Они не мы - Григорий Грошев

трубах высокое.

Возвращается в жилой отсек. Маленькая комнатка, зато своя. Далеко не у всех есть личная ванная, ведь даже такая вода, которую нельзя пить – дефицит. Им нужно довольствоваться общей баней раз в неделю. Главред сдвигает в сторону крышку вентиляции. И прячет карту. Туда, где уже есть несколько штук. Он думает о том, что нужно подыскать место понадёжнее. И вдруг начинает смеяться.

- Если найдут – будут пытать? – шепчет он. – Пытать – за что? Что я посмел написать несколько строчек, не одобренных партией?

Эта мысль почему-то кажется смешной. Тут он вспоминает кое-что важное и ёжится. Вспоминает, что его уже вычислили – и задержали.

Запись 3

Внутри полусферы люди стараются не делать резких движений. Каждый шаг, каждый вздох, каждый мах рукой – кислород. Он уходит из крови и тканей, покидает тело, превращаясь в углекислоту. Люди под Сферой экономны. Они не кричат и не плачут – до последнего терпят.

Стальная дверь открывается. Сдвигается в сторону с металлическим лязгом, от которого кровь в жилах стынет. Алекс деморализован. Напуган. Даже он не ожидал чего-то подобного, хотя внутренне был готов ко всему. Ноги замёрзли: вместо нормальной обуви ему дали шлёпанцы. Пальцы всё время наружу – холодно. Воды нет. Он чувствует, что от него воняет. Скоро начнёт смердеть.

Его повреждённую кость кое-как зафиксировали пластиковой спицей. Теперь она торчит наружу. Рану зашили, но совсем плохо. Плоть пожелтела. Выглядит всё это жутковато. Алекс думает о том, что он никогда не ценил благ, дарованных партией. Думает о себе, как о преступнике.

- Присаживайтесь.

Следователь учтив. Его правая рука – идеальные ногти, длинные пальцы – указала на стул. Главред присел. Внимательно всмотрелся в глаза человека, с которым ему доведётся «работать» ближайшие дни. Или даже недели. Не так он представлял себе тех, кто занимается преступниками. В своём воображении он видел мужественных, отважных служителей Закона. А тут – не пойми что. И чем-то женщину напоминает.

- Будем пытать, - говорит следователь.

- В курсе, - отвечает Алекс и показывает повреждённую руку. Старается держаться так, словно ему совсем не больно и не страшно.

- Не нужно замыкаться.

- Угу.

- Нужно сотрудничать.

- Ага, ага.

- Просто назовите номера. Номера своих сообщников.

Следователь хладнокровен. Александр знает таких, и немало. Скорее всего, из семьи заводчан: получил отличный комбинезон, но носить его не научился. Красивые руки. Одному создателю известно, кто учит их пытать. Говорят, что у разных следователей свои методы допросов… Проверять это на практике Алексу ещё не приходилось. Да и вообще о пытках не пишут в газетах. Об этом молчат.

- Нет, - отвечает Главред. – Не назову. Даже не спрашивайте.

- Клички. Партийные звания. Просто назовите что-нибудь. Или… Или…

- И что?! – неожиданно взрывается Алекс. – Отпустите меня? Ты, щегол! Щенок! Думаешь, я не знаю, что здесь происходит? Да я – главный редактор «Истины»!

Он хочет вскочить, но мешают цепи. Охранник благоразумно пристегнул его к дугам кресла. Руки можно вытянуть примерно до середины стола. Силой Алекс не блещет. Он не герой. Он не может сорвать металл и откусить голову следователю. Увы. Он даже не может понять, почему вдруг вскипел, хотя допрос только начался.

- Ну что ж, - служитель Закона даже не меняется в лице. Он открывает свой топ и начинает читать вслух:

«Противогазы мы храним на крайний случай, когда химические заводы делают жизнь совершенно невыносимой, а фильтра маски хватает минут на двадцать. Тогда лучше вообще не показывать носки своих кирзовых сапог за порог редакции. Но сегодня хороший день, и я радуюсь весеннему солнцу, хотя…

Что такое весна, я представляю смутно. Как художник, проговорюсь: будь я древним человеком, уже давно нарвал бы цветов и подарил их любимой женщине. Но, увы, женщины непостоянны и ненадёжны. Может, поэтому и цветы не растут в государстве, признанном идеальном.

К комбинезону, как правило, прикреплён навигатор. Улицы напоминают друг друга, машины серийны – как наши маски. Иногда, бывает, туман настолько густой, что не видно даже стёкол собственных очков. Навигатор в таком случае – незаменимая вещь. Без него я бы заблудился в этом мире чёрной пыли, пускай даже я сам – всего лишь пылинка, маленький винтик нашего общества. Пускай я ничто, но я не хочу ходить кругами среди массы точно таких же пылинок.

Если гражданин любит философствовать, то лучше это делать в своём собственном маленьком мирке, не впуская туда любопытных. У нас есть лишь одна философия, общепринятая идеология и генеральная линия, в соответствии с которой мы и живём. Но я художник, и мне можно многое простить.

Да и само существование наталкивает на размышления, ставит вопросы, на которые необходимо отвечать. Вот и я спрошу сам себя: можем ли мы вернуть историю? Снять маски и комбинезоны? Засеять всё пространство деревьями, кустами, распахнуть окна? И сам же себе отвечу: нет! Жизнь – это подготовка к смерти. К ней мы и готовим своё общество. К старости долгой и безболезненной, и я давным-давно понял это, пускай и писать о таком не решился бы.

Только представьте, что вы подошли к некому Генеральному Торговцу, и попросили его отдать все дни, прожитые зря. И даже предложили огромное количество талонов, питательной смеси, пять… Куда там, десять баллонов кислорода! Нет, товар обмену и возврату не подлежит. Это золотое правило, если ты был настолько глуп, что дал себя обмануть, сам и расплачивайся за свою слабость.

Здесь и там можно пронаблюдать десятки людей, скатившихся на дно жизни. Как они дошли до этого? Почему не хотели работать? Есть ли для них место в обществе, которое каждый ребёнок называет самым лучшим?