Чары кинжала - Катарина Керр

— Ну что ж, — грустно улыбнулся Мэйкин, — прощай, Джилл.

— Прощай, Мэйкин — ей вдруг захотелось заплакать. — Спасибо за то, что ты был добр ко мне.

Мэйкин махнул рукой, в его глазах были слезы. Джилл обернулась на своем неудобном сиденье и помахала в ответ, когда они начали спускаться с холма.

В нижней части деревни росла дубовая роща, посвященная Белу, богу Солнца и повелителю всех богов. Среди мощных дубов располагалось деревенское кладбище. Хотя на могиле Сериэн не было надгробного камня, как на могилах людей побогаче, Джилл знала, что она никогда не забудет, где мама нашла свой последний приют. Как только она подвела отца к могиле, Каллин вновь начал причитать, рыдая. Он бросился на землю, приник к могиле всем телом, как будто пытался передать земле свое горе, ища у нее поддержки. Джилл перепугалась и замерла.

Каллин затих, долго лежал безмолвно, затем выпрямился.

— Я привез в этот раз твоей маме подарок, и, ей-богу, она его получит.

Каллин достал из ножен свой серебряный клинок, срезал им кусочек дерна, а потом начал рыть, словно барсук, неглубокую ямку. Он достал из-под рубашки блестящий браслет, и Джилл увидела узкую витую змейку из чистого золота. Каллин положил его в ямку, засыпал землей и прикрыл дерном.

— Прощай, моя любовь, — прошептал он, — за время моих скитаний я никого не любил кроме тебя, и я молил богов, чтобы ты верила мне, когда я говорил тебе об этом.

Он поднялся, затем вытер лезвие своего клинка о штаны.

— Больше я скорбеть напоказ не буду. Но запомни, Джилл, что я любил твою маму.

— Я запомню, папа. Обещаю.

Весь день они двигались по дороге, ведущей на восток, — по узкой грязной колее, проложенной между остроконечными холмами среди сосновых лесов. Когда они проезжали вдоль полей, поросших молодыми зелеными злаками, фермеры провожали взглядом боевого коня и всадника с ребенком за спиной. Джилл устала трястись на своем неудобном сиденье и совсем закоченела, но Каллин был так погружен в свои мрачные мысли, что она боялась заговорить с ним.

Уже в сумерках они пересекли бурную реку и подъехали к окруженному стеной городу Эверби. Каллин спешился и повел лошадь под уздцы узкими извилистыми улочками, а Джилл тем временем, крепко вцепившись в седло, испуганно смотрела по сторонам широко раскрытыми глазами. Она ни разу в жизни не видела так много больших домов. Наконец они добрались до обшарпанного постоялого двора, позади которого виднелась конюшня. Хозяин поприветствовал Каллина, окликнув его по имени и дружески похлопав по плечу. Джилл до того устала, что даже не в состоянии была поесть. Каллин, взяв ее на руки, поднялся вверх по лестнице в грязную узкую комнату и положил Джилл на постель, которую устроил, накрыв своим плащом соломенную подстилку. Она заснула раньше, чем он успел задуть пламя свечи.

Когда Джилл проснулась, в комнате никого не было. Теперь комната была полна света, и девочка могла рассмотреть ее. Она поднялась с подстилки, испуганная, стараясь вспомнить, как она оказалась в этой чужой пустой комнате, в которой не было ничего, кроме груды одежды, лежавшей прямо на полу. 'Понадобилось несколько Минут для того, чтобы Джилл смогла припомнить, что накануне папа приехал за ней в деревню и забрал ее с собой. Вскоре вернулся Каллин, неся в одной руке кипяток в медной чашке, а в другой — ломоть хлеба:

— Поешь, малышка.

Джилл жадно набросилась на хлеб с орехами и смородиной.

Каллин тем временем поставил на пол чашку, достал из сумки мыло и осколок зеркала и устраивался на полу на коленях, чтобы побриться. Он всегда брился своим серебряным клинком. Когда отец вынул его из чехла, Джилл увидела изображение, выгравированное на лезвии, — парящий сокол. Этим знаком были отмечены все вещи Каллина.

— Папа, кинжал, похоже, очень острый? — спросила Джилл.

— Да, конечно, — отозвался Каллин и начал бриться. — Ты видишь, он не чисто серебряный — он сделан из сплава. Поэтому он не темнеет так быстро, как чистое серебро, и лезвие долго не тупится, этот сплав прочнее любой стали. Только несколько серебряных дел мастеров во всем королевстве знают его секрет и никому не открывают эту тайну.

— Почему не открывают?

— Откуда я знаю? Такие уж они скрытные люди… Я говорил тебе, что не только тот, кто изгнан или опозорен, может купить себе такой клинок. Любой воин может раздобыть серебряный кинжал и разъезжать с ним повсюду… вроде как чтобы показать себя… а затем вступить в отряд.

— Ты должен доказать, что можешь хорошо сражаться?

— Не просто хорошо, а отлично, — Каллин брился точными, короткими движениями. — Это, конечно, кое-что значит, но это не все. И у серебряных кинжалов есть свои понятия о чести. Мы все не ангелы, это так, но мы не воруем и не убиваем. Знатные лорды знают об этом, поэтому они доверяют нам и пользуются нашими услугами. И если пара негодяев придет в отряд и запятнает нашу репутацию, мы все умрем с голоду.

— Папа, а почему ты решил стать серебряным кинжалом?

— Не разговаривай с набитым ртом. Я не хотел, но другого выбора у меня не было, вот и все. Я не такой дурак, чтобы зарабатывать с клинком на жизнь просто потому, что мне так хочется.

— Я не понимаю.

Каллин продолжал, стерев остатки пены с верхней губы тыльной стороной ладони:

— Ну, ни один человек не станет кинжалом, если он имеет возможность вести приличную жизнь в крепости. Иногда люди поступают необдуманно и совершают такие глупости, из-за которых им заказан путь в приличный отряд. И когда такое случается… ну, тогда носить клинок — намного лучше, чем чистить конюшни или что-нибудь в этом роде. Тогда хотя бы ты зарабатываешь на жизнь, сражаясь как мужчина.

— Разве ты мог сделать глупость?!

Губы Каллина дрогнули в мимолетной улыбке.

— Выходит, что мог. Когда-то давным-давно твой папа был всадником в Керморском отряде, но потом сам накликал на себя беду. Никогда не позорь свое имя, Джилл. Послушай меня. Позор прилипает к тебе, как грязь липнет к рукам. Мой лорд выгнал меня, и правильно сделал. И мне ничего не оставалось, кроме длинной Дороги.

— Кроме чего?

— Длинной Дороги. Так серебряные кинжалы называют свою жизнь.

— Папа, а что ты такое сделал?

Каллин повернулся и бросил на нее такой холодный взгляд, что Джилл даже испугалась: не собирается ли он ударить ее?

— Когда ты поешь, — сказал он, смягчившись, — мы пойдем на базар и купим тебе какую-нибудь мальчишечью одежду. Платье не годится для езды верхом, да и мало ли что ждет нас в пути.

Джилл поняла, что у нее больше никогда в жизни не хватит смелости снова задать ему этот вопрос.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});