Черняев 1986 - Неизвестно

Завтра надо разбирать монатки, накопившиеся за 20 лет.

22 февраля 86 г.

Не писал эти две недели. Но за это время произошел переход из царства относительной свободы в царстве абсолютной необходимости. Каждый день, в том числе

в субботу, огромный поток информации. И если там, в Отделе, можно было многое пробегать - политических последствий от этого не могло быть, разве неприятности с Б.Н., то тут ты обязан замечать все и что-то недоглядел - может обернуться не только «разговором» с Генсеком.

Угнетает даже не это. А неопределенность прав и обязанностей, вплоть до того, что не знаешь, с чем идти к нему, а что - в общую папку.

Разговора, «объяснения» - так и не состоялось. Сразу я был запущен в дело: беседа с Кеннеди... (и фото в газете, по которому все меня знающие начали «вычислять», что со мной).

После первого ПБ (а я теперь на каждом должен быть) он собрал некоторых: Яковлев, Лукьянов, Медведев, Болдин, Смирнов и я. Делился своей реакцией на четырехчасовое обсуждение проекта его политического доклада съезду (документ равный XX съезду вместе взятому, - по энергии и мастерству, в нем заложенным). Тут же сказал, что поедем в Завидово на недельку отключимся и доведем. Но вечером - для меня был Кеннеди, в ночь - обработать запись беседы, где М.С. опять показал свою манеру убеждать, отстаивать, доказывать...

А на другой день призвал меня на свое рандэву с Чебриковым и Шеварнадзе и сказал: «Я хотел тебя на доклад определить. А теперь вот придется тебе вот этим заняться - сейчас узнаешь»... Речь пошла об интервью для ТУ, чтоб в форме ответов советским зрителям сообщить Западу некоторые наши ответы и «подвижки» по ракетным делам. Идея возникла под впечатлением беседы с Кеннеди. (Сказать, что «евроракеты» не связываем с СОИ, что готовы убрать из ГДР и ЧССР тактические ракеты на первом раунде, что мы понимаем под «фундаментальным» исследованием и вообще чего от нас хочет Америка). Мидовцы сделали болванку. Скучно. Я, не надеясь на себя, призвал Арбатова, который делал и для «Тте» и для «Юманите» - знал вкусы. За день вдвоем сделали 20 страниц, Отослал. На утро вернулось: «Выступать не с чем. Наши люди не поймут. Разбросано» и проч. Первый блин... Может быть, потому что слишком доверился самоуверенному Арбатову (хотя Яковлев меня предупреждал, что ему не раз велено было «вычищать» из текстов арбатовщину).

(Кстати, Кеннеди сказал Загладину: мол, ваш Арбатов, что наш Киссинджер). За день переделал... Но на этот вариант ответа не получил. Оказывается, Яковлев ему намекнул, что несвоевременно. Впрочем, я тоже сказал это при Шеварнадзе и Чебрикове, но был не понят. И М.С. заколебался: уж слишком интервью налезет на съезд, на его доклад, можем перебить реакцию. С этим вопросом он вышел и на ПБ. И все согласились, что не надо. Впрочем, часть вещей из этого интервью он велел мидовцам «добавить» для политдоклада.

Итак, я в Завидово не попал. Но, как меня учили коллеги, писал ему записочки по материалам, которые шли потоком и из которых я выбирал то, что мне казалось входит в мою «компетенцию».

Например, в докладе о стратегии отношений с ФРГ предложил подумать о «проблеме воссоединения», от которой никуда не денешься, раз уж стратегия, (чем кончилось - не знаю). Предложил не поздравлять публично новое йеменское руководство... Это принято, но, может быть, так произошло бы и без моей «подсказки». Предложил написать статью по «региональным кризисам - против «неоглобализма». (Согласился).

Но в одном уже сильно вмешался в политику: застопорил приглашение на съезд и КП Финляндии, и синисаловцев. Через Секретариат это могло бы проскочить в пакете с другими дополнительными партиями. Но у меня «право» контроля.

М.С. среагировал. Звонит (у него - Лигачев), читает вслух мою записку. Что-то говорят. Он мне: «Выносим этот вопрос на ПБ, подготовь материал». Естественно, Лигачев поручил и Б.Н. дать материал. Он (через Шапошникова) представил: опять же о том, что Аалто антисоветчик и ревизионист, что он раскалывает партию, что теперь уже «меньшинство» стало большинством и т.д. Словом, переписано с письма Синисало, которое только что в Отделе было получено.

Я же написал то, что писал и говорил в Отделе неоднократно, на чем настаивал и по поводу чего ругался с Пономаревым, а летом даже предупредил, что, если он будет настаивать, нарвется.

После беседы с Наттой, в которой Б.Н. ничего не понял, несмотря на свой нюх, после замечания М.С. насчет Коссуты, после того, что он заложил в свой политдоклад (о равноправии и невмешательстве) было просто глупо проводить и дальше синисаловщину в финской КП.

Бумаги Б.Н.’а (Шапошникова) были на руках у всех членов ПБ, секретарей ЦК. Более того, они давно уже привыкли, что Аалто антисоветчик и его надо добивать... Шапошников был приглашен на ПБ (видимо, по просьбе Б.Н. - и это еще одна его ошибка, как оказалось). В «предбаннике» он натолкнулся на Зайкова, который, будучи ленинградским секретарем, не раз под руководством Шапошникова и в Ленинграде и в Хельсинки проводил «шапову линию». Зайков бодро пообещал Шапу и дальше «громить ревизионистов».

Шапошников (мы встретились на лестнице) был переполнен уверенности, что вот, мол, наступил момент, когда будет нанесен смертельный удар по Аалто, сбудется его голубая мечта. Я, откровенно, не уверен был, чем кончится. Волновался, тем более что М.С. намекнул, что, может быть, мне нужно будет выступить с содокладом. Однако Горбачев такт проявил и ко мне и к Б.Н.’у - чтоб не моими руками его разносить.

И устроил такой погром Шапошникову, а фактически Пономареву... (тут-то и ошибка: не будь Шапошникова, М.С. проявил бы такт по отношению к старику, а при Шапошникове - его сделал мальчиком для битья).

Идея основная такая: кончилось время, когда мы распоряжались в братских партиях, как в обкомах и в республиканских ЦК. Не согласны мы с ними в чем-то, будем отстаивать свое. А не отлучать, не интриговать, не лесть в их дела.

Шапошников, наглый, вскочил, стал что-то доказывать. М.С. ему; «Сядьте. Если нужно будет, вас спросят...» Б.Н. был жалок и тут же начал приспосабливаться, вилять, / оправдываться. Ужас! (И еще и еще раз я убедился: отсутствие интеллигентности =/ отсутствию человеческого достоинства).

Но еще до этого, числа 14-го, когда я все же решил сходить к Б.Н.’у - он стал просить замолвить слово за него у М.С., чтоб его, наконец, сделали членом Политбюро!

Я вежливо молчал, а он мне «доказывал», что он лучше понимает в международной политике, чем Чебриков и Шеварнадзе... Кто они такие? Мальчишки. Напоминал, что он и в отношении Китая занимал «всегда правильную линию» и т. д.

Таким образом, с моими естественными предположениями, что он нервничает по поводу ожиданий, останется ли он вообще в тележке,... я опять опростоволосился. Оказывается, его заботит совсем другое - повысят ли!

Между тем, я уже знал: мне Лукьянов намекнул, что его уйдут и «активность его жены и всего семейства» по продвижению его вверх через семейные каналы уже вызвала раздражение, А Сашка Яковлев прямо заявил, кивая на М.С., что «решили оставить в ЦК, как старого коминтерновца», но - на пенсии!

Со мной Б.Н. уже говорит заискивающе... Очередной хамелеонаж. Противно и жалко. Прислал мне кусок кабана, убитого им на охоте. Как это делал уж много лет. Но сейчас-то - мерит всех на свой аршин.

Был Бовин. Тут, действительно, драма. Всю свою политическую карьеру он боролся за то, чтобы наступило время, которое теперь наступило, И как раз в это время его задвинули. Именно - при Горбачеве. Он сваливает все на Яковлева. Два мотива у него:

во-первых, Бовин, оказывается, был причастен к высылке Яковлева в Канаду. Яковлев как-то сказал Бовину и Арбатову: зачем вы стараетесь на Брежнева, хотите эту серость в культ превратить?! И только вчера Бовин сам признался, что он «довел» ( это высказывание) до сведения;

во-вторых, еврейское самомнение: «рядом со мной (Бовиным!) Сашка (Яковлев) побледнеет в глазах Генерального сразу!»

Принес мне свои талантливые эссе (о постановке пропаганды, о Никарагуа, о «смысле жизни» - (как представляли его для себя) Ленин, Сталин, Хрещев, Брежнев, Андропов, Черненко и ,,.»).

Ничего, мол, не прошу. Но пришел-то просить... Я понимаю. И когда-нибудь пойду к М.С. насчет него. Но на съезд он уже не попадает и из Ревизионной комиссии, куда его, простив, поместил Брежнев, он вылетит. Жаль. Арбатов от него, кажется, отступился, узнав, что Горбачеву он «не симпатичен».

Провожали Александрова - три девочки из его секретариата и двое коллег- помощников, не любившие его очень. И все! И как бы провожали меня из Отдела, если б я согласился на проводы! До сих пор «рыдают», как они выражаются, с кем ни поговори. Вот сейчас только почувствовал, что меня в Отделе «любили».

Это лирика... А работа - не понятная для меня пока. Определил для себя направления:

- разоружение;

- советско-американские дела;

- МКД;

- региональные кризисы;