеры. Почувствовав запах сухой травы, Арлинг вскоре наткнулся на циновку и тюфяк со свежей соломой. Убедившись, что жрецы с Сейфуллахом зашли в соседнюю пещеру, откуда тоже пахло соломой и травами, Регарди вздохнул с облегчением — пока все шло по плану.

Заняв циновку поближе к выходу и, притворившись, что спит, он принялся изучать голоса и запахи Пустоши, но многоголосый шепот серкетов, бродивших по веревочным мостам, убаюкивал и притуплял сознание. Хотелось последовать его зову и, уткнувшись носом в подстилку из жесткого сухостоя, забыться долгим сном, оставив суету и тревоги мира. Ученики из группы Аттея сопротивлялись этому зову недолго, и вскоре пещера наполнилась тяжелым дыханием уставших людей.

Подумав о Сейфуллахе, Арлинг прислушался к соседней комнате. Дыхание Аджухама было глубоким и спокойным. Так дышат люди, которые передумали умирать, выбрав жизнь. Мысль о том, что он сумеет вылечить Сейфуллаха травами, украденными у серкетов, теперь казалась самоуверенной. Скользящие знали, как бороться со спирохетой, да и второй переход через пустыню Аджухам вряд ли бы пережил. Ему нужен был покой. И время.

Но Арлинг не знал, было ли оно у имана. Учитель мог находиться в любой из сотни пещер. Регарди потребовалось бы не меньше недели, чтобы заглянуть в каждую. Размышляя о том, как пробраться хотя бы в одну из них, он не мог избавиться от ощущения, что имана в подземелье не было. «Серкеты держат его наверху, в башне», — шептал внутренний голос, не давая ни малейшей подсказки о том, как в нее проникнуть. Регарди хотел бы, чтобы время превратилось в мягкое, липучее тесто, которое он растянул бы настолько, чтобы хватило на все его планы. Но оно было старой, сухой жилой давно умершего зверя, которая морщилась и истончалась с каждой секундой.

* * *

Утром Аттей уехал.

— Это мой тридцать пятый поход, — сказал он при прощании. — За всю жизнь я привел в Пустошь семьдесят учеников, но очень немногие стали серкетами. Думаю, причина в солукрае, ведь, говорят, мы не знаем истинного учения Изгнанного. Раньше я оставался в Пустоши на все время, пока мои ученики проходили Испытание. Или не проходили. Сейчас не могу. Мне кажется, я, как Нехебкай, застрял между миром богов и людей. Словно Индиговый, я стремлюсь к людям, к жизни, люблю шумные кучеярские города и школу, но проходит время и меня неизменно тянет назад, туда, где я вырос, в Пустошь. А когда я возвращаюсь, мне становится не по себе, хотя Бертран всегда уговаривает меня остаться. Что-то здесь не так, вот уже несколько лет не так. Хочешь, пойдем вместе. Я провожу тебя до иштувэгского тракта.

— Спасибо, Аттей, но мое место рядом с моим первым учеником, — покачал головой Арлинг. — Я дождусь его исцеления и отправлюсь назад, как только он пройдет Испытание. Или не пройдет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});