Шамайка - Юрий Коваль

— Моя-а-а-у! — сказал пират.

Шамайка легко прянула в сторону, пробежала по карнизу, прыгнула на другую крышу, и кот долго бежал за нею, до самого бычьего сарая, и остановился, только когда грохнуло в стену копыто Брэдбери.

Глава 15

Коричневая баржа

В марте вместе с котами взбесился отчего-то и господин У-туулин. Целыми днями он стегал и проклинал быка, пинал сапогом полубульдога, бросался скобяными изделиями в рыжего Криса. Но особенно гневен был он к Брэдбери, которого никак не мог продать.

Но однажды пять здоровенных негров пришли всё-таки в бычий сарай. Они схватили быка за кольцо в носу и потащили его куда-то по переулкам.

Брэдбери надсадно ревел, мотал башкою, упирался, и Шамайка металась под ногами быка, чувствуя, что тащат его не- правильно и нечестно. Её наконец хлестнули кнутом, она от- стала, но всё равно бежала за Брэдбери и оказалась на пристани. Здесь быка втащили на палубу какой-то коричневой баржи, привязали к мачте. Брэдбери ревел, бился об мачту лбом, и Шамайка по сходням пыталась взбежать на баржу. Негры и матросы отгоняли её, свистели и пугали, хохотали, убрали сходни, и медленно-медленно отвалила баржа от пристани и поплыла в неведомые края, где кто-то ожидал быка Брэдбери с кнутом в руках.

Бык перестал биться башкой об мачту, оглянулся и, перекрывая вой пароходов, заревел, прощаясь с Шамайкой.

И она долго сидела на пристани и смотрела вслед барже, которая увозила кровавые и угрюмые тяжёлые бычьи глаза.

Шатаясь, пошла она обратно в трущобы и часто останавливалась, оглядывалась в ту сторону, куда уплыл бык, и умывалась, умывалась, ожидая его назад. Она, конечно, чувствовала, что потеряла друга, который любил её бескорыстно и добродушно, по-человечески и по-бычьи.

Тут и встретился ей снова чёрный пират. Сегодня он был угрюмый, пришибленный и печальный. Он плёлся стороной, не решаясь приблизиться к Шамайке. Кот хромал, кто-то перешиб ему лапу.

И Шамайка, у которой никого из близких не осталось, на этот раз пожалела его и не стала отгонять старого пирата.

Глава 16

Подарки пирата

Худо ли, бедно ли, долго ли, коротко, но у Шамайки родились котята. Пять маленьких котят родились в том самом ящике, из которого она сама выползла впервые на помойку.

Котята пищали, притыкаясь к материнскому брюху, и Шамайка бесконечно облизывала их.

Пират приносил ей в ящик мышей и ворованную салаку. Мышей и салаку она брала, а папашу всегда прогоняла. Пират внутренне изменился, подтянулся. Но Шамайка сильно сомневалась в глубине его отцовских чувств.

— Я теперь уже не тот, — толковал ей пират. — Сила встречи с вами переродила меня внутренне.

— Ладно, ладно, верю, верю, — мурлыкала Шамайка. — Беги за салакой.

— Вот поймаю вам крысу, небось поверите в мои качества?

— Будем надеяться. Папаша старался доставить ей удовольствие, и ему повезло. Однажды он заметил в траве, в зарослях пустырника и пижмы возле свалки, небольшое коричневое существо с длинными ушами. Это был кролик, сбежавший из лавки господина японца Мали. Пират подкрадывался к нему долго, и схватил длинноухого, и уже хотел его задавить, как вдруг подумал: «Доставлю ей удовольствие. Преподнесу подарок любви в живом виде».

И он принёс кролика в ящик из-под сухарей и бросил на кучу котят. Выбраться из ящика кролик не смог и пристроился к котятам, которые сосали мать. Сообразительный кролик, переживший ужас пиратского нападения, понял, что судьба посылает ему невиданную удачу, и тут же принялся сосать шамаечное молоко.

— Тоже мне подарочек, — поначалу ворчала Шамайка, — длинноухого принесли.

Но скоро она к кролику привыкла и облизывала его утром

и вечером.

Прошло две недели, и котята подросли. Они свободно уже стали вылезать из ящика, только кролик никак не мог выбраться наружу.

Глава 17

Господин У-туулин

— Слишком много развелось трущобных котят, — ворчал господин У-туулин, протирая тряпочкой малокалиберную винтовку. — Надо их перестрелять, пока они беспомощные.

И он полез на крышу с винтовкою в руках.

— Маса, маса! — вскричал негр Джим, вбегая в лавку японца. — Господин У-туулин стреляет по котятам! По трущобным котятам! Мне их жалко, маса!

— Трущобные — они же ничейные, — сказал японец. — Значит, господин

У-туулин может по ним стрелять. Ты не вмешивайся в это дело, Джим. Нельзя нам ссориться с господином У-туулином.

Но Джим всё-таки побежал назад и полез на крышу, с которой стрелял господин У-туулин. Прилипая к оптическому прицелу, господин стрелял и стрелял — и очень много мазал.

Котята играли во дворе возле бочки и, конечно, не понима- ли, что это щёлкает и прыгает вокруг них. Когда пулька зары- валась в пыль и поднимала кучку дыма, они пытались поиг- рать с пулькой, прихлопывая это место лапкой.

— Не надо стрелять в котят, господин У-туулин, — сказал Джим. — Мне их жалко.

— Нечего жалеть всякую шваль, — ответил господин. — От них только блохи и разные болезни. Отойди в сторону.

Но Джим не отошёл в сторону, потому что он заметил, что на соседней крыше объявился чёрный кот-пират — папаша Рваное Ухо. И господин У-туулин навёл на него винтовку. В оптический прицел хорошо был виден пират, который сегодня отчего-то весь день ухмылялся. С ухмылочкой поглядывал он на этот мир и брёл по самому гребешку крыши.

— Не надо стрелять в этого кота, маса, — сказал негр Джим.

— Это твой кот?

— Нет, маса, это не мой кот, — ответил честный Джим. — Но этот кот — король трущоб. Он пират из пиратов.

— А я не люблю пиратов, — ответил господин У-туулин, — потому что они грабят честных собственников.

И он выстрелил, и чёрный кот-пират — новоявленный па- паша Рваное Ухо свалился с крыши, потому что пуля попала ему в лоб. И тут мы должны снять шапки в честь и в память старого пирата, если, конечно, шапки наши не из кошачьего меха.

А на крыше объявилась Шамайка. Она должна была объявиться по всем законам судьбы и литературы. И она объявилась. Она шла по гребню крыши, след в след за Рваным Ухом, и господин У-туулин навёл на неё винтовку. Здесь, вероятно, закончился бы наш рассказ, если б не одно об- стоятельство. Шамайка тащила в зубах огромную дохлую крысу.

— Не стреляйте, маса, не стреляйте, — сказал негр Джим. — Ведь это кошка-крысолов. А у вас во дворе скобяного склада очень много крыс. Сами вы их неперестреляете.

Господин У-туулин почесал лоб.

— Твоя правда, негр, — сказал он. — Эта кошка достойна жить дальше.

Глава 18

Пульс кролика

Джим с крыши заметил, куда отправилась Шамайка, и пошёл по следу. Осторожно заглянул он в ящик из-под сухарей, увидел в ящике кошку, кролика и дохлую крысу и накрыл ящик доской.

— Господин японец! — кричал он, втаскивая ящик в лавку. — Господин японец! С вас полтора доллара!

Японец заглянул в щёлочку и стал всплескивать короткими руками:

— Это сенсационные обстоятельства! Джим, ты гений, получишь два доллара.

— За что два доллара такому обалдую? — спрашивала Лиззи, как всегда спускаясь в подвал из спальни.

— Смотри, хозяйка! Вот где пропавший крольчонок, а ты- то думала, что я его сожрал!

— Хватит с тебя и двадцати центов, — ворчала Лиззи.

— Я всегда чувствовал, — сказал японец, — что в этой кошке заключаются деньги. Но теперь я знаю, как их из неё извлечь!

Такие афиши расклеивал Джим в переулках, и народ валил не то что валом, но некоторые любопытные заходили посмотреть на редкое сожительство. Пришла и мадам Дантон с тремя молодыми подругами.

— Ах, какая редкость! Какое великолепие! — говорила она. — Среди людей это уже не встречается! Подберите кролика для моей Молли. Пусть и она живёт с кроликом.

— Сию минуточку, — радовался японец. — Сейчас подберём кролика, способного жить с кошкой. Вам подороже или подешевле?

— Мне средненького, чёрного цвета. Моя Молли беленькая, а кролик пусть будет чёрным.

— Какой вкус! — восклицал японец. — Изысканность! Чёрное и белое — это цвета королевской мантии! Изыск! Изыск!

И он всучил мадам Дантон вислоухого кролика, который всё это время равнодушно хрустел морковкой.

Заявился и господин Тоорстейн, который всякий раз надевал новый головной убор и теперь был в жокейской кепочке с чудовищно длинным козырьком.

— Лиса издохла, — сказал господин, входя в подвал.

— Не может быть! — вскричал японец. — Это она притворяется! Лисы, дорогой сэр, очень ловко умеют притворяться! Она и у меня сдыхала раз двадцать, и, заметьте, дорогой сэр, она сдыхала нарочно. Вы пробовали пульс?

— Какой ещё к чёрту пульс?

— Лисий пульс.

— Никакого пульса я не пробовал.

— И очень напрасно, очень. Где сейчас лиса?