Севастополь: Женщины. Война. Любовь - Татьяна Копыленко

Севастопольцы стояли стеной.

Севастопольцы продолжали бить врага.

Раненых становилось все больше, люди волновались – но не о том, что им грозит смерть, а о том, что они не могут сейчас же встать с больничной койки и вернуться в строй – бить врага.

В короткие минуты передышки от бомбежек Маша читала им книги, когда-то принесенные из Морской библиотеки. Особенно и раненым, и медикам нравились рассказы о настоящих событиях. Одним из любимых был рассказ о бриге «Меркурий».

Маша помнила, какое глубокое впечатление произвел на нее этот рассказ. Для нее рассказ из славной истории Российского флота был не только связан с восхищением подвигом русских моряков, но и с личными переживаниями – о том самом дне, когда она познакомилась с Михаилом.

1829 год. Русско-турецкая война.

Майским днем три русских корабля – 44-пушечный фрегат «Штандарт», 20-пушечный бриг «Орфей» и 20-пушечный бриг «Меркурий» – крейсеровали у выхода из пролива Босфор.

Турецкий флот, состоявший из 6 линейных кораблей, 2 фрегатов, 2 корветов, 1 брига и 3 тендеров, заметил русские корабли, и неприятельская эскадра с охотничьим азартом кинулась за ними в погоню.

На «Штандарте» подняли сигнал: «Избрать каждому курс, каким судно имеет преимущественный ход». Для быстроходных «Штандарта» и «Орфея» не составило труда оторваться от неприятеля, а вот тяжелый «Меркурий» начал отставать.

Турецкие линейные корабли «Селимие» и «Реал-бей» уже начали догонять российский бриг. Шансов на спасение у «Меркурия» практически не было – по огневой мощи неприятельские корабли превосходили 20-пушечный «Меркурий» почти в десять раз.

То, что бой неизбежен, – это было ясно всем, а вот на то, что он закончится благополучно для «Меркурия», надежды почти не было.

Когда раздались первые выстрелы с турецких кораблей, командир «Меркурия» капитан-лейтенант Александр Казарский созвал военный совет. Давняя воинская традиция давала право первым высказать свое мнение младшему по чину.

«Нам не уйти от неприятеля, – высказал свое мнение поручик Корпуса флотских штурманов Иван Прокофьев. – Будем драться. Русский бриг не должен достаться врагу. Последний из оставшихся в живых взорвет его».

Позже Казарский, которому тогда было всего 28 лет, и который к тому времени уже был награжден золотой саблей за бои под Варной в 1828 году и снискал заслуженную славу одного из самых храбрых офицеров Черноморского флота, написал в своем донесении адмиралу Алексею Грейгу простые слова, за которыми стоял выбор почти неминуемой гибели, но непреклонной решимости: «… Мы единодушно решили драться до последней крайности, и если будет сбит рангоут или в трюме вода прибудет до невозможности откачиваться, то, свалившись с каким-нибудь кораблем, тот, кто еще в живых из офицеров, выстрелом из пистолета должен зажечь крюйт-камеру».

Когда офицерский совет закончился, капитан Казарский обратился к матросам и канонирам своего брига с призывом не посрамить чести Андреевского флага. И команда поддержала своего командира: экипаж «Меркурия» будет до конца верен своему долгу и присяге – лучше смерть, чем капитуляция; лучше бой, чем покорный спуск флага.

Капитан Казарский прекрасно знал и сильные и слабые стороны своего брига, «Меркурий» на ходу был тяжелым, и в сложившейся ситуации его спасти могло только искусство команды и офицерского состава – грамотное маневрирование и меткость канониров.

Некоторое время «Меркурий» благодаря умелому маневрированию успешно уклонялся от залпов вражеских кораблей, но затем все же попал между обоими кораблями, и с корабля капудан-паши «Селимие» закричали по-русски: «Сдавайся! И убирай паруса!».

Чего ожидали турки в ответ на это требование?

Безропотного выполнения этого «приказа»?

Серьезно?

«Меркурий» ответил залпом всей артиллерии и дружным ружейным огнем.

Этот ответ туркам точно не понравился – оба турецких корабля открыли по бригу непрерывный огонь. «Меркурий» загорелся, но пожар удалось потушить.

Искусство канониров «Меркурия» сослужило бригу хорошую службу: был поврежден гротовый рангоут стопушечного «Селимие», и это заставило его лечь в дрейф. Корабль потерял боеспособность.

Для «Селимие» бой с «Меркурием» закончился поражением.

«Реал-бей» продолжил сражение и бил по «Меркурию» продольными выстрелами, которых было невозможно избежать даже самым искусным маневрированием.

«Меркурий» отстреливался. Искусство канониров брига снова совершило чудо – им удалось перебить нок-фор-марс-рею «Реал-бея», и ее падение обрушило за собой лисели. Корабль потерял боеспособность.

Для «Реал-бея» бой с «Меркурием» закончился поражением.

Как впоследствии писал в своем рапорте капитан Александр Казарский: «Урон в команде брига состоялся из четырех убитых и шести раненых нижних чинов. Пробоин в корпусе оказалось 22, повреждений в рангоуте 16, в парусах 133 и в такелаже 148; сверх того, разбиты гребные суда и повреждена карронада».

Как при таком количестве ранений бриг «Меркурий» продолжал сражаться?

Как?

Как???

Капитан Казарский во время боя был контужен в голову, но, несмотря на это, оставался на мостике и командовал сражением до самой победы.

Свой рапорт капитан Казарский завершил словами благодарности своей команде, он писал: «Не нахожу слов для описания храбрости, самоотверженности и точности в исполнении своих обязанностей, какие были оказаны всеми вообще офицерами и нижними чинами в продолжение этого трехчасового сражения, не представлявшего никакой совершенно надежды на спасение, и только такому достойному удивления духу экипажа и милости Божией должно приписать спасение судна и флага Его Императорского Величества».

14 мая 1829 года Александр Казарский и экипаж «Меркурия» навсегда вписали свои имена в славную историю Российского флота.

В тот далекий майский день они шли на верную гибель, но не склонили головы перед врагом.

И победили.

Мужество командира «Меркурия» и его экипажа оценил даже неприятель.

В конце мая 1829 года штурман «Реал-бея» написал такие строки:

«Если на свете и существуют герои, чье имя достойно быть начертано золотыми буквами на Храме Славы – то это он, и называется он капитан Казарский, а бриг – „Меркурием“. С 20 пушками, не более, он дрался против 220 ввиду неприятельского флота, бывшего у него на ветре».

Бриг «Меркурий» был награжден кормовым Георгиевским флагом и вымпелом, его командир и экипаж также получили награды.

На Матросском бульваре в Севастополе по инициативе адмирала Михаила Лазарева на деньги, собранные моряками, в 1834 году был заложен памятник бригу «Меркурий», а его открытие состоялось в 1839 году. Создатель этого стройного, гармоничного проекта – академик архитектуры Александр Брюллов.

На высоком гордом постаменте выбита лаконичная и емкая по смыслу надпись: «Казарскому. Потомству в пример».

Памятник беспримерному подвигу капитана Александра Ивановича Казарского и экипажа брига «Меркурий» стал первым памятником, который был воздвигнут в Севастополе.

И раненые, и медики слушали этот рассказ затаив дыхание и молча смахивая слезы гордости за своих предшественников. Среди ада, который враги устроили в Севастополе, его защитники вдохновлялись примерами славной истории России и думали не о том, как спасти свои жизни, а о том, как выстоять, как разгромить врага.

Последний штурм начался 7 июня 1942 года. Все атаки немцев отбивались защитниками города. Фашисты несли колоссальные потери, но у них была возможность каждый день отводить в тыл остатки частей, побитых севастопольцами, и бросать в бой свежие силы. А вот защитников Севастополя заменять было некем.

И даже при этой, тяжелейшей для Севастополя ситуации, чтобы преодолеть несколько километров до моря, гитлеровцам потребовалось 14 дней, немецкие войска потеряли пятьдесят тысяч убитыми.

Наши войска несли потери, и пополнение, доставляемое с Большой земли, было недостаточным. Оружия не хватало – патронов, снарядов; особенно тяжелым был недостаток зенитных снарядов – немецкие самолеты контролировали небо.

Севастополь удержать было невозможно.

Но город продолжал сражаться.

За себя.

За всю страну.

В июне 1942 года бои разгорелись с новой силой. В течение нескольких дней все госпитали были почти заполнены, но битва продолжалась, и раненые все поступали и поступали. Врачи и медсестры с огромным трудом еле успевали оказывать бойцам необходимую помощь, но продолжали работать – круглосуточно, без отдыха.

Враг продвигался, и медикам часто приходилось перемещаться в тыл, из подземных защищенных помещений переходя в обычные дома, под бомбежку и обстрелы. Так было в госпиталях, разместившихся в Стрелецкой бухте, где под фашистским обстрелом, когда вокруг рвались снаряды и падали бомбы, работа по спасению жизней продолжалась: в нечеловеческих условиях врачи и медсестры, гражданские врачи продолжали свою поистине героическую работу.