Земляника под снегом. Сказки японских островов (с илл.) - Фолклор

— Мало нам, мало! Непроворные вы, неповоротливые. Не голуби, а вороны. Самые вкусные зёрна проворонили.

В соседних гнёздах другие птенцы скучают, когда отец с матерью улетят, грустные песни поют:

Тэтэн-тэтэн.

Цубуцубу-цубуцубу.

Наша мама

К морю пошла за водой.

Отчего её долго нет?

Может, волны её унесли?

Волны, волны, морские волны,

Отпустите маму домой!

Тэтэн-тэтэн.

Цубуцубу-цубуцубу.

Наш отец

На охоту в горы пошёл.

Отчего его долго нет?

Может, ветер его унес?

Ветер, ветер, сердитый ветер,

Отпусти к нам отца домой!

Увидят птенцы в соседнем гнезде, что отец с матерью домой летят, обрадуются и долго-долго от себя не отпускают.

А Тэтэхё и Тэтэкун сразу прочь своих родителей гонят:

— Мало нам, мало! Сладкого горошку хотим.

Вот выросли все птенцы на острове, стали большими и сильными. Сами себе корм добывают.

Только Тэтэхё и Тэтэкун не хотят ни о чём заботиться. Целый день с ветки на ветку перепархивают, перышки носом чистят.

— Посмотри, старший братец, какие перья у меня! Зелёные, словно молодая травка. А вот эти на крыльях коричневые, словно каштаны.

— Нет, Тэтэкун, перья у тебя бурые и тёмные. Это у меня перья как молодая травка и спелые каштаны.

И начнут спорить и ссориться.

Не раз их стыдили лесные птицы:

— Как вам не совестно! Знаете ли вы, какую пословицу сложили в птичью старину? «Почтительный голубёнок садится на три ветки ниже отца с матерью, благодарный воронёнок набивает кормом клювы своим родителям». А ваши отец с матерью высохли, словно осенние листья.

Но Тэтэхё и Тэтэкун никого не слушали. И вот пришла беда. Вконец их родители из сил выбились. Летать не могут.

Пришлось братьям самим о себе заботиться. А уж об отце с матерью они и не вспоминали.

Тут сказали лесные птицы:

— Ах вы, ленивые, злые дети! Сами себе зобы набиваете, а родителей своих бросили в беде. Не хотим мы больше с вами жить.

А в глубине земли вдруг что-то заворчало, загремело: гу-у-у!

— Слышите? — говорят птицы. — Рассердился на вас наш остров.

— И пускай. Что за печаль! — отвечают братья. — Не один он в море, есть и получше его. Недаром говорят: «Одна крышка не годится, подойдёт другая».

И полетели на соседний остров.

Как там было красиво! В зелёной долине ручьи поют, цветы словно на праздник нарядились.

— Вот тут нам будут рады, — говорят братья. — Ведь мы такие красивые! Будем здесь жить.

Вдруг дохнуло зимним холодом, загудел ветер. Вся долина покрылась льдом и снегом. Не стало ни цветов, ни бабочек. Небо словно шапку на глаза надвинуло.

— Что это, старший братец? Откуда снег и холод, ведь ещё лето не кончилось?

— Улетим отсюда, Тэтэкун. Плохой это остров, неприветливый. Не рад он гостям. Вон там, далеко в море, видишь, что-то зеленеет. Туда и полетим.

Долго летели братья над водой и прилетели к новому острову. Росли на нём высокие ветвистые деревья.

Сели братья на ветку, сложили усталые крылья. Ах, хорошо здесь!

Вдруг послышалось: шорх-шорх.

— Что это, братец Тэтэхё? Ветра нет, а листья падают.

Зашелестели, зашуршали листья и в один миг все осыпались. Облетело дерево и стоит голое. Тёмные сучья во все стороны торчат, словно грозятся.

— Ой, не к добру это, братец Тэтэкун. Какой сердитый остров! Хуже прежних. Страшно на нём оставаться. Делать нечего, полетим дальше счастья искать.

Но вблизи больше не было ни одного острова. Пришлось братьям лететь в дальнюю даль, на самый край неба. Вот наконец показался в морских волнах новый остров. Он был весь покрыт зелёными лесами. Долго-долго выбирали братья, на какое дерево опуститься. Всё казалось им, что вот-вот с веток листья посыплются.

Выбрали они сухое дерево и сели на голый сучок. Теперь отдохнуть бы! Вдруг раздался треск, словно охотник из ружья выстрелил. Вспорхнули испуганные голуби. Покружили-покружили над деревом и сели на другой сучок. И опять послышалось — крак! Обломилась сухая ветка, а за ней и все другие — крак, крак, крак! — стали с треском падать на землю. Стоит ствол, будто топором его обтесали.

— Нет, братец Тэтэхё, видно, и отсюда нам надо спасаться! Полетим, поищем где-нибудь приюта.

— Ах, Тэтэкун, если бы хоть какая-нибудь голая скала посредине моря нас приютила! Я и то был бы рад.

Летят братья-голуби от одного острова к другому. Этот льдом оденется, другой огнём дохнёт. На третьем все деревья колючками ощетинятся.

Полетели братья к одинокой голой скале. И вдруг опустилась она на морское дно, только волны сердито забурлили.

— Беда, беда, видно, все острова в море на нас рассердились, — говорит Тэтэхё. — А меня уж и крылья не держат.

— Полетим обратно, на наш родной остров, — просит Тэтэкун. — Может, хоть там нас пожалеют.

Собрались братья с последними силами и полетели обратно. Тяжело-тяжело крыльями машут.

Но вот и родное гнездо. Обрадовались детям голубь с голубкой, так обрадовались, что сразу всё простили.

Стали Тэтэхё и Тэтэкун о них заботиться. Сами зёрнышка не склюют, пока отца с матерью не накормят.

Никогда больше не гремел родной остров. Видно, перестал сердиться. И так на нём птицам жилось хорошо, что даже и прозвали его «Голубиный остров».

Три связки соломы

(Сказка острова Окинава)

Давно-давно это было.

Жили в городе Наха мать с сыном. Когда исполнилось мальчику семь лет, мать тяжело заболела.

Говорит она сыну:

— Видно, приходится мне умирать. Послушай меня. Ты хоть и мал, а понятлив. Терпели мы с тобой горькую нужду. Всего-то оставлю я тебе в наследство три связки рисовой соломы. Спрятаны они вон там, в чулане. Больше нет у меня ничего. А ведь была я женой самого царя… Царь — твой отец. Но однажды разгневался он на меня страшным гневом.

— За что же, матушка?

— А вот за что. У нашего царя много рабов. Трудятся они, головы не подымая. Кто жернова крутит, кто землю копает, кто тяжёлые камни носит.

Как-то раз смотрела я на море и вижу, плывёт вдали на всех парусах корабль.

«Какой большой корабль!» — воскликнула я.

Тут все рабы подняли головы. Замолк на минуту шум работ.

Узнал про это царь.

«Негодная! — закричал он на меня. — Ты остановила работу сотен людей. Нет тебе прощенья. Вон с глаз моих!»

Выгнал он меня за ворота. Только старик, отец царя, пожалел меня. И дал он мне на прощанье три связки рисовой соломы…

Вскоре и ты родился, сынок, мне на утешенье.

Когда я умру, пойди к лавке продавца мисо. Может, он даст тебе что-нибудь в обмен на три связки соломы. Только помни: менять меняй, а денег не бери.

В эту ночь уснула больная да так и не проснулась.

Похоронил мальчик свою мать с горькими слезами.

Прошло семь дней. Решил он исполнить материнскую волю. Отыскал он в чулане три связки рисовой соломы и пошёл к лавке продавца мисо.

— Не нужна ли тебе рисовая солома в обмен на твой товар?

— Ещё чего выдумал! Мне солома и даром не нужна, вон под ногами валяется… Пошёл прочь отсюда!

Но мальчик с места не тронулся. Сел на пороге лавки и сидит. День сидит, и другой, и третий. Покупатели спрашивают, что за мальчик, почему здесь и зачем.

Стало хозяину лавки стыдно. Дал он мальчику за три связки соломы три мерки мисо.

Пошёл мальчик к лавке скобяных товаров. Говорит хозяину:

— Не нужно ли тебе хорошего мисо в обмен на твой товар?

— Вот ещё что выдумал! У меня своего некуда девать, полные бочки стоят.

Сел мальчик на порог лавки и сидит. Вот уж и вечер близко. Покупатели удивляются, спрашивают, откуда этот мальчик и что ему нужно.

Надоело это хозяину лавки. Скорей бы от мальчика отделаться.

— Ну вот что, давай сюда мисо. Сколько ты за него хочешь?

— Здесь три мерки. Немного, но это всё моё богатство.

— Вот как! Ну, выбирай в лавке, что понравится.

— Вон в углу старый топор валяется, весь в зазубринах, отдай мне его.

— Ну и прост же ты, я погляжу. Бери, бери!

Взял мальчик старый топор и пошёл к кузнецу.

— Кузнец, кузнец, не нужен ли тебе этот топор?

— Куда он мне, у меня и без него старого железа много.

Сел мальчик на порог кузницы. Сидит день, сидит другой. Стало кузнецу его жаль.

— Ну хорошо, я куплю у тебя топор.

— Не могу я продать его за деньги, а вот на меч сменял бы.

— Ого, совсем маленький, а уже к мечу тянешься. Ну, выбирай, какой хочешь.

— Дай мне вон тот сломанный, без рукояти.

— Ах, этот? Худо же ты выбрал. Да бери его, пожалуйста.

Взял мальчик старый меч без рукояти и пошёл к берегу моря.