Физрук-4: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

нечто героическое. Хорошо хоть молчала, а то ведь от волнения могла начать болтать, что ни попадя, в присутствии водилы. Так в молчании мы и доехали до станции метро «Новокузнецкая», где я попросил таксиста высадить нас.

Я расплатился с ним, и мы пошли к Государственной Третьяковской галерее пешком. До встречи с Эсмеральдой Робертовной оставалось пятнадцать минут, как раз хватит, чтобы дойти до входа в музей. Мы неторопливо двинулись по Пятницкой улице.

Маша принялась вдруг рассказывать о своей тете. Какая она у нее добрая да хорошая. Я молчал, лишь изредка поддакивал, понимая, что спутница моя просто волнуется. Наконец мы повернули к Третьяковке. Вершкова осеклась, уже не в силах справиться с нервами. Тогда я взял ее за плечи и быстро поцеловал. Сработало. И Маша настолько опешила, что перестала трястись.

Через несколько десятков шагов мы приблизились к входу в музей и увидели нашу старую попутчицу. Вершкова встала как вкопанная, а я украдкой огляделся, наивно полагая, что смогу понять, кто в толпе туристов, скапливающихся у парадного подъезда Третьяковки, служит в КГБ. Разумеется, никого «подозрительного» я не вычислил. Кривошеина тоже увидела нас и поспешила навстречу, с улыбкой, которая мне показалась фальшивой. Я слегка подтолкнул Машу в спину, прошептав при этом:

— Расслабься! И сразу не суй ей сверток, дай мне отойти в сторонку, иначе она поймет, что мы все знаем.

— А-а, ребята! — воскликнула Эсмирка, подходя вплотную. — Молодцы, что пришли… Саша, я там очередь в кассу заняла… Ты не мог бы встать во-он между той дамой в красной шляпе и представительным мужчиной в пыжике… Скажи, что я занимала…

— Конечно, — кивнул я и, отойдя, втиснулся в очередь между указанными туристами. — Моя жена занимала здесь, — сказал я мужику в пыжиковой шапке, который попытался возбухнуть.

При этом я старательно не смотрел в сторону Вершковой и Кривошеиной, с минуты на минуту ожидая, когда начнется суматоха задержания «королевы постельных клопов» с поличным. Однако время шло, а ничего особенного не происходило. Очередь двигалась, и вот-вот я должен был оказаться внутри вестибюля. Я уже занес ногу над порогом, как кто-то дернул меня за рукав. Я обернулся и увидел круглые глаза Маши. А вот Эсмирки видно не было. Пришлось мне выйти из очереди.

— Саша, — обескуражено произнесла модельерша. — Она ушла!

— Как это — ушла⁈ — опешил я.

— А вот так… Схватила сверток и убежала!

— А где же?..

Вслух аббревиатуру КГБ я произносить не стал. В очереди было полно иностранцев — еще паника начнется. Хотя думал я не об этом, а о том, почему Кривошеину не задержали? Может, ее хотят взять в момент передачи свертка иностранному гражданину? Ладно! В конце концов, органам виднее. Мы с Машуней свое дело сделали, и совесть моя чиста… Или что-то пошло не так?

Я взял ее под локоток и втащил в галерею. Дама в красной шляпе как раз стояла у кассы. Оттерев мужика в пыжике, я пристроился позади нее и вскоре уже держал в руках два проходных квиточка, по трешке каждый. Теперь мы с Вершковой могли не торопясь осмотреть сокровища русской живописи.

Третьяковку мы покинули только через четыре часа. Маша оказалась заядлой любительницей живописи, правда, со своей спецификой. Ее меньше всего интересовали пейзажи и натюрморты, а вот от портретов и жанровых сценок, где были изображены люди, оттащить этого модельера-конструктора было невозможно. Я уже через час изнемог. Не от физической усталости, конечно, а от информационной перегрузки. Ведь спутница моя не просто смотрела, она комментировала едва ли не каждый исторический костюм, в который был облачен тот или иной персонаж. Я тоже иногда рассматривал одежду, особенно у девушек. Понравился корсет, а вернее, его верхняя чуть распахнутая часть у княжны Таракановой. Жаль девку, на картине она вот-вот погибнет.

Когда мы, наконец, оказались на свежем воздухе, я поймал себя на том, что выискиваю на прохожих жабо и кринолины, удивляясь, почему эти суетливо проходящие люди одеты как-то иначе. Если эстетической пищи мы явно переели, то вот более плотской нам остро не доставало. Я сразу решил, что нет смысла искать злачные заведения в районе Третьяковки, лучше сразу отправиться в центр, где даже в эти времена хватало ресторанов, кафе и столовых, не говоря уже о разных там пончиковых и пельменных. Конечно, хотелось бы завалиться куда-нибудь в «Арагви» на улице Горького или в кафе «Лира» — там же, но тут уж как повезет.

Мы с Машуней спустились в метро на станции «Третьяковская» и вышли на станции «Горьковская». Мы честно сунулись в «Арагви», вход в который был снабжен фундаментальной табличкой «МЕСТ НЕТ», под стеклом и в рамочке. Швейцар стоял стеной, и даже предложенный трояк его не сдвинул с места — видать, свободных мест в знаменитом ресторане и впрямь не было. Помыкавшись и озверев от голода, мы с Вершковой решили удовольствоваться первой попавшейся пельменной, обнаруженной нами в проезде Художественного театра.

Пельмени подавали здесь только «Останкинские», из знаменитых красно-белых пачек, но взять их можно было либо со сметаной, либо с майонезом, либо с уксусом. Соль и перец стояли на каждом столике. Для пущей сытости некоторые посетители — я заметил — ели пельмени с хлебом, а для полноценного расслабона — запивали водкой, точнее — закусывали водку пельменями. Мы с Машей решили, что это все-таки извращение и потому ограничились запивкою в виде чая.

К счастью, количеством порций в пельменной не ограничивали. Единственный недостаток — есть приходилось стоя у круглых одноногих столиков. Мне-то ничего, а вот моя любительница истории костюма едва держалась на ногах. Правда, это не мешало ей, азартно поглощая пельмени, то и дело тыкать пальцем в сторону то одного, то другого посетителя и громким шепотом сообщать, что это актер такой-то. Рядом был МХАТ и потому не удивительно, что сюда забегали перекусить перед спектаклем разные знаменитости.

— Ах, как я хочу посмотреть спектакль во МХАТе! — мечтательно вздохнула моя спутница.

— Попробую добыть билеты, — пробормотал я, на самом деле имея весьма слабое представление о том, насколько это возможно, — Сейчас мы уж точно ни в какой театр не попадем. Если только — в кино!

— А давай сходим в кино?

— Давай! — согласился я.

Мне и в самом деле хотелось посидеть в тепле и поглазеть что-нибудь увлекательное, но не имеющее отношения к мой собственной жизни. Доев пельмени, мы вышли на улицу