Серафимов день (сборник) - Никон (Муртазов)

Заячья лапка

Жила в нашем большом селе одна семья. Обычная, для многих незаметная, только жизненный крест был у них тяжелее, чем у других. Да и каким он мог быть у старой матери, жившей со своей слепой дочерью Александрой? Санькой звали слепую старики односельчане, а молодые и вовсе не знали, как звать-величать.

Жили Мятлевы в тесной гнилой избушке у самой горы, и никто к ним не ходил, разве только пьяные мужики клянчили денег на опохмелку. Слепая Александра ругала их за пьянство, за драки, за то, что в Бога не веруют, женам молиться не дают, детей не крестят… Да много еще за что. Невзлюбили ее посетители, и когда случилась с Санькой беда, никто из мужиков и пальцем о палец не ударил, чтобы хоть как-то помочь страдалице.

А случилось вот что. На шее у Александры надулась огромная опухоль. Разрастаясь, она причиняла такую нестерпимую боль, что мать забеспокоилась не на шутку – того и гляди, помрет Александра. Но кто-то из добрых людей посоветовал Саньке приложить к больному месту заячью лапку. Говорят, в старину так лечили опухоль, может, и сейчас поможет.

Пошла мать искать охотников. Но, как на беду, одного дома не оказалось, у другого зайца не было, а третий так прямо и заявил: «Зайчика-то я давеча подстрелил, а Саньке Мятлевой и шерстинки не дам. Она ругается».

Поплакала перед образами Александра и, прося у Бога помощи, предалась Его святой воле. И – о чудо! Открывает мать рано утром скрипучую входную дверь, а у самого крыльца лежит мертвый заяц. Забежал косой и умер прямо у дома Мятлевых. Вскоре Александра исцелилась от своей болезни.

Прошло несколько лет после этого чудесного случая, и многие о нем забыли. Но не забывали всегдашнюю милость Божию сами Мятлевы. А Бог питал их поминальными столами. Церкви в нашем селе не было, значит, все надежды на монашек да на разных верующих старушек. Хорошо пела Санька по памяти, и голос звучал как-то особенно. Слепая, убогая… Хоть ворчала она много, да как такую не пригласить помолиться об усопших сродниках?

Но всему на земле приходит конец. Постучалась смерть и в избушку Мятлевых. Тяжко заболела Александра, моля на смертном одре Заступницу Усердную только об одном – умереть раньше матери. «Ведь я слепая, – просила она. – Кто мне подаст, кто придет, кому я нужна здесь?» И Царица Небесная услышала ее простую молитву.

Александру положили в больницу, сделали операцию. В общей палате она медленно приходила в себя. День клонился к вечеру, и Санька, поблагодарив врача за «починку», тихо сказала: «А теперь я буду себя отпевать». Слабым голосом она пропела весь канон по усопшим и на словах «Святый Боже, Святый Крепкий» вдруг замолкла. «Уснула, – решили больные. – Пускай поспит». Но Александра уснула вечным сном.

Вот так умирают простые христиане. По словам апостола Павла, «жизнь – Христос, и смерть – приобретение» (Флп. 1: 21).

Сельская быль

В одном крестьянском доме зимой должна была отелиться корова, и хозяин пустил ее в избу, в теплое место, чтобы не заморозить теленка. В это время у хозяина пропали деньги. Долго искал он их и, так и не найдя, пошел к колдуну, который жил недалеко от них. Поделился он с колдуном своим горем. Тот сочувственно покачал головой, потом молча встал и пошел за печку. Открыл в подполке дверку и стал спрашивать сидевшего там лукавого.

– Что сказать мне ему? – шептал колдун.

– Деньги его корова съела, когда они выпали из кармана в пойло. А ты скажи, что сноха взяла. Она от клеветы и горя удавится, и душа ее будет наша.

Так и сказал колдун хозяину. И случилось бы великое несчастье в этой семье по навету лукавого, да Бог по Своему милосердию сокрыл от них обоих другую тайну. Крестьянин пришел не один, а с внучком своим. Озябший на морозе ребенок залез погреться на печку и все слышал, что лукавый колдуну говорил. Незаметно слез внучонок с печки и пошел со своим дедом домой, а по дороге ему и рассказал, как хочет лукавый сгубить невинную душу. Поверил дед его словам. Корову пришлось зарезать на мясо, а в желудке у нее нашли хоть и мокрые, но целые деньги, на которые хозяин купил новую животину. Больше он никогда к колдуну не ходил. Уразумел, что ничего доброго от служителя лукавого ждать не приходится…

Тайна предчувствия

Иногда мы говорим: «Что-то душа болит». Это значит, что наша душа что-то чувствует, переживает, томится в теле в ожидании чего-то непредсказуемого – близкого или отдаленного события, несчастья или, может быть, даже рокового исхода. В жизни мне приходилось наблюдать много случаев подобного рода предчувствий. Так, в городе Чистополе один студент Казанского авиационного института приехал домой к родителям, чтобы повидаться с ними. Как рассказывала его мать, он весь роковой для него день был неспокоен с самого утра, томился, сам не зная, что с ним происходит. Вечером, когда все собрались за столом, пришла девушка, с которой он дружил. Вслед за ней пришел местный ее кавалер. Произошла ссора, драка, и студент был убит. Сердце не обмануло его в предчувствии смертельной опасности.

Еще два случая – из монастырской жизни.

Монахиня Силуана из Пюхтицкого монастыря за месяц до своей кончины говорила, что у нее очень болит душа. Может быть, с сыном что-то случилось во Франции? Она все ждала его приезда на Московский фестиваль, который должен был состояться в тот год. Но так и не дождалась. Наверное, материнское сердце подсказывало ей, что она уже не увидится с сыном в этой жизни.

Группа воспитанников Московской духовной семинарии жила летом в Пюхтице, помогала в ремонте домов. Один из них, по имени Дима, как заметили сестры, все время говорил о смерти и в отличие от других ребят всегда был грустный, задумчивый. Вскоре после отъезда этой группы мы узнали, что Дима-семинарист погиб во время пожара в общежительном корпусе семинарии.

Вместе с этим хотелось бы рассказать еще одну печальную историю о рабе Божией Надежде из Чистополя. У нее не было ни семьи, ни дома. Жила она у своей замужней сестры. Ходила в церковь, помогала бедным, немощным старушкам да изредка наведывалась к нашим старицам. Питалась поминками да скудной домашней трапезой, так как сестра с мужем ели молочное и мясное, а Надежда соблюдала посты и постные дни. Из-за этого были у нее с родными ссоры. Сестра с мужем хотя и не отрицали Бога, но не молились, в храм не ходили и часто пили. От этого больно было на душе у Надежды, и она увещевала их покаяться, изменить образ жизни. Все это настолько раздражало мужа сестры, что он даже угрожал Надежду убить. Только в нашем доме она находила успокоение. Как, бывало, запоют монашки любимый Надеждин кант:

Вот скоро настанет мой праздник,Последний безрадостный пир,Душа моя горестно взглянетНа здешний покинутый мир, —

так и зальется бедняжка слезами, словно чувствуя скорую гибель. Каждый год мы с матерью бывали у стариц, навещали их. Однажды в Пюхтице я разговорился с одной монастырской сестрой и узнал, что она была близкой подругой Надежды. Эта сестра рассказала мне свой сон. Видела она глубокий деревенский колодец и на дне его – лежащую Надежду, заваленную большими камнями. Жива ли она теперь? Приехав в очередной раз к старицам, я спросил про Надежду.

– Пропала она куда-то, – вздохнув, ответила Анна Михайловна. – А сестра с мужем дом продали и уехали.

– А у них был во дворе колодец? – спросил я.

– Да, был, но они закидали его камнями, наглухо забили и сказали покупателям, что вода в колодце стала плохая, а потом совсем пропала и пользоваться им нельзя.

Так закончилась печальная история Надежды. Верным оказалось ее предчувствие и пророческим – сон Пюхтицкой монахини.

Чудо

Много написано о чудесах святителя Николая, Мирликийского Чудотворца. Хочу и я поделиться с читателем рассказом о чуде святителя, происшедшем в нашей жизни в конце пятидесятых годов. Пятнадцатилетним привезла меня в Чистополь мать из противотуберкулезного санатория, где я пролежал пять с половиной лет в гипсовой кроватке.

Стояла поздняя осень, моросили дожди. На улице было хмуро и грязно. Так же тоскливо было у меня на душе. В небольшом деревянном домике мне суждено было начинать новую жизнь, ходить на костылях, в кожаном корсете, связанном металлическими пластинами, спать на доске или жесткой кровати, учиться заочно в местной школе.

Не успев привыкнуть к новой обстановке, я вскоре снова заболел. То ли дальняя дорога из санатория до дома, утомительные ожидания на пристанях и вокзалах, то ли осенняя слякоть растревожили мою болезнь, но я опять начал впадать в отчаяние. Блеснувшая было надежда на лучшее погасла при мысли, что снова годами придется где-то лежать. Эта мысль не давала мне покоя, пугала и свела бы с ума, если бы не родившаяся вера в Бога, которая утешала мою душу и давала силы нести жизненный крест. Я жил и учился дома, выполняя школьные задания, которые приносила и уносила соседская девочка, моя одноклассница.