Ирод Великий - Юлия Андреева

Не в силах поверить в столь благоприятный исход дела, и все еще ожидая, что учитель метнет мне в спину нож, я выскочил из его кабинета, чуть ли не кубарем слетел с лестницы, остановившись только перед коморкой почтенного Гордиана Каллидуса, по прозвищу Умник, злая судьба которого толкала его ныне обучать иудейскому величайшего в мире плута сиречь меня!

Глава 3

Представлять меня всесильному министру еврейского царства Иудея, почтенному и благородному отцу Ирода Антипатру досталось личному другу учителя, давнему, и как я понял, хорошему, точнее хорошо прикормленному знакомцу Криспину Марцию Навусу. Как мне сказали, не «тайных дел мастеру», иначе можно было бы подумать, будто кругом лишь теневые воины. Скромные послушники черной луны, благородные адепты Прозерпины и Плутона. Да, ни в коем случае! Путных шпионов, по настоящему талантливых воров всепроникающих убийц-невидимок во все времена по пальцам можно было сосчитать. Вот и почтенный Криспин Марций не вор, и уж никак не «паук». А можно сказать – приличный человек о двух жалованиях. Не шпион, а совсем напротив, «опекун», человек, сводящий воедино ниточки шпионской сети в каком-нибудь определенном районе. Пестующий, находящих в его ведение «тайных дел мастеров», всегда в тени, словно и не при делах.

Впрочем, в том, что не за карие блестящие очи на выкате он получает возможность доить сразу же двух золотых коровушек, я убедился буквально сразу же, когда тот начал представлять меня главному министру Гиркана II отцу Ирода Антипатру. На мое счастье, разговор шел на греческом, так что я понимал каждое слово.

Я просил. Чтобы ты привез наставника для моих детей. Того. Кто научил бы их языку свободных граждан Рима и тому, как следует им держаться в присутствие членов сената, окажись они там. А ты приводишь тощего отрока. Которого еще самого требуется учить и воспитывать.

Кому как не тебе, досточтимый Антипатр сын Антипаса известно, что глупо и неосмотрительно разглядывать лишь внешнюю сторону предмета, в то время как у последнего имеется и иная, скрытая часть, подсмысл, подтекст, если угодно.

Я затаил дыхание, боясь пропустить хоть слово, при этом, избегая пялиться на главного министра Иудеи и римского прокуратора напрямую, то есть, упер взгляд в дивный стол на одной ножке, похожий на тот, что отец привез откуда-то из азиатских стран. Сия моноподия [14] обладала невиданной круглой столешницей, на ножке из цельной слоновой кости. Столешница, как утверждал отец, была сделана из дерева цитруса, который стоил баснословных денег. Впрочем, столешница у нас дома состояла из двух кусков, в то время как столешница на моноподии Антипатра была цельной! Что делало столик настоящим произведением искусства, да и стоить он мог… Резкий голос Антипатра вывел меня из задумчивости.

Ну, и какой подтекст скрывает в себе этот неощипанный куренок? Чем он лучше учителей. Которые были у моих детей до него?

Разговаривая, мы вышли из приемного зала в сад. Ума не приложу. Как эти евреи умудряются напяливать на себя кряду столько разнодлинного барахла в такую жарищу. Добавьте к этому зачастую ни разу не тронутые ни ножом, ни ножницами длинные густые волосы и бороды. У придворных закрученные в пряди и скрепленные в прическу множеством заколок волосы. М-да…

– Ты спрашиваешь о теневой стороне этого юноши, – Марциалий Нунна Алауда кивнул в мою сторону. И я тут же вскинулся и застыл, выпятив грудь и глядя в одну точку, ни дать, ни взять, легионер перед центурионом, – чем плохи учителя – римляне… учителя, быть может, присланные самим Цезарем, или его многочисленными приближенными? – Они плохи тем, что заранее получили четкое указание, чему стоит обучать твоих сыновей. А что знать им не положено. В то время, как это бесхитростное дитя просто общаясь, ненавязчиво преподаст как все то, что дал бы на его месте любой более-менее сносно образованный римлянин, так и то, что тот утаил бы из опасения сделать твоего отпрыска более понимающим, а, следовательно, более сильным. Впрочем, было бы ошибкой рассматривать Квинта как учителя. Ирод волен взять его писцом или оруженосцем. Пусть мальчик сделается доверенным слугой юноши. Слугой и другом. В ненавязчивой беседе он быстрее, нежели убеленные сединами мудрецы сумеет преподать, как наилучшим образом показать себя при дворе. Он расскажет, о чем сплетничают на рынках. Где продаются лучшие лошади, и можно рассчитывать на радушный прием. Квинт Публий Фалькс, кстати, его прозвище Фалькс – означает трудолюбивый серп, что красноречиво говорит о старательности и работоспособности молодого человека. К слову, он принадлежит к хорошему, хотя и не богатому семейству, и знает все то, что должен знать мальчик в его лета. Заметь, он не аристократ, и его почтенные родители не относятся ни к какой партии, а значит, он не станет проводить здесь их волю. Он сирота, и не успел после школы устроиться к господину – его не будет разрывать между любовью к своей семье и долгом перед твоими детьми. Что же до искусства понравиться членам сената, можешь поверить на слово, там ценится хорошее воспитание и умение держать язык за зубами. Способность заводить полезные знакомства и говорить на интересующие всех темы, разбираться в оружие и моде, нравиться женщинам. Неужели ты полагаешь, что старый пердун приставленный к твоим чадам наставником, расскажет им историю о любовных похождениях патрициев. Об их хваленой добродетели? А ведь именно способность не лезть за словом в суму, наряду с умением вовремя ввернуть в канву разговора шутку – наилучшим образом способны отрекомендовать молодого человека как весельчака, и открыть перед ним двери во дворцы вельмож и спальни самых изысканных дам.

Ты прав, – Антипатр почесал бороду, – к тому же другу скорее доверишь сокровенное, вовремя сообразишь обратиться за советом и помощью. Решено. Ты убедил меня, и я беру пожалуй твоего Квинта, и завтра же ты вместе с ним отправишься в Идумею к сыновьям.

«Трудолюбивый серп» – вот как, стало быть, расшифровал мое прозвище почтенный «опекун». Что же, нет ничего лучше, чем, представляя молодого человека его будущим хозяевам, расхваливать его работоспособность и похвальное трудолюбие. Кстати, «нувус» – усердный. Слово простое, как не прочитай, с какой стороны не подступись. Другое дело «фалькс» – это не только «серп», хотя «серп» тоже. Скорее уже «фалькс» это железный кривой нож, который можно применить как в хозяйственных целях – серп, коса, так и на боевой колеснице. Сам я, правда, этих колесниц не видел, отец рассказывал. Вот где настоящая жатва начинается, вот где ужас! Так и вижу – с бешеной скоростью несется по полю колесница, лошади в мыле, возница щелкает кнутом. А вокруг летят руки, ноги, головы. Не сами летят – колеса утыканы смертоносными косами фальксами. И косят эти косы, собирают кровавую жертву во имя Марса.

Но и это не все, «фалькс» это еще и особое осадное орудие – стенобитный багор с крюком в виде серпа. Раз забьешь такую хрень в стену, обратно она уже не выйдет.

Вот и получается, что «фалькс» он и серп и вроде как не совсем серп. Мне лично это прозвище еще в школе дали, когда, отлучившись без разрешения, я столкнулся с пьяной ватагой патлатых галльских парней, что отбеливают пряжу и стирают одежду недалеко от школы Старого Лиса, подальше от Рима. Подальше потому как вонь от их заведения такая – воробьи в полете дохнут, а соседские кумушки жалуются, будто шкурки их домашних любимцев, от мерзлого воздуха начинают ощутимо пованивать. Да и как не завоняешь тут, когда отбеливают вещи мочой собранной со всего Рима.

В общем, я не нашел ничего лучшего, как сказать в тот день одному парню, из тех, что давят ногами грязное белье, что он вонючка и грязнуля. Был я пьян, и не подумав оглянуться окрест, возьми да и брякни, что мыться ему вонючке такому нужно, правильно сказал, против истины не погрешил. А они тут, откуда ни возьмись, оравой подлючей и набежали.

С десяток галльских чужаков, по виду только что из леса своего поганого выперлись, против меня – гражданина Рима, и не с голыми руками, собаки. А при мне только нож кривой и не очень чтобы длинный. В общем, привязал я ножик к поясу и начал им воздух резать, не обращая внимания на последствия. Скольких ранил, скольких жизни лишил, про то боги ведают.

Насилу отбился. Так потом учителя меня нарочно с пол года из школы не отпускали, мести опасались. А Старый Лис, в честь боя у прачечной мне прозвище дал Фалькс – серп.

Только, уместно ли о таком министру говорить? Кабы воину великому, примпилу, легату… дабы знали, с кем дело имеют. Тут же совсем другая притча, тут молчать нужно, скромность и похвальную робость перед вельможами наизнатнейшими являя.

Глава 4

Не буду описывать тяготы пути, дорога как дорога, уберегли боги от лихих людей, и на том спасибо. Да и что я – женщина или изнеженный аристократ, чтобы жаловаться на зной и песчаные бури, не редкостные в тех краях.