Кремлевские подряды. Последнее дело Генпрокурора - Юрий Скуратов

Швейцарцев мы принимали широко, по-русски. Была подготовлена прекрасная культурная программа, включавшая посещение спектакля в Большом театре, музеев и церквей Кремля, Третьяковской галереи. Не меньшее впечатление на гостей произвели и изыски традиционной русской кухни, которые они отведали под чарующие напевы цыганского ансамбля в одном из банкетных залов «Метрополя».

Но самое главное – столь же плодотворной оказалась и деловая часть наших переговоров. Как и планировалось, 23 апреля 1998 года мы подписали предусматривающий многостороннее сотрудничество меморандум, договорились не только об обязательстве выполнения международных поручений, но и о регулярном обмене оперативной информацией. К концу переговоров мне было очень приятно констатировать, что между российской и швейцарской прокуратурами был установлен самый настоящий режим взаимного доверия.

В последний день визита, когда мы находились в моем кабинете в Генпрокуратуре, Карла вдруг отозвала меня в сторонку и сказала:

– Господин Скуратов, у меня есть документы, свидетельствующие о коррупции в высших эшелонах российской власти. Вы будете работать с этими материалами?

Даже сегодня я отчетливо помню ее внимательный, изучающий меня взгляд. Много раз, позднее, уже зная, чем все это для меня закончилось, я задавал себе вопрос: «Правильно ли я тогда поступил? Нужно ли было мне ввязываться в эту историю?». И приходил к единственному выводу, что, несмотря даже на врожденный инстинкт самосохранения, по-иному поступить я просто не смог бы. Не позволили бы ни воспитание, ни уважение к тем понятиям законности, которые вложили в меня институтские учителя, ни весь мой последующий опыт прокурорского работника. Скажи я «нет» – и, уверен, меня впоследствии просто заела бы совесть.

Но тогда таких мыслей у меня в голове еще не было. Конечно, я чувствовал в тот момент, что сейчас должно произойти что-то неординарное и что та тайна, которую я могу через мгновение узнать, возможно, еще доставит мне массу хлопот. Я также понимал, что сейчас от моего ответа зависит и будущая доверительность наших отношений: не оправдай я ожиданий швейцарского Генерального прокурора, хрупкое доверие, завоеванное за время двух наших встреч, в одно мгновение рухнет. Поэтому я сказал то, что, наверное, сказал бы любой находившийся на моем месте работник правоохранительных органов:

– Госпожа дель Понте, у нас перед законом равны все. Я должен посмотреть эти документы, и, если там есть состав преступления, я буду с ними работать, о ком бы ни шла в них речь. Это мое глубокое убеждение.

Но… ничего не произошло, тайна в этот день не открылась. Просто пытливый взгляд Карлы дель Понте сменился легкой улыбкой. Вполне удовлетворенная, как мне показалось, моим дипломатическим ответом, она сказала:

– Хорошо, тогда я вышлю вам эти документы чуть позже. Но имейте в виду, что речь идет о людях, очень близких к ваше му президенту.

Швейцарцы уехали, и, честно говоря, я уже начал забывать об этом мимолетном разговоре. Но через несколько месяцев, в конце августа, у меня в кабинете раздался международный звонок. Звонила Карла…

Здесь я хочу сделать маленькое отступление и рассказать, как мы с Карлой дель Понте общались. В свое время по делам работы мне пришлось провести несколько месяцев в Германии. Там я вспомнил уже порядком подзабытый со школьной и институтской скамей немецкий язык и с тех пор старался держать его хотя бы на таком, далеком от совершенства, но вполне сносном уровне. Конечно, во время официальных мероприятий, как и предполагал протокол, нас с госпожой дель Понте обслуживал высококвалифицированный переводчик. Но как только «официоз» заканчивался, мы без особого труда общались с Карлой, опираясь уже только на свои языковые силы. Могу сказать, что мне самому было приятно, что я вполне мог поддержать беседу на разные бытовые темы с прекрасно образованной и блестяще знающей, кажется, четыре или пять языков дель Понте, не прибегая к услугам переводчика.

Телефонный разговор мы вели по-немецки, без переводчика, сохранив тем самым его конфиденциальность. В самом начале беседы госпожа дель Понте еще раз спросила, готов ли я принять имеющиеся у нее документы и работать с ними? Услышав мой положительный ответ, она вновь предупредила, что затрагиваемые в документах лица занимают значительное положение в российской иерархии. После этого она спросила, как лучше, учитывая строгую конфиденциальность информации, переслать эти бумаги в Россию. Мы решили, что лучше всего выслать их почтой. Но не простой, а дипломатической. И не через российское посольство, где могут произойти «утечки», а через швейцарское посольство в Москве. Послом Швейцарии тогда был господин Бюхер, человек очень осторожный и поначалу относившийся ко мне с предосторожностью. Но, поняв вскоре, что мои отношения с Карлой дель Понте складываются вполне доверительно, также стал относиться ко мне с доверием.

Через неделю после телефонного разговора с Карлой раздался звонок из швейцарского посольства, и сотрудник миссии сказал, что посол Бюхер хотел бы нанести мне визит в Генеральную прокуратуру. Все знали, что отношения с Генеральной прокуратурой Швейцарии у нас на взлете, послы других стран также не раз бывали гостями в нашем здании, и поэтому приезд посла Швейцарии ни у кого не вызвал ни малейшего подозрения.

Войдя ко мне в кабинет, господин Бюхер положил на середину стола запечатанный сургучом пакет…

Мы посидели немного, попили кофе. Затем посол откланялся и ушел, а я вскрыл конверт.

К тому времени я уже предполагал, что фамилии там могут быть достаточно серьезные. Но такие!!! Я даже предположить не мог, до какой степени солидные имена окажутся в этих документах.

Позже я много раз думал: вот не открой я конверт, и все в жизни было бы по-другому…

В конверте лежали всего два документа, два полицейских отчета. В обоих говорилось о фактах коррупции в высших эшелонах российской власти. В первом речь шла о швейцарской строительной фирме «Мабетекс», в другом – о фирме под названием «Мерката Трейдинг». Кстати, сами названия «Мабетекс» и тем более «Мерката Трейдинг» ничего мне тогда еще не говорили. Это сейчас их знает не только вся Россия, но и, пожалуй, весь мир. Итак, в первом документе назывались имена высокопоставленных кремлевских чиновников, прежде всего начальника Управления делами президента Павла Бородина, а также едва ли не всех его заместителей: Люлькина, первого зама Савченко, Козелько и еще целого ряда высокопоставленных чиновников. Во втором – тесно связанного с Бородиным некоего Виктора Столповских…

Деликатное дело

Зная Бородина и его очень тесные, практически дружеские отношения с президентом, я сразу подумал, что глава Управления делами, прикрываясь близостью к Ельцину и своею собственной властью, судя по всему, решает свои вопросы без оглядки на закон. Но тогда у меня и в мыслях еще не было, что и сам президент окажется причастным к вскрывшимся в Кремле махинациям. Тогда мне казалось, что Ельцин по складу своего характера никогда не пойдет ни на какие сомнительные дела.

После ознакомления с документами я взял для себя недельную паузу, размышляя: что же делать дальше?

Ситуация для меня складывалась очень сложно. С одной стороны, я дал обещание швейцарцам, они поверили в меня, поверили в то, что в России после 70 с лишним лет авторитаризма закон наконец-то может быть равным для всех. Как бы я выглядел перед ними и перед своей совестью, если бы не выполнил это обещание? Швейцарцы, кроме того, полагая, что это теперь наше общее дело, попросили меня собрать по этим двум фирмам информацию и для своей собственной дальнейшей работы, и я обещал им это сделать.

С другой стороны, была бы в России, что называется, «нормальная правовая ситуация», работал бы президент Ельцин действительно так, как и полагается президенту, – активно и решительно, а не проводил по полгода на больничной койке, уважал бы Закон с большой буквы, а не «крутил» им как хотел, я попросил бы его помочь мне создать полноценную российско-швейцарскую группу следователей, которая раскрутила бы это дело в полном объеме.

К сожалению, рассчитывать на такую поддержку я не мог.

Прошла неделя тяжелых раздумий, и я принял твердое и окончательное решение: надо начинать расследование. И если оно подтвердит самые худшие мои опасения, возбуждать против коррумпированных кремлевских чиновников уголовное дело.

Генеральный прокурор уже по своему положению не может один заниматься следствием. Каким бы оно ни было интересным и важным, у Генпрокурора всегда есть масса других дел, его задача – руководить, направлять, контролировать. Нужен был человек, которому я мог доверять абсолютно. Из множества своих сотрудников мне нужно было выбрать человека честного и высокопрофессионального, который скрытно и без особого шума смог бы взяться за это дело и провести предварительное расследование.