Рояль в сугробе - Сергей Силин

Лишь специальный корреспондент «Честно-честной газеты» Толик Востриков стоял на футбольном поле среди тридцати снеговиков и ждал злоумышленников. Время от времени он посылал чекины Тимке, чтобы тот знал, что спецкор выполняет задание редакции.

После Нового года родительский комитет школы объявил конкурс на лучшего снеговика класса. Два выходных на футбольной площадке кипела работа. Трудились и дети и взрослые. Собирали снег, лепили фигуры, раскрашивали их безвредными красками, украшали, чем могли. Снеговики получились разные: снеговик-лось, снеговушка-масленица, снеговушка-лягушка, снеговик-домовой, снеговик в клеточку, снеговичок-лешачок, снеговик-богатырь… И вот теперь нашлись злоумышленники, которые стали на эту красоту покушаться. Пора было их разоблачить.

Чтобы его не было заметно, Толик надел белую куртку, белые джинсы и белые сапоги сестры, её белую шапочку с белым шарфом и белые рукавицы. Для маскировки ему пришлось намазать лицо зубной пастой, а нос — красной губной помадой. Глаза он прикрыл папиными тёмными очками, предварительно слегка заляпав их снегом.

Разрушители снеговиков появляться не торопились, и ему приходилось проявлять терпение. Вот из крайнего подъезда ближайшего дома вышел доктор Владимир Иванович и побежал в сторону парка. Он три раза в неделю бегал десять километров, а по выходным плавал в проруби. Владимир Иванович пробежал мимо Толика, не обратив на него внимания.

«Хорошо я замаскировался!» — порадовался за себя Толик.

На вечернюю прогулку вышла молодая мама с малышом. В руке у малыша была лопатка, и он сразу начал копать норку в снегу, а потом побежал к снеговикам. Мама двинулась следом. Малыш стал обходить снеговиков, приблизился к Толику, внимательно осмотрел его, ткнул в него лопаткой и отбежал к маме.

— Ты зачем снеговика портишь? — спросила она.

— А чего он на меня смотрит?

— Он не может на тебя смотреть. Это же снеговик!

— А он всё равно смотрит!

Тут в кармане маминого пальто заиграл мобильник, и ей стало не до правды. Она взяла ребёнка за руку, и они пошли дальше.

Из первого подъезда ближнего к школе дома вышел на вечернюю прогулку с собакой Прошкой пенсионер Криворуков. Он прошел вдоль домов, вернулся назад, обошёл школу, приблизился к спортплощадке и двинулся вдоль снежных скульптур.

— Ведь можем, если захотим, можем! — бормотал он, прижимая к уху наушник плеера. — Ах, какая красота-а-а!

Прошка меж тем бегал от снеговика к снеговику и поднимал заднюю лапу. Подбежав к Вострикову, он остановился и зарычал.

«Укусит? Не укусит? — Толик затаил дыхание. — И чего рычит? Ведь знает же! Столько раз его гладил! Косточки выносил! Неблагодарный!»

— Прошка, чего ты там застрял? — спросил Криворуков. — Заканчивай, пора новости смотреть!

«Вот она, журналистика! — подумал Толик. — Не могут люди без новостей!»

Прошка перестал рычать, подошёл к нему и задрал лапу.

«Не-е-ет!..»

Востриков, продолжая проявлять терпение, поднял глаза на яркую звёздочку в небе. Наконец Прошка сделал своё собачье дело и убежал. Толик почистил сапоги снегом и, помахав руками, чтобы согреться, обежал снежные скульптуры, считая пострадавших от Прошки. Пострадала репутация шести снеговиков.

«Да, — подумал он. — Опасная у нас профессия! А если бы это была бешеная собака, а не Прошка? Или волк?»

Он встал на место.

Минут через десять появились первоклашки Вера и Нина из соседнего дома. С кульками в руках. Они стали обходить снежные скульптуры, смеясь и шушукаясь, пока не приблизились к Вострикову.

— Смотри, какой снеговик! — сказала Вера и стала разглядывать специального корреспондента. — Совсем как человек! Все снеговики красивые, кто в шляпах, кто в шарфах, кто в очках, а у этого только нос красный. Непорядочек!

— Слабый снеговик! — заметила Нина. — Правильно ему первое место не дали!

— Вот его и разрисуем!

Вера оглянулась по сторонам и достала из кармана тюбик с пастой для обуви. Толик скрипнул зубами.

— Он зубами скрипит! — испугалась Нина.

— Снеговики не могут скрипеть зубами, — успокоила её Вера. — Тебе показалось.

— А этот скрипит!

— Скрипит снег под ногами! Лучше щётку достань! Видишь, мне некогда, я колпачок отворачиваю.

Нина достала из кулька обувную щётку и подала её подружке.

— Сейчас мы его так разукрасим! — Вера принялась наносить на ноги Лёше чёрный крем.

Востриков даже зашипел от негодования. Жертвой юных злоумышленниц становились белые сапоги сестры.

— Он шипит! — сказала Нина, глядя прямо в лицо Вострикову. — Может, это и не снеговик вовсе, а заколдованный мальчик-принц!

Толик закатил глаза и тихо замычал.

— Он ещё и мычит!

— Ты всё время что-нибудь выдумываешь! Что он, телёнок, чтобы мычать?

— Я не выдумываю! Просто я этого снеговика раньше не видела. Он сегодня появился! Подозрительный снеговик…

— Смотри, как здорово получается!

Вера отошла в сторону и полюбовалась своей работой.

— Ну вот, ноги на ноги стали похожи. Теперь давай ему глаза на очках нарисуем! Доставай краски и кисточку!

— Сейчас.

Нина сунула руку в кулёк и, не сводя глаз с Толика, вытащила краски и кисточку.

— Отлично! — обрадовалась Вера.

— А мне всё равно кажется, что это заколдованный принц из волшебного королевства!

— Никаких заколдованных принцев не бывает! И королевства твои — сказки!

— А вот и не сказки! Королевства есть. Норвегия, например, королевство! Дания королевство…

Вера открыла коробку с красками, подышала на кисть, облизала её и начала водить ею по краске.

— Сейчас мы разукрасим его во все цвета радуги!

— А давай лучше поцелуем. Он оживёт и женится на мне…

— Ещё чего! — не вытерпел Толик, с ужасом наблюдавший за приближением кисточки. — Совсем одурели, что ли?!

— А-а-а-а! — одновременно закричали девочки и, побросав всё, побежали к дому. — Зо-о-омби! Зомби-и-и! Снеговик-зомби! А-а-а-а-а-а-а!

— Блин!

Востриков снял очки и посмотрел на ноги. Сапоги сестры были безнадёжно испорчены. Второй раз уже за один вечер. Хорошо, хоть куртка не пострадала.

Спать он лёг через два с половиной часа. Уснул сразу, как только отправил Тимке последний чекин. Именно так засыпают хорошо потрудившиеся за день специальные корреспонденты.

В прихожей валялись на газете перепачканные чёрным белые женские сапожки, а на кухне остывала от разговора с непутёвым братом старшая сестра. На письменном столе юного корреспондента ждал прихода зари листок с черновиком статьи.

Только очень внимательный читатель с хорошим зрением смог бы прочитать среди многочисленных исправлений единственное оставшееся незачёркнутым предложение. Это было название статьи: «Специальный снеговик».

7. Мы их перевоспитаем!

Культурный корреспондент Оля Красавина и фотограф-папарацци Павлик Соловьёв ходили по коридорам школы и высматривали грызущих ногти учеников.

— Вот этого мальчика сфотографируй! — говорила Павлику Оля. — И вот этого тоже. А этого в первую очередь! Смотри, с каким удовольствием он грызёт свою ненаглядную заусеницу, вместо того чтобы красиво подровнять её пилочкой! Наверное, последняя осталась, вот он и растягивает удовольствие. Никакой культуры!.. Жаль, что мы не телевидение. А теперь меня сфотографируй! Как будто я думаю. И с другой стороны тоже. Я на фотографиях умной получаюсь. Сфотографировал? Идём дальше!

Из дальнего кабинета выскочил взъерошенный мальчик с пальцем во рту и побежал по коридору прямо на них.

— Фотографируй! — толкнула Оля Павлика в бок и прижалась к стенке.

Павлик щёлкнул фотоаппаратом и отскочил в сторону. Мальчик пробежал мимо.

— Жуткая невоспитанность, — заметила Оля. — В Европе, между прочим, дети пальцы в рот не берут. Там даже улицы мыльным порошком моют, вот какая культура! Ты знаешь, кто это?

— Лёня Виноградов из шестого «В».

Мальчик с пальцем во рту остановился у медицинского кабинета.

— Отлично! — Оля записала фамилию мальчика в записную книжку. — А теперь сфотографируй вот этого субъекта, который не следит за своим внешним видом.

И она кивнула на вышедшего из библиотеки мальчика, одетого настолько странно, что у Павлика даже рот открылся.

— Не зевай! — снова толкнула его в бок Оля. — Фотографируй скорее, пока он не опомнился! Вот это экземплярчик так экземплярчик! У него даже сменной обуви нет!

Павлик принялся фотографировать мальчика в телогрейке. На ногах его были валенки, а на голове — шапка-ушанка, уши которой торчали в разные стороны, как крылья. В руке мальчик держал брезентовые рукавицы.