Мама для Совенка (СИ) - Боброва Екатерина Александровна

— Кто знает, как хорошо ты учился в школе, — пробормотала, не рассчитывая на ответ, но ей ответили. Мужчина развернул лицом к себе, впиваясь злым взглядом.

— Сомневаешься в моих силах, чужачка?

Нависший над головой здоровяк, который был шире ее раза в два, мог задавить просто прижав к стене — даже меч не понадобился бы. И как-то сразу вспомнилось, что русский здесь понимают и надо бы следить за языком.

— Опасаюсь чужих технологий.

Мужчина хмыкнул, склонился еще ниже. Юля с удовольствием бы отступила, но за спиной была разорванная грань пространства. Пришлось терпеть.

— Опасаться здесь стоит только меня. И, чужачка, разве в твоем мире не принято говорить «вы» тем, кто выше?

— Ты хотел сказать — старше? — уточнила Юля. Нет, а что? Хочет — «вы», будет ему уважительное обращение к старшему поколению. — В моем мире если тебе тыкают в лицо, нечего ждать вежливости в ответ.

— «Вы», — поправил воин, — не заставляй меня повторять, а с возрастом, о котором ты говорила, мы разберемся после. Нас ждут, — он подхватил ее подмышки, точнее попытался, потому как Юля со словами:

— «Вы говорили», — шагнула спиной вперед. Нечего ее таскать, она и сама пойдет, а варвару придется выучить, что уважение должно быть взаимно.

Юля сглотнула, прогоняя тошноту, — в этот раз переход прошел легче, огляделась. Они находились в гигантском, размером со стадион зале. Высокие колонны, расходясь лепестками кверху, поддерживали сводчатый потолок. Здесь было светло — хотя окон заметно не было — мягкий свет излучали поверхности, а еще было много белого — точнее белым было все. И на белом полу Юля сразу выцепила темное пятно — коленопреклоненного Совенка.

В стоящей фигурке со склоненной головой было столько печали, что сердце девушки сдавила боль.

— Аль, — бросилась к ребенку. Тот вздрогнул, однако позы не изменил, так и продолжая стоять на коленях. Варвар неподвижной статуей застыл неподалеку, не мешая.

— Аль, — Юля опустилась на колени, обняла, прижала к себе застывшее тело, покрыла жесткие волосенки поцелуями, забрала холодные руки в свои ладони, подышала на них, согревая теплом. Если это наказание — пусть наказывают ее. Совенок столько всего пережил в чужом мире, он уже давно раскаялся, что сбежал. Она не позволит над ним издеваться.

— Юля, — мальчишка выдохнул, оттаивая и расслабляясь, — ты пришла. Я так боялся, что ты умрешь, — и он спрятал лицо у нее на груди, а она стояла на коленях, гладя узкую спину. Хотелось выть от злости — нелюди не сочли нужным сказать, что с ней все в порядке, а ведь последнее, что видел малыш, как ей вскрыли горло мечом.

Страстно хотелось закрыть ребенка, спрятать от жестокого мира, а всю долбанную семейку пустить в расход. Юля никогда, даже к брату, не ощущала такого всепоглощающего чувства. Это было странно, но желания анализировать не было. Внутри горело от решимости: утащить малыша с собой и не делиться ни с кем.

Подняла голову — показалось, что в соседнем пятиугольнике, на которые был нарезан пол, мелькнули тени. Юля притянула Совенка крепче и поймала себя на порыве зарычать. Тени заволновались. Юля неотрывно, с охотничьим интересом следила за едва заметным колебанием воздуха, а внутри зрела уверенность — тени живые. А раз живые, то им можно и глотку порвать. Даже нужно. Она сглотнула, явственно ощущая привкус горячей крови во рту. Это чувство, а еще глухое, едва слышимое рычание — мамочки, это она? — отрезвили.

Юля встряхнулась, моргнула, и этого мгновения теням хватило, чтобы исчезнуть. Еще какое-то время она с подозрением изучала пустоту, потом успокоено выдохнула, чуть отпуская Совенка.

А вообще странно — в таком огромном зале никого, кроме них троих. И мебели тоже нет, даже захудалого трона. Это специальный зал для провинившихся? Богато живут, однако. Столько место для одного наказанного ребенка.

Но если вспомнить, как легко прятал Совенок артефакты, то что мешает спрятать целый полк варваров? Пусть прячут. Юля приказала себе сосредоточиться на ребенке, забыть о собственном помешательстве, а все, кто пока не угрожают малышу, могут жить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Когда это я помирать собралась? — выдавила из себя смешок, добавив нарочито весело: — Я, между прочим, неубиваема! Как, — тут она запнулась — малыш ведь не знал никого из земных супергероев, — как ящерица, вот! Ей хвост отрежешь, а она новый вырастит, — болтала, усаживая Совенка к себе на колени. Деть обхватил за шею, словно боясь, что она исчезнет.

— Да-а-а? — недоверчиво протянул малыш. Его дыхание приятно щекотало кожу, и Юля ощутила, как расслабляется, напряжение отпускает, а странная жажда крови проходит. — Наши ящерицы так не могут.

— И вряд ли у вас получится отрезать ей хвост, — добавил варвар. И когда только успел подкрасться так близко, что оказался у нее за спиной? Юля нервно дернулась, оборачиваясь, но малыш вцепился, жарко дыша в ухо.

— Ю-ли-я, — протянул мужчина по складам, наклонился, оглядел, точно увидел впервые и добавил: — А вы полны сюрпризов.

Это он на ее проснувшуюся кровожадность намекает? Напрасно. Ей не стыдно. Стыд скончался, когда ей горло перерезали. Вдобавок, в материнском инстинкте нет ничего ужасного, разве что странно испытывать такое к малознакомому ребенку, но тут Юля не пыталась анализировать, записав внезапно проснувшееся чувство в область иррационального. А вот вежливость товарища — даже имя вспомнил — настораживала.

— Отпусти ее, братишка, а то задушишь, — посоветовал варвар, и Совенок ослабил хватку. Отстранился, заглядывая в лицо совиными глазами, в которых уже дрожали первые слезы:

— Ты ведь останешься, да? Не уйдешь?

Юля замерла, забыв, как дышать, не сразу осознав, что варвар назвал Совенка братом.

— Не уходи, прошу. И на работу тебе не надо, брат обо всем позаботится, обещаю.

О! Варвар, безусловно, позаботится. Навесит с десяток обвинений — похоже, у местных нехватка подозреваемых — и подберет место в камере. Под ложечкой засосало. Догадка, что она может не вернуться домой, стала отчетливей.

Япона мама! Если Юля не появится дома в понедельник утром… На работе удивятся, засчитают прогул, а не дозвонившись — поставят вопрос об увольнении. Альбина Андреевна не прощала наплевательского отношения к дисциплине. Сотрудники из ее отдела вылетали и за меньшее, Юля продержалась полтора года только из-за личного усердия и самоотдачи. Зато платили больше, чем в других компаниях. И вот теперь из-за одного тупого варвара все старания псу под хвост?!

Ладно работа, но что подумает мама, если она не выйдет на связь в понедельник? Даже представлять не хотелось.

— Прости, Совенок. Я очень-очень хочу с тобой остаться, но дома у меня дела. Ты ведь сильно обо мне сейчас беспокоился?

Малыш насупил брови, нехотя кивнул. Юля вздохнула — хоть разорвись. И Совенка не хочется бросать на растерзание родственничкам и не бросить нельзя.

— Обо мне тоже станут беспокоиться, если я не вернусь завтра вечером.

Аль наморщил лоб, размышляя, а потом его лицо осветила надежда:

— Но до завтра ты ведь можешь остаться?

Остаться в долбанном средневековье, где шкафы с мечами запросто могут убить? А магия… отдельный разговор. Впрочем, к порталам она уже привыкла. Почти… Только отпустят ли ее завтра?

Юля смотрела в глаза Совенка понимая, что уже согласилась. А если варвар решит, что ей отлично подойдет местная камера, она знает у кого искать ключ домой. «Русский» слишком хорошо ориентируется в ее мире, чтобы быть там новичком.

Перевела вопросительный взгляд на варвара. Хм, если он брат совенка, то, выходит, принц. Нумерацией с первого до пятого. Вот на что он намекал, требуя вежливого обращения. А она его «черным властелином» вместо «ваше высочество»…

Глава 3

— Альгар, разреши нам поговорить, — внес разумное предложение варвар.

— Обещаю, я быстро, — проговорила Юля, ссаживая Совенка с колен. Встала, шагнула к ожидающему мужчине, но не выдержала, оглянулась, чтобы тут же выругаться — малыш снова стоял на коленях, склонив голову. Дернулась назад, но ее ухватили за руку.