Третья правда - Майк Бар-Зохар

Мы перекрыли все тоннели, мосты и выезды из города, но судя по всему преступники выехали из Нью-Йорка в первые пятнадцать минут после убийства. Сейчас мы проверяем все полицейские архивы и ищем винтовку, из которой были совершены оба убийства. Если сильно повезет, то, может, даже найдем ее владельца. Конечно, шансы равны почти нолю. Ведь если из «винчестера» раньше никого не убивали, значит, ее не будет в полицейских архивах.

Вдова быстро произнесла несколько слов с вопросительной интонацией.

— Он сильно страдал? — перевел Шувакин.

Билл Паттисон посмотрел на Слободину. За весь разговор она даже не шелохнулась. Сейчас она смотрела на пол, и только слегка дрожащие руки выдавали волнение.

— Нет, — покачал головой агент ФБР, — ваш муж вообще не страдал. Смерть наступила мгновенно.

Несколько минут в комнате царило тяжелое молчание. Паттисон никак не мог заставить себя задать вопрос, который ему так хотелось задать. Он не хотел, чтобы Шувакин подумал, будто он предлагает Слободиной сделку. Я расскажу вам, отчего умер ваш муж, а вы расскажете мне то, что я хочу знать…

И снова первой заговорила Татьяна Слободина.

— Она говорит, что ее муж знал, куда ездил министр в ночь убийства.

Паттисон выпрямился и резко посмотрел на русскую.

— Она говорит, что Аркадий не хотел говорить вам об этом во время вчерашнего разговора в представительстве. Ее муж был сильно привязан к Пономареву. Он служил под началом товарища Пономарева во время Второй мировой войны. Министр был полковником в дивизии и попал в окружение под Киевом. Пономареву удалось вырваться с несколькими солдатами и бежать, за что он получил орден Красной Звезды. Слободин находился в группе, которая прикрывала их прорыв. Он попал в плен. Его перевозили из одного лагеря для военнопленных в другой, пока он не очутился в Германии, в Дахау.

— В Дахау? — удивился Билл Паттисон. — Я и не знал, что в Дахау были русские узники. Мне казалось, что там сидели только евреи.

— Нет, не только евреи. Об этом знают немногие, но в Дахау находились и русские. Когда Слободин вернулся после войны в Россию, с ним обращались, как с отверженным. У нас плохо относились ко всем пленным. Вы, наверное, знаете, что после войны каждый русский, попавший в плен, автоматически считался предателем. Лев Пономарев сделал большую карьеру в партии, вмешался и сделал так, чтобы Слободина реабилитировали. Министр взял его к себе шофером, они подружились. Аркадий Слободин боготворил Пономарева и был готов ради него сделать все, что угодно.

— Тогда почему он ничего не сказал мне вчера?

По лицу Шувакина пробежало смущение.

— Наверное, боялся испортить репутацию министра.

Паттисон пристально посмотрел на русского и удивленно спросил:

— Вы хотите сказать, что в ту ночь министр Пономарев совершил какой-то нечестный или постыдный поступок?

— Нет, — покачал головой Сергей Шувакин. — В том, что он сделал, пожалуй, нет ничего нечестного или постыдного. Скорее всего это обычная человеческая слабость. Да, простая слабость. В конце концов, товарищ Пономарев был таким же человеком, как и все мы. Мне кажется, Слободин понял, что я вам ничего не рассказал, и тоже решил промолчать.

Паттисон начал злиться.

— Так вы оба знали, куда Пономарев ездил позавчера ночью? Знали и ничего мне не сказали? Это у вас называется «всесторонней помощью»? Вы ведете нечестную, грязную игру…

— Сейчас не время для оскорблений, мистер Паттисон. — Шувакин говорил таким расстроенным тоном, что агент ФБР быстро успокоился. — Я ничего не сказал, поскольку не знал, имеет ли эта информация какое-нибудь отношение к убийству. Слободин думал иначе. Он считал, что эта информация поможет вам найти убийц, и хотел все рассказать.

— Ну хорошо… Где Пономарев провел ту ночь?

Шувакин вновь спрятался в свою раковину.

— Татьяна Слободина говорит, будто ее муж знал, что Пономарев мог навестить… одного человека и что этот человек ждал его.

— И кто этот человек? — Каждое слово из этих скрытных русских приходилось вытягивать клещами.

— Женщина.

— Что! — воскликнул Билл Паттисон, и его лицо залила краска. — Женщина? Министр Пономарев ездил к женщине? Здесь, в Америке?

Шувакин кивнул.

— У него была здесь русская подруга.

— Кто эта женщина? — На этот раз Паттисон смотрел прямо в глаза Слободиной. — Какайя дженшина? — запинаясь, пробормотал он на ужасном русском.

Татьяна сказала несколько слов Шувакину, и тот перевел:

— Она не знает. Ее имя знал только Аркадий Слободин. Он сказал ей только, что министр ездил к женщине.

Несколько минут Паттисон молча думал, подперев подбородок кулаками. Русские ждали, не прерывая его раздумий. Наконец американец поднял голову и проницательно посмотрел на Шувакина.

— Она, может, и не знает, но вы то знаете, правда?

Сергей Шувакин несколько секунд пристально смотрел на агента ФБР, потом неожиданно встал и подошел к Татьяне Слободиной. С удивившей Паттисона мягкостью он пожал ей руку и похлопал по плечу.

Затем повернулся к Паттисону и сказал:

— Пойдемте. Я отвезу вас к ней.

* * *

«Торонадо» с тихим ворчанием промчался по тоннелю имени Линкольна. За рулем сидел Билл Паттисон. На выезде из тоннеля, в Нью-Джерси, он заметил рабочих, ремонтирующих ограждение. На обочине стояли несколько машин, и небольшая толпа зевак с открытыми ртами глазела на место преступления. Паттисон криво улыбнулся и подумал о не поддающемся логическому объяснению очаровании, которые таят в себе убийства для некоторых людей. Это очарование смерти заставляет их смотреть на казни и толкаться изо всех сил, чтобы получше разглядеть жертву какой-нибудь аварии или несчастного случая. Такие люди с открытыми ртами и широко раскрытыми глазами жадно смотрят на места кровавых трагедий и часто увозят что-нибудь оттуда на память.

— Посол Гайдуков не знал, — неожиданно произнес Шувакин.

Это были первые слова русского офицера, произнесенные в машине. Прежде чем ехать к женщине, у которой провел роковую ночь Пономарев, он попросил Паттисона никого с собой не брать. Шувакин объяснил дорогу и погрузился в мрачное молчание. Билл Паттисон изредка сочувственно поглядывал на своего спутника. Он понимал, как тяжело русскому человеку рассказывать интимные подробности о жизни министра иностранных дел Советского Союза американскому агенту. Любой русский назвал бы это предательством. Паттисон понимал, что в душе Шувакина сейчас идет борьба и решил оставить его в покое. Сейчас русский сам нарушил молчание.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Паттисон.

— Гайдуков ничего об этом не знал. Я имею в виду женщину, к которой ездил Пономарев. Никто из сотрудников представительства не знал об этом… За исключением Слободина и меня, конечно. Слободин однажды возил министра к ней домой и всю ночь прождал в машине. Больше Пономарев никогда не брал его с собой и ездил один. Всякий раз, когда министр говорил, что сам сядет руль, Слободин знал, куда направляется Пономарев.

— А вы как узнали?

— Глава службы безопасности должен знать о таких вещах, — улыбнулся Шувакин. — Во время приездов Пономарева в Нью-Йорк я отвечал за его безопасность. Я следил за ним, очень осторожно, конечно. О женщине мне рассказал Аркадий Слободин. Пару раз я сам ездил за Пономаревым, но министр заметил меня и приказал оставить его в покое. С тех пор он ездил на рандеву один.

— И вы не рассказали об этом послу? — спросил Билл Паттисон, поворачивая на 57 шоссе, ведущее в Симпсон.

— Конечно, нет. Гайдукову не нужно было об этом знать. Я рассказал ему о подруге Пономарева только сегодня утром после того, как узнал об убийстве Слободина и о том, что он собирался встретиться с вами. Гайдуков велел мне все вам рассказать. Надеюсь, вы понимаете, что по собственной инициативе я бы никогда не пошел на это. Я бы не позволил и жене Слободина разговаривать с вами. Ей и той, другой, женщине…

Паттисон не стал спрашивать, с помощью каких мер Шувакин не дал бы женщинам говорить с ним.

Коттедж 860 по улице Мимозы в Симпсоне, штат Нью-Джерси, был похож на сотни тысяч других таких же домиков в окрестностях Нью-Йорка: два этажа, маленькая лужайка перед улицей. Паттисон автоматически прикинул в уме его примерную стоимость — тысяч двадцать долларов.

— Это ее дом? — поинтересовался он у Шувакина.

— Конечно, нет. Дом принадлежит советскому правительству.

Агент ФБР не скрыл своего удивления.

— Неужели я вам не говорил?.. — с притворной наивностью удивился Сергей Шувакин. — Ее муж, Дмитрий Кириленко, атташе по вопросам сельского хозяйства нашего представительства при ООН.

Русский повел Паттисона по тропинке к дому, поднялся на три ступеньки и уже поднес руку к звонку, когда дверь открылась.