Ярость стихий – Искра - Олег Шевчук

И сам мой мир, казалось, теперь тоже там.

Тётя Фая подошла, молча взяла коробку у меня из рук, переставила её на стол и присела на кровать рядом со мной. От неё почему-то пахло свежим хлебом. Я не знал, что мне делать. Я хотел, чтобы она ушла, и боялся оставаться один… с этими кольцами.

– Поплачь.

Тётя Фая вдруг обняла меня, прижала к себе и начала гладить, так иногда делала и моя мама. Я почувствовал, как у меня из глаз сами собой катятся слёзы. Они катятся, а я не могу их остановить. Это было нечестно. Это было несправедливо всё. Даже то что меня утешает чужой человек. Ей ведь не должно было быть до меня дела. Я вспоминал, как отец впервые сказал, что он мной гордится, как мама однажды сильно пересолила кашу и в шутку ругалась потом, как каждый вечер читала или рассказывала мне сказки. Так прошло ещё сколько-то времени. Слёзы у меня закончились, но в душе по-прежнему была пустота. С кухни запахло горелым.

– Ой! Пироги!

Тётя Фая осторожно отстранила меня и виновато улыбнулась. Я лишь кивнул. Она встала, ещё раз провела рукой мне по волосам и вышла. Я поднялся, подошёл к двери, закрыл её на крючок и лёг на кровать. Спать мне не хотелось, скорее уж я хотел прикинуться, что сплю, сделать так, чтобы меня больше не трогали. Тётя Фая вернулась чуть позже, постучала, но я не открыл, а открывать крючок снаружи, как до этого сделал её муж, она не стала.

В ту ночь я не спал и слышал, как уже под утро тётя Фая прошла на кухню и там тихо плакала, наверное мой неудавшийся побег что-то задел в её душе, возможно она представила на моём месте своего ребёнка. Я слушал, и мне было действительно её жаль, до этого я как-то не задумывался, что они чувствуют.

Так я и остался один. Не знаю почему, но я сразу это принял. Тогда во мне словно что-то сломалось, наверное я просто слишком долго ждал этих слов. Я чувствовал, что дядя Брег человек хороший и раз не пускает меня домой и ничего мне не говорит, значит мои родители тоже уже заболели и умерли. В глубине души я уже давно знал эту правду, просто не хотел признавать. Когда родители отправляли меня в путь, то выглядели они слегка странно, не как обычно. Тогда я решил, что эта краснота от волнения, но судя по всему у них уже тогда начался жар. Они отправили меня, когда сами поняли, что заболели. Поэтому же меня на прощание не обнял ни один из них. Даже сейчас я помню, как они тогда молча стояли.

На следующий день я старался вести себя, как обычно. Больше всего я боялся, что дядя Брег и тётя Фая теперь попробуют что-то изменить, стать мне ближе. Не знаю почему, но от одной этой мысли меня охватывала дрожь.

Я отнёс всю сворованную для побега еду на кухню, оставил на столе и сразу же ушёл на реку. В тот день я почти не рыбачил, просто сидел, смотрел на воду и думал как это лучше сказать. Как выразить мысль, что они мне не родные. Как заставить их понять, что я больше не хочу никого терять, ни к кому привязываться.

В конце концов я решил написать им записку. На самом деле я просто боялся, что у меня не получится такое сказать. «Вы не моя семья», – написал я просто, потом подумал и добавил, – «простите». Записку я оставил на столе рядом с вымытой посудой, с которой ел.

В ту ночь тётя Фая снова плакала. Я изо всех сил зажал уши подушкой, но всё равно слышал её. Или представлял себе, что слышу. За все решения человеку приходится платить. И иногда даже не своей, а чужой болью. Я чувствовал, что я очень плохой человек.

Несколько дней после этого я старался вообще не попадаться никому на глаза, каждый день вставал как можно раньше, брал удочку и убегал на реку. На рыбалке я выкладывался по полной, ловил разную рыбу, а не только один какой-то её вид. Интуиция мне подсказывала, что продавать её хозяину магазина так будет проще. Возвращался я тоже поздно, высыпал улов в бочку в погребе, быстро съедал оставленный мне на столе ужин и ложился спать. Потом в доме вдруг случилась неожиданность, которая меня спасла. Старшая дочь дяди Брега и тёти Фаи привела парня и объявила родителям, что хочет выйти замуж. Они согласились и все в доме стали настолько заняты подготовкой к свадьбе, что им стало не до меня.

Свадьба получилась пышной, и, кажется, на ней были гости даже и из других деревень, их разместили в первом достроенном доме. Праздник продолжался около двух недель. Я же старался просто заниматься своими делами. Не знаю уж, как дядя Брег и тётя Фая объяснили моё поведение, но из гостей за это время ко мне тоже никто не лез, как бы сильно они не напивались.

Насчёт колец родителей дядя Брег так ничего мне и не сказал, но мы с ним оба друг друга поняли. Эти вещи по праву принадлежали мне, а значит лишь я один мог решать, что с ними делать. Пока же они просто лежали у меня в комнате, в коробке, и я каждую ночь разглядывал их перед сном. Иногда после этого мне снились родители. Они шли еле видимые, чуть улыбаясь, куда-то, я кричал им, что они меня забыли, но они не слышали меня.

Легко оставаться человеком, когда всё идёт хорошо. Намного сложнее, когда всё разваливается, когда рушится сама твоя жизнь. У меня не раз возникало искушение отбросить все правила и просто начать мстить всем подряд. Мстить самому этому миру. Меня останавливало лишь понимание того, что никто в моих несчастьях не виноват, даже я сам. Так, борясь каждый день сам с собой и поддерживая высокую неприступную стену между собой и другими, я прожил следующие два года.

Глава 2. Встреча.

Жизнь странная штука. Иногда она преподносит сюрпризы именно тогда, когда их меньше всего ждёшь. День, когда мне исполнилось двенадцать, был самым обычным. Семье, которая меня приняла, я особо о себе не рассказывал. Дядя Брег спросил как-то, когда у меня день рождения, но я соврал, что мы никогда их не отмечали. Помню наговорил ему что-то в том