Рискованный флирт - Чейз Лоретта

Это и вправду идолопоклонство, как заявил Уитерс в своем бессвязном письме.

И то, что Берти напряг свои небогатые возможности на запоминание высказываний Дейна, было неопровержимым доказательством, что Уитерс не преувеличил.

Лорд Дейн стал властелином вселенной Берти и вел его прямиком в ад.

Когда звякнул колокольчик у двери, лорд Дейн не поднял глаза. Ему было безразлично, кто этот новый покупатель; тем более не беспокоился Шантуа, поставщик антиквариата и художественных диковин, потому что самый важный парижский покупатель уже был в лавке. В качестве самого важного Дейн ожидал и получал эксклюзивное внимание хозяина магазина. Шантуа не только не посмотрел на дверь, но даже не показал виду, что видит, слышит или думает хоть о чем-то, что не относится к маркизу Дейну.

К сожалению, безразличие – не то же, что глухота. Еще не отзвенел колокольчик, как Дейн услышал знакомый мужской голос, бормотавший по-английски, и незнакомый женский, пробормотавший что-то в ответ. Слов было не разобрать. Впервые Берти Трент ухитрился держать голос ниже так называемого шепота, который слышен на другом краю футбольного поля.

И все-таки это был Берти Трент, самый ничтожный простофиля в Северном полушарии, а значит, лорду Дейну придется отложить свое дело. Он не намерен заключать сделку, когда Трент будет стоять над душой, считать и взвинчивать цену, искренне полагая, что помогает ее снизить.

– Ну вот, – раздался голос, зычный, как у игрока регби. – Неужели? Ну да, клянусь Юпитером, так и есть.

Тяжелые шаги приближались. Лорд Дейн подавил вздох, повернулся и в упор посмотрел на прилипалу.

Трент подошел вплотную.

– Так сказать, не имел намерения прерывать, особенно когда приятель торгуется с Шантуа, – сказал он и дернул головой в направлении поставщика. – Как я сказал Джесс секунду назад, этот малый себе на уме и не даст больше половины того, сколько готов заплатить. Не говоря о том, что он следит, где «половина», а где «вдвое», когда надо не запутаться в франках и су, когда невнятно называют другие монеты и надо умножать и делить, чтобы получить нормальные фунты, шиллинги и пенсы, которыми французы почему-то не хотят пользоваться, разве что из вредности, чтобы досадить нашему брату.

– Кажется, я тебе уже объяснял, Трент, что ты будешь меньше досадовать, если не станешь подрывать баланс своего деликатного телосложения попытками считать, – заметил Дейн.

Он услышал шорох и приглушенный звук где-то слева от себя. Взгляд его сместился в ту сторону. Женщина, чье бормотание он слышал, наклонилась над витриной с драгоценностями. Лавка была плохо освещена – нарочно, чтобы покупателям было труднее оценить то, что они видят. Все, что разглядел Дейн, – что на этой особе надето нечто голубое плюс шляпка, перегруженная по моде украшениями.

– В особенности рекомендую, – продолжал он, не сводя глаз с особы, – подавлять в себе искушение делать подсчеты, если ты задумал купить подарок своей пассии. Женщины обитают в более высоких математических сферах, особенно когда это касается подарков.

– А это, Берти, следствие более высокого уровня развития ума у женщин, – сказала особа, не поднимая головы. – Женщина сознает, что выбор подарка требует установления равенства в уравнении, в которое входят моральные, психологические, эстетические и чувственные аспекты. Я бы не рекомендовала простому самцу пытаться внедриться в деликатный процесс уравнивания, в особенности таким примитивным способом, как счет.

На какой-то момент лорду Дейну показалось, что его голову снова сунули в уборную. Сердце забилось, он покрылся мурашками, как в тот незабываемый день в Итоне двадцать пять лет назад.

Он сказал себе, что его подвел завтрак – наверное, масло было прогорклым.

Немыслимо, чтобы его повергла в замешательство презрительная отповедь особы. Не может быть, чтобы его сбило с толку открытие, что эта особа не проститутка, как сначала подумал Дейн.

Ее произношение говорило о том, что она леди. Хуже того – хотя чего уж хуже? – судя по тону, она «синий чулок». Лорд Дейн в жизни своей не встречал женщин, которые хотя бы краем уха слышали об уравнениях, тем более о том, что надо что-то уравнивать.

Берти подошел и в своей игривой манере спросил:

– Вы поняли, что она сказала, Дейн?

– Да.

– Что?

– Мужчины – грубые животные.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

Берти тяжело вздохнул и повернулся к незнакомке, которая по-прежнему любовалась содержимым витрины.

– Ты обещала не оскорблять моих друзей, Джесс.

– Не знаю, когда я успела это сделать, ведь я здесь ни с кем не знакома.

Кажется, она на чем-то остановилась: шляпка в цветах и фруктах наклонялась туда-сюда, когда она разглядывала объект под разными углами.

– Ну и как, хочешь познакомиться? – нетерпеливо спросил Трент. – Или так и будешь таращиться на эту дребедень?

Она выпрямилась, но не повернулась.

Берти прокашлялся.

– Джессика, – решительно сказал он. – Дейк. Дейн… черт побери, Джесс, ты можешь на минуту оторвать глаза от этой ерунды?

Она повернулась.

– Дейн – моя сестра.

Она подняла глаза.

Быстрый свирепый жар окатил лорда Дейна с головы до ног, упрятанных в ботинки цвета шампанского.

– Милорд, – сказала она, коротко кивнув.

– Мисс Трент, – сказал он. Ценой жизни Себастьян не смог бы выдавить из себя ни звука больше.

Под чудовищной шляпой было овальное личико, безупречно белое, будто фарфоровое. Густые, черные, как сажа, ресницы обрамляли серебристо-серые глаза, слегка раскосые, повторявшие изгиб высоких скул. Тонкий прямой нос, чуточку полноватые розовые губки.

Ее красота не была классически английской, но это было в своем роде совершенство, а лорд Дейн не был слепым или невежественным и обычно узнавал качество, когда его видел.

Если бы она была предметом севрского фарфора, или картиной, или гобеленом, он бы тут же купил ее, не торгуясь. Созерцая это совершенство, он на какой-то сумасшедший миг подумал, сколько она может стоить.

Но уголком глаза он увидел свое отражение в стекле. Темное лицо – жесткое, грубое, лицо самого Вельзевула. В данном случае о книге можно было судить по ее обложке, потому что внутри он был такой же мрачный и жесткий. Он был духом Дартмура, где дуют свирепые ветры, дождь колотит по серым скалам и где пятна приятной на вид зелени оказываются трясиной, засасывающей быков.

Каждый, имеющий хотя бы половину мозгов, увидит надпись: «Оставь надежду всяк сюда входящий», или ближе к теме: «Осторожно. Зыбучие пески!»

Существо, стоявшее перед ним, – безусловно, леди, не надо и вешать предупредительных знаков. В его словаре леди значились под грифами: «Досада», «Чума» и «Фемина».

К Дейну вернулось сознание. Он понял, что, видимо, давно стоит и сосредоточенно разглядывает ее, потому что Берти, заскучав, принялся изучать деревянных солдатиков.

Дейн собрался с мыслями.

– Разве не пришла очередь вашей реплики, мисс Трент? – осведомился он. – Вы не собираетесь высказаться о погоде? Кажется, это считается подходящей, вернее, безопасной темой для разговора.

– У вас очень черные глаза, – сказала она, глядя на него с совершенным спокойствием. – Разум мне подсказывает, что они просто очень темно-коричневые. Но иллюзия полная.

Что-то его кольнуло, он не понял, в сердце или в живот. Но выражение лица ни на йоту не изменилось. Он прошел суровую школу владения лицом.

– Разговор с удивительной скоростью перешел на личности, – процедил он. – Вы очарованы моими глазами.

– Ничего не могу поделать – они экстраординарны. Такие черные! Но я не желаю причинять вам неудобство. – И она со слабой улыбкой отвернулась к витрине.

Дейн не мог точно сказать, что с ней не так, но что-то было. Ведь он лорд Вельзевул, верно? Она должна была упасть в обморок или в лучшем случае прийти в ужас. А она смотрит дерзко, в какой-то момент ему даже показалось, что она с ним флиртует.

Надо уходить. Он вполне может разобраться с этим несоответствием на улице. Себастьян направился к двери, но Берти поспешил за ним и жарко зашептал, так что было слышно до собора Нотр-Дам: