Смерть пэра - Найо Марш

— Нас пока еще не пустят на берег, — сказал попутчик Роберты. — Обычно пускают не сразу. Господи помилуй, что там вытворяют на берегу эти двое? Они, наверное, помешанные! Только по смотрите на них!

Он показал на Генри и Фриду, которые, высунув языки и закатив глаза, молотили по воздуху руками и ритмично топали.

— Невероятно! — воскликнул мужчина. — Кто же это такие?

— Это мои друзья, — сказала Роберта. — Они исполняют «хака».

— Как-как?

— Это маорийская боевая пляска. Это они меня приветствуют. Совсем с ума сошли!

— М-да, — промычал попутчик. — Это точно. Роберта тихонько зашла ему за спину и тоже сделала несколько па «хака». На Генри и Фриду глазели все пассажиры на борту и большая часть встречающей толпы. Закончив танцевать «хака», они повернулись к кораблю спиной и наклонили головы.

— А теперь что они задумали? — спросил Роберту попутчик.

— Не знаю, — нервно ответила Роберта.

Барьер убрали, и толпа на пристани ринулась к трапам. На миг Роберта потеряла Миногов из виду. Люди вокруг засмеялись и стали показывать пальцами. Она увидела, что на борт поднимаются ее друзья. Теперь на них были носы из папье-маше и фальшивые бороды. Они оживленно жестикулировали.

— Ничего себе, интересные, должно быть, люди, — с заметным сомнением в голосе произнес попутчик.

Все пассажиры заторопились к трапам, и Роберта утонула среди людей гораздо выше ростом. Сердце у нее колотилось, она не видела ничего, кроме спин, и слышала вокруг только бессвязные приветственные выкрики. Вдруг она оказалась в чьих-то объятиях. К щекам ее прижались картонные носы и фальшивые бороды, она почувствовала запах духов Фриды и бриллиантина Генри.

— Привет, родная, — закричали Миноги.

— Тебе понравилось наше «хака»? — спросила Фрида. — Я сначала хотела, чтобы мы надели маорийские соломенные юбочки и выкрасились в коричневый цвет, но Генри настаивал, чтобы мы нацепили бороды, и я уступила. Как здорово, что ты приехала!

— Скажи мне, — важно начал Генри, — как тебе добрая старая Англия?

— Плавание было хорошее? — заботливо спросила Фрида.

— Тебя не тошнило?

— Ну что, поехали?

— Пошли, — сказала Фрида. — Пора. Генри говорит, что надо подкупить таможенников, чтобы они тебя пропустили первой.

— Притихни, Фрид, — скомандовал Генри. — Во-первых, это тайна, и это нельзя назвать подкупом. У тебя есть деньги, Робин? Потому что, боюсь, у нас нет.

— Да, конечно есть, — отозвалась Роберта. — Сколько нужно?

— Десять шиллингов. Я сам справлюсь. Если арестуют меня, это не так важно.

— Лучше сними бороду, — посоветовала ему Фрида.

Остальное утро прошло как во сне. В таможенном бараке пришлось долго ждать, к тому же там Роберта встретила тех пассажиров, с которыми уже попрощалась на корабле. Потом багаж перетаскивали в большую машину, где ждал шофер. Роберте сразу захотелось извиниться за свой огромный чемоданище. Девушка никак не могла приспособиться к таким стремительным переменам. Она смутно воспринимала широкую и грязную улицу, здания, казавшиеся невероятно убогими и мрачными, машины, которых становилось все больше и больше. Когда Фрида сказала ей, что это Ист-Энд, и что-то добавила насчет Лаймхауса и Поплара, Роберта почувствовала только легкое разочарование, что места эти оказались не столь романтичны, как связанные с ними легенды, что бедность и грязь ничем не напоминали о противозаконной роскоши, что улица — Генри сказал, что это Коммерческая улица, — выглядит под стать названию. Когда они выехали в Сити, Генри и Фрида указали ей на Мэншн-хаус, а потом предложили посмотреть на купола собора Св. Павла. Роберта послушно глазела в окно, но все, что она видела, казалось ей ненастоящим. Ей мерещилось, что она лежит на незнакомом берегу, а волны, одна за одной, накрывают ее с головой. Шум Лондона ошеломил ее больше, чем грохот океана. Мозги у нее совсем раскисли, она услышала собственный голос и засомневалась, осмысленно ли она говорит.

— А вот Флит-стрит, — сообщил Генри. — Ты помнишь детскую песенку: «Вверх по Лудгейтскому холму, вниз по Флитскому холму»?

— Да-да, — кивнула Роберта. — Флит-стрит.

— Еще ехать и ехать, — вздохнула Фрида. — Робин, ты знаешь, я собираюсь стать актрисой!

— Робин наверняка догадалась, — хмыкнул Генри, — глядя на твою походку. Ты заметила, как она ходит, Робин? Она словно касается земли мягкой лапкой, как кошка. Входя в комнату, закрывает дверь и приваливается к ней.

Фрида ухмыльнулась.

— У меня это просто великолепно получается, — заявила она. — Для меня артистизм — вторая натура.

— Она ходит в одно страхолюдное место, где обитают молодые люди в длинных шарфах, которые ерошат волосы и говорят Фриде, какая она потрясная.

— Это театральная школа, — сразу объяснила Фрид. — А молодые люди — очень умные. Они все говорят, что я стану хорошей актрисой.

— Еще минута — и мы будем проезжать мимо Королевского суда, — сказал Генри.

Алые омнибусы проплывали мимо, как корабли. В них сидели люди, они выглядели одновременно настороженными, бледными и рассеянными. В дорожной пробке темно-синяя машина оказалась настолько близко от них, что сидевшие в ней мужчины в черном были всего в нескольких дюймах от Роберты и Миногов.

— Это одна из новых полицейских машин, Фрид, — сообщил Генри.

— А ты откуда знаешь?

— Ну просто знаю, и все. Наверное, именно эти громадные типы и называются Большой Четверкой.

— Хорошо бы они проехали подальше, — буркнула Фрида. — Я не удивлюсь, если мы в ближайшее время попадем к ним в лапы.

— Почему? — спросила Роберта.

— Видишь ли, вчера за завтраком близнецы говорили, что единственное, что они смогут сделать, — это стать мошенниками и превратиться в еще одну шайку «Мэйфейрских парней»[3].

— А что, очень даже неплохая идея, — кивнул Генри. — Понимаешь, Колин сказал, что стащит драгоценности у какой-нибудь невероятно богатой вдовствующей герцогини, а Стивен тем временем обеспечит ему алиби в «Рице» или где-нибудь еще. Ты же знаешь, что их никто не может различить.

— А потом, понимаешь, — добавила Фрида, — если одного из них арестуют, они будут сваливать вину друг на друга, и, поскольку один из них точно будет невиновен, полиции придется отпустить обоих, чтобы не вышло судебной ошибки.

— Из чего, — заметил Генри, — ты можешь сделать вывод, что мы находимся в финансовом кризисе.

Роберта вздрогнула при звуке знакомых слов.

— Только не это! — воскликнула она.

— Увы! — ответил Генри. — Более того, это крах. Все словно с цепи на нас сорвались.

— Мамуля собралась сегодня заложить жемчуга, — добавила Фрида, — когда пойдет днем к маникюрше.

— Такого она еще никогда не делала, — заметил Генри. — А это Стрэнд, Робин. Эта церковь или Святого Климентия Датского, или Святой Марии-на-Стрэнде. А следующая, соответственно, тоже одна из них, только не та, что первая. Насчет кризиса нам, наверное, лучше объяснить.

— Уж пожалуйста, сделай милость, — попросила Роберта. В ее замороченной голове запутанные дела Миногов представлялись чем-то надежно знакомым. Она была в состоянии здраво рассуждать по поводу их долгов, но столь же внимательно смотреть на Лондон, который так мечтала увидеть, она не могла. У нее было ощущение, что ее способность воспринимать вдруг наполовину онемела, словно под наркозом, так что она могла откликаться только на знакомые впечатления. Она внимательно слушала длинную повесть о том, как лорд Чарльз вложил огромные деньги, которые у него таинственным образом еще имелись, во что-то под названием «Сан-Домингос», и это самое «Сан-Домингос» немедленно испарилось. Она услышала о странной авантюре, когда лорд Чарльз собирался открыть ювелирное дело в Сити, а Генри и близнецы должны были быть продавцами. «По крайней мере, — сказала Фрида, — можно было продавать мамулины украшения, которые она выкупила из заклада, когда умерла кузина Рут. Лучше уж продавать их, чем закладывать, тебе не кажется?» Как выяснилось, вся задумка зависела от кого-то по имени сэр Дэвид Стейн, который недавно покончил самоубийством, оставив сэра Чарльза с пустой конторой и договором об аренде на десять лет.

— Так что теперь, — заключил Генри, — похоже, мы совсем утонули. А вот вокзал Чаринг-кросс. Мы решили вечером повести тебя в театр, Робин.

— А потом можем пойти потанцевать, — предложила Фрида. — Колин влюблен в девушку, которая играет в этой пьесе, и он наверняка захочет, чтобы она присоединилась к нам, это будет довольно досадно. Ты пригласил Мэри, Генри?

— Нет, — ответил Генри. — У нас только пять билетов, близнецы оба собираются пойти, я в любом случае хочу танцевать с Робин, а актриску Колина мы не возьмем.

— Стивен мог бы избавить тебя от Мэри.

— А она ему не нравится.