Слишком много убийств - Колин Маккалоу

Она повернулась к Кармайну; лицо ее казалось заурядным, с великоватым носом и выступающим подбородком, но в следующую секунду Дездемона улыбнулась, и лицо преобразилось, словно осветившись изнутри приветливым светом, а большие спокойные глаза цвета толстого льда стали поистине прекрасными. Вместе с материнством природа наградила Дездемону пышным бюстом, единственным, чего недоставало ее высокой, но ладной фигуре. Добавьте к этому пропорционально длинные изящные ноги, и станет понятно, почему большинство мужчин считали Дездемону чрезвычайно соблазнительной, хотя еще недавно при взгляде на управляющего директора «Хага» этот эпитет едва ли кому-то пришел бы в голову — замужество сотворило с ней чудеса.

Она подошла к мужу и поцеловала его, наклонив голову дюйма на четыре. София переминалась с ноги на ногу, дожидаясь своей очереди. В шестнадцать, точнее, уже почти в семнадцать, лет дочь Кармайна была несомненной красавицей; вся пошла в свою мать Сандру, мечтавшую сделать карьеру в Голливуде, — натуральная блондинка, голубоглазая, с тонкими чертами лица и великолепной фигурой. В отличие от своей матери-кокаинистки, оставшейся на западном побережье, София была умна, достаточно напориста и имела куда больше здравого смысла в голове, чем могли ожидать как Кармайн, ее отец, так и отчим — знаменитый продюсер Майрон Мендель Мандельбаум. Девять месяцев назад, когда Кармайн и Дездемона поженились, София переехала из Лос-Анджелеса к ним, избавившись от тягостного влияния своей матери. Поселилась девушка в трехэтажной башне-пристройке с открытой террасой наверху — настоящий рай, по представлениям любого подростка. Хотя расположение нового жилища не позволяло Софии приходить и уходить когда вздумается, а тем более приводить друзей, девушка пришла к выводу, что преимущества все же перевешивают недостатки — еще бы, настоящая отдельная квартира, даже с собственной небольшой кухней. Впрочем, все в семье обычно ужинали вместе: София и Дездемона прекрасно ладили между собой.

Обхватив одной рукой Дездемону, другую Кармайн протянул навстречу Софии, и та, с радостью позволив себя обнять, звонко чмокнула его в щеку.

— Лазанья! — довольно произнес Кармайн. — Вы, правда, не против ужинать так поздно? Я бы и разогретому был рад. Честное слово.

— Мы с Софией искушенные светские дамы и знаем: поужинаешь слишком рано, проснешься ни свет ни заря, голодный как волк. К тому же в четыре мы пьем чай.

— А как поживает наш Не-Знаю-Как-Его-Зовут? — улыбнулся Кармайн.

— Джулиан в порядке, — ответила мать. — Спит уже, конечно.

— Ну, не упрямься, папочка, — внесла свой вклад София. — Джулиан отличное имя.

— Для маменькиного сынка, — добавил Кармайн. — Я не допущу, чтобы моего сына дразнили в школе девчонкой.

София хихикнула.

— Девчонкой! Такого богатыря! Скорее уж «Большим Джули из Восточного Цицеро, штат Иллинойс».

— Терпеть не могу «Парней и куколок»! — вскричал Кармайн. — Имя Джулиан не подходит! Не важно, девчоночье оно или гангстерское! Почему не назвать мальчика нормально? Джон, например. Так звали моего прадедушку Черутти. Или Роберт. Энтони, Джеймс, в конце концов!

Лазанью нарезали на порции. «Как это Дездемона угадывает, когда я приду?» — недоумевал Кармайн. София разложила по тарелкам салат, заправила его кому чем нравилось, затем наполнила стаканы Кармайна и Дездемоны хорошим красным вином. Себе плеснула только на треть стакана и долила газированной минералкой. Все сели за стол.

— Может быть, Саймон? — из озорства предложила София.

Кармайн вскинул голову, как атакующая кобра.

— В самый раз для гомика! — отрезал он. — Нет, в Англии оно, может, и ничего, но мы-то не в Англии!

— У тебя предубеждение против гомосексуалистов, — с невозмутимым видом укорила его Дездемона. — И что это за слово — «гомик»!

— Да нет у меня никакого предубеждения! Просто я еще не забыл, как трудно приходится в школе ребенку с необычным именем, — сказал Кармайн, не желая уступать позиции. — Одноклассникам нашего сына ты тоже будешь объяснять про предрассудки? Поверь мне, Дездемона, самое худшее, что можно сделать для ребенка, — это наградить его каким-нибудь дурацким имечком. А дурацким — значит жеманным, вычурным и вообще идиотским!

— В таком случае Джулиан — далеко не худший вариант, — возразила Дездемона. — Мне нравится! Ну, пожалуйста, Кармайн. Ты только послушай! Джулиан Джон Дельмонико. Звучит? Подумай, как это будет смотреться на карточке, когда он станет знаменитостью.

— Брр! — поежился Кармайн и сменил тему. — Превосходная лазанья, — похвалил он. — Лучше, чем у мамы. Скоро будешь готовить не хуже бабушки Черутти.

Дездемона просияла от радости и хотела что-то сказать, но София ее опередила:

— Угадай, кто завтра приезжает, папа?

— По твоему тону нетрудно догадаться — Майрон.

— Да, — обескуражено пробормотала София, но тут же снова повеселела. — Он не сказал, но я думаю, он хочет составить мне компанию. В школе сейчас каникулы, вот я ему и намекнула.

— Надеюсь, не слишком тонко. На работе у меня как раз завал — самое время для гостей, — с улыбкой сообщил Кармайн.

— Плохо, да? — спросила Дездемона.

— Ужасно.

— А что случилось, папа?

— Ты знаешь правила, детка. Дома — никаких разговоров о делах.

Час спустя по пути в спальню Кармайн свернул в детскую, где в кроватке мирно посапывал его безымянный отпрыск. «Богатырь», — сказала про него София. Что ж, она права. Телосложением в отца — крепкий, с широкой костью. Никто бы не подумал назвать его карапузом. Нет, только так — богатырь. Волосы — густые, черные и кудрявые, как у Кармайна, кожа слегка темнее. Одним словом, вылитый отец во всем, за исключением роста. Если судить по ладоням и ступням, в этом малыш со временем обгонит маму.

Слова декана о женах все еще звучали в голове Кармайна, и тут его осенило. Этому мальчику можно дать какое угодно имя — оно ему ничуть не повредит. Он не заробеет и не позволит себя дразнить. И может быть, ему даже нужно что-то, чтобы обуздать его рост и силу, какой-то противовес, хотя бы слегка девчоночье имя.

С этими мыслями Кармайн скользнул в постель рядом с Дездемоной и, повернувшись, обнял и поцеловал ее. Она вздрогнула и прижалась к нему еще крепче, запустив пальцы в его коротко стриженые волосы.

— Джулиан, — прошептал он. — Джулиан Джон Дельмонико.

Она взвизгнула от радости и стала целовать его веки.

— Кармайн, Кармайн, спасибо! Ты не пожалеешь! И наш сын тоже. Ему подойдет любое имя.

— Я только что это понял.

Глава вторая

В просторном кабинете комиссара Джона Сильвестри места хватило для всех, хотя едва ли там когда-либо собиралось столько народу, как в девять утра следующего дня, четвертого апреля.

Город Холломен насчитывал сто пятьдесят тысяч жителей и обходился без специального отдела убийств. Три бригады детективов под руководством капитана Дельмонико занимались всеми видами тяжких преступлений. Впрочем, оба лейтенанта, формально бывшие под началом Кармайна, обычно вели расследования по своему усмотрению. Лейтенант Маккоскер со своей бригадой отсутствовал — они сейчас сотрудничали с ФБР в деле, касающемся наркотиков, и отрывать их было нельзя; Сильвестри это немало раздражало, тем более что все решили без него. Оставались Кармайн с двумя сержантами, Эйбом Голдбергом и Кори Маршаллом, и лейтенант Ларри Пизано со своими подчиненными, Морти Джонсом и Лиамом Коннором. Также явился заместитель комиссара Дэнни Марчиано, уходивший в конце 1968 года на пенсию. Несмотря на безупречно итальянскую фамилию, в жилах Марчиано текла северная кровь, кожа его была веснушчатой и светлой, а глаза голубыми. Ларри Пизано уходил в 1967-м, в конце года, что ставил Кармайна перед дилеммой: и Эйб, и Кори имели больший стаж, чем парни из команды Пизано, а значит, кто-то из них мог стать лейтенантом. Проблема заключалась в том, что повышения хотели оба — новое звание влекло за собой солидную прибавку в жалованье, а также большую самостоятельность.

Что до самого Сильвестри, то это был чисто кабинетный полицейский, за все время службы нигде, кроме как в тире, не стрелявший из табельного пистолета, не говоря уже о винтовке или дробовике, но к которому всегда относились с уважением. Во Второй мировой войне он получил кучу всевозможных наград, включая Почетный орден конгресса, а придя после фронта в Холломенское полицейское управление, открыл в себе административный талант и стал одним из лучших комиссаров полиции в истории города. Смуглый, с мягкой, вкрадчивой красотой, все еще привлекающей внимание женщин, Сильвестри внешностью и манерами напоминал льва и был готов отстаивать свое управление где угодно и перед кем угодно, от федералов до властей штата. Будучи политиком, настолько тонким, что большинство считали его неспособным к политике, он умел произвести благоприятное впечатление на журналистов и имел лишь две слабости. Первой был его протеже, Кармайн Дельмонико. Второй — сигары, которые он предпочитал не курить, а сосать и жевать незажженными, оставляя повсюду на своем пути их обмусоленные огрызки, как прогулочный катер — пробки от бутылок. Зная, что Дэнни Марчиано тошнит от одного вида этих сигар, он из чистого озорства по возможности подсовывал их поближе к нему.