Тайна гостиницы Парящий Дракон - Джозеф Ле Фаню

Побродив немного, я вернулся в гостиницу. Там воцарилось затишье. Во дворе, всего час назад кипевшем шумной суетой, не было никого, если не считать стоявших повсюду экипажей. Видимо, в это время накрывали ужин для слуг. При свете луны я без помех разыскал карету моей возлюбленной и задумчиво прошелся вокруг нее. Я понимал, что глуп и сентиментален, как всякий влюбленный юноша моих лет. Шторки на окнах были опущены, двери, наверно, заперты. Полная луна заливала двор ярким светом. Карета отбрасывала на мостовую резкую тень, на которой можно было различить силуэты колес, осей, рессор — все детали ее устройства. Я внимательно рассмотрел гербовый щит на двери. О, сколько раз ее глаза останавливались на нем! Я погрузился в упоительные мечтания. Из задумчивости меня вывел хриплый голос за спиной:

— Красный аист — здорово! Аист — птица хищная, бдительная и жадная, ловит глупых пескарей. И красная — красная, как кровь! Ха-ха-ха! Подходящий символ.

Я обернулся — передо мной стоял высокий человек в форме французского офицера. Никогда в жизни я не видел такого бледного лица. Широкое и злобное, оно было обезображено глубоким шрамом, тянувшимся через нос и бровь.

Офицер вздернул подбородок, изогнул бровь в издевательской ухмылке и добавил:

— Как-то раз я подстрелил аиста из винтовки, когда он летал под облаками и думал, что ему ничто не грозит! Просто так, ради развлечения! — Он злобно захохотал. — Знаете, сударь, если за дело берется человек вроде меня — энергичный, в здравом уме, прошедший, parbleu, со штыком в руках всю Европу — если он ставит себе целью раскрыть тайну, схватить за руку воров, вывести преступников на чистую воду, он наверняка добьется своего. Ха-ха-ха! Прощайте, сударь!

Он повернулся на каблуках и размашисто зашагал к воротам.

Глава 5.

Ужин в гостинице

В те дни французские военные пребывали далеко не в лучшем расположении духа. Любым иностранцам, а англичанам в особенности, трудно было ждать от них любезности. Тем не менее, было ясно, что бледный, как смерть, офицер относил свои угрозы явно не ко мне. Его душу жгло какое-то давнее воспоминание, под влиянием которого он обрушил на графский герб всю накопившуюся ярость.

И все-таки он не на шутку напугал меня. Мы всегда вздрагиваем, когда, полагая, что находимся одни, отдаемся на волю собственных мыслей и вдруг обнаруживаем, что за всеми нашими чудачествами исподтишка наблюдает нежданный зритель. Эффект неожиданности еще усилился отчасти из-за необычайного уродства незнакомца, отчасти оттого, что чудовищное лицо всплыло совсем рядом со мной, буквально нос к носу. В ушах у меня до сих пор звучала странная речь незнакомца, полная ненависти и затаенных угроз. Да, тут было над чем поработать пылкому воображению влюбленного.

Однако пора было идти к ужину. Кто знает, какие неожиданные сведения о предмете моих воздыханий удастся выудить из обрывков застольных разговоров?

Я вошел в комнату и внимательно оглядел собравшихся. За столом сидело человек тридцать. В те суматошные дни постояльцам стоило немалых усилий добиться от слуг, чтобы те, усталые и запыхавшиеся, приносили ужин в номера. Менее настойчивым, если они не собирались умирать с голоду, оставалось лишь ужинать в гостиной за общим столом. Среди собравшихся не было ни графа, ни его прелестной спутницы. Однако маркиз д'Армонвилль, которого я менее всего ожидал встретить в общественном месте, с понимающей улыбкой указал на стул рядом с собой. Я повиновался. Видимо удовлетворенный, он тотчас завел светский разговор.

— Вы, должно быть, впервые во Франции? — спросил он.

Я подтвердил.

— Не сочтите за дерзость мой дружеский совет. Париж — одно из самых опасных мест для пылкого богатого юноши. На вашем месте я бы не рискнул ехать туда в одиночку. Если у вас нет опытного друга, который сопровождал бы вас во время путешествия… — Он помолчал.

Я сказал, что спутника у меня нет, однако я в состоянии сам позаботиться о себе. В Англии я достаточно повидал жизнь и, полагаю, человеческая натура одинакова во всех странах. Маркиз с улыбкой покачал головой.

— Вы непременно заметите различия, и весьма существенные, — возразил он. — Каждой нации свойственны определенные черты характера и особенности умственного склада. В преступной среде эти особенности преломляются в характерный почерк, отличающий мошенников разных стран. Класс людей, добывающих пропитание собственной изворотливостью, в Париже в три-четыре раза многочисленнее, чем в Лондоне, и живут они гораздо богаче; кое-кто даже утопает в роскоши. Изысканностью манер и образом жизни эти жулики не уступают высшему свету. И они куда изворотливее лондонских бандитов, действуют изобретательно, с вдохновением, проявляют недюжинные актерские способности, которых вашим соотечественникам явно недостает. Мошеннические уловки их нередко сродни искусству; живут же они в основном игрой.

— В Лондоне тоже немало карточных мошенников.

— Да, но здесь это происходит совсем по-другому. Шулеры постоянно обитают возле карточных столов, они habituees в бильярдных, на скачках, везде, где идет игра по-крупному. Действуют они тонко, так, что комар носа не подточит. Они превосходно вычисляют шансы, прибегают к помощи сообщников, к подкупу и другим ухищрениям. Для каждого зеленого новичка у них находятся новые жульнические приемы. Да, это происходит везде; однако только в Париже мошенничество совершается столь утонченно, с таким finesse. Вы не раз встретите модно одетых людей с великолепными манерами, изысканной речью. Живут они на широкую ногу; богатству их завидуют даже парижские буржуа, искренне полагающие, что люди эти занимают очень высокое положение в обществе. Они обитают в роскошных дворцах, обставленных с утонченным вкусом; дворцы эти часто посещаются знатными иностранцами и, как ни прискорбно, молодыми глупыми французами. Во всех этих дворцах идет большая игра. Сами хозяева редко участвуют в ней, предпочитая держаться в тени; это фигуры подставные. Они предоставляют полную свободу действий своим сообщникам, те заманивают наивных гостей в сети и обирают до нитки.

— Но я слышал, как один молодой англичанин, сын лорда Руксбери, не далее как в прошлом году дочиста разорил два парижских игорных стола.

— Видно, — засмеялся маркиз, — вы намерены повторить его подвиг. Я в вашем возрасте тоже предпринял нечто подобное. Начал я ни больше, ни меньше с пятисот тысяч франков и вознамерился выйти в победители, просто удваивая ставки. Я не раз слышал о таком приеме и наивно полагал, что шулеры, истинные хозяева стола, ничего о нем не подозревают. Однако вскоре я обнаружил, что они не только превосходно знакомы с этой тактикой, но и обладают действенным оружием против нее. Они применили правило, запрещающее удваивать ставки более четырех раз подряд, и, не успев начать, я остался без гроша в кармане.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});