Флорис. Флорис, любовь моя - Жаклин Монсиньи

Максимильена отругала Блезуа, когда он лениво расставлял горшки с геранью. В этот момент в парк въехал запыхавшийся всадник, крича во все горло:

— Царь! Царь!

И вскоре показался обоз. Проехав аллею, царская карета остановилась в клубах пыли перед парадным входом.

Максимильена склонилась в глубоком реверансе перед царем, выходившим из своего экипажа. Пьер Михайлов также слегка поклонился и с улыбкой произнес:

— Государь, имею честь представить вашему величеству графиню де Вильнев-Карамей, которая приютила и выходила вашего слугу.

— Благодарю вас, мадам, — произнес царь по-французски, — Пьер Михайлов мне очень дорог, и я навсегда сохраню признательность вам за оказанное ему гостеприимство.

Маркиз де Майи-Брель и Либуа подошли к Максимильене.

— Ах, дорогая графиня, — воскликнул маркиз, — какая радость увидеться с вами при столь значительных обстоятельствах!

— Этот тип меня выводит из себя, — проворчал царь.

— Не желает ли ваше величество отдохнуть в отведенных для вас покоях? — поспешила предложить Максимильена.

Царь, дружески взяв Пьера под руку, удалился вместе с ним. Максимильена же устраивала императорскую свиту. Она слегка растерялась, ибо не ожидала, что придется принимать такое количество гостей. Только через час она смогла присесть в одной из гостиных. Компанию ей составили маркиз и Либуа.

— Ах, графиня, какое испытание для вас! — вздохнул Майи-Брель, успевший уже переодеться в камзол темно-зеленого цвета, который совершенно не сочетался с жилетом красного цвета.

— Этот царь, — продолжал маркиз, — мешает мне спать. Он хам и пьяница, подобно полякам… впрочем, императрица родом из Польши, — добавил он смеясь.

Максимильена с улыбкой возразила:

— У русских свои обычаи, маркиз… Мне кажется, что царь держится непринужденно и что вид у него, благодаря высокому росту, весьма внушительный. Он почти так же высок, как Пьер Михайлов, его толмач.

Максимильене нравилось произносить имя Пьера, которого она не видела с момента прибытия царя.

А в это время в бело-золотых апартаментах второго этажа, где, согласно преданию, провел ночь Генрих IV, Пьер Михайлов небрежно развалился в кресле, а царь почтительно стоял перед ним.

— Клянусь святым Георгием, — вскричал Пьер по-русски, — никогда не устану любоваться тобой, дорогой Ромодановский, в роли царя российского! Должен признать, ты исполняешь ее блистательно, но не надо слишком уж изводить французов. Подумай о моей репутации!

Великан с черными проницательными глазами, выдававший себя за Пьера Михайлова, был не кто иной как Петр Великий, царь Московии. Следует отметить, что монарх очень любил, когда его замещал верный друг детства, так как ненавидел этикет и всякие церемонии. Однако человеку царского звания таиться не просто, поэтому Петр выдавал себя то за барона, то за простого солдата, а порой даже за моряка или плотника.

— Государь, — сказал Ромодановский, опускаясь на одно колено, — вы знаете, что я предан вам всецело…

— Тогда слушай внимательно и не вздумай смеяться, — ответил Петр Великий. — Я безумно влюблен в графиню де Вильнев-Карамей.

— Вы, государь? Да ведь женщины всегда занимали ваше внимание только на одну ночь…

— Но я царь, пред которым дрожат все русские, и я думаю об этой женщине, как робкий школяр.

— Но вас ожидает императрица в Спа! На ваши интрижки она готова смотреть сквозь пальцы, но с большой любовью не смирится никогда!

— Мы с императрицей стали друг другу чужими. Мне известно, что и она непрочь развлечься… я старался об этом забыть, потому что хотел сына…

Это и в самом деле трагедия Петра Великого. У него был сын, царевич Алексей, рожденный в первом браке, но наследник престола сбежав в Австрию, стал бороться против своего отца. Императрица же рожала только дочерей — единственный ее сын умер в младенчестве. Так судьба, устроив встречу Пьера с Максимильеной, соединила двух несчастных в браке людей.

Взволнованный Ромодановский сказал просто:

— Что я должен сделать, государь?

— Отправь гонца к регенту. Я поеду в Париж при условии, если графине будет дано от двора какое-нибудь официальное поручение. Например, — закончил Пьер с улыбкой, — состоять гидом при русском императоре.

— Но тогда, — вскричал Ромодановский, — при дворе начнется переполох! Вы приехали сюда с намерением заключить с Францией договор, вы хотели переговорить с маршалом Тессе и маршалом д’Юкселем, вы желали принудить Францию поменять союзников, чтобы она поссорилась со Швецией и стала нашим величайшим другом… и вот вы безумно влюбились, и все идет прахом!

— Не перечь мне, Ромодановский. Я ничего не забыл. Ты знаешь, что за Россию я готов отдать жизнь, но сейчас позволь мне побыть просто мужчиной! Я хочу проверить любовь этой женщины, и ты мне в этом поможешь. После ужина начни усиленно ухаживать за ней… Не забывай, она уверена, что царь — это ты! Если она уступит тебе, клянусь, что никогда больше не взгляну ни на одну француженку и стану отныне заниматься только договором. Если же она тебе откажет, значит, действительно любит меня. Тогда я буду счастливейшим из смертных.

На кухне главный повар Турнебиз превзошел самого себя, готовя для царя и его свиты ужин, начавшийся с паштетов, гусиной печенки, пирогов с грибами и фаршированной утки, за ними последовали филе из пулярки по-бовезски, цыплята в испанском соусе, говядина в молоке, голуби с трюфелями, индюшатина из Виллеруа, кроличье мясо в собственном соку; завершилась трапеза седлом барашка, филеем с горошком, окороками и жареными фазанами. На десерт подали огромный торт по-компьенски, драже, рисовую коврижку по-рольтезски и персиковое желе.

За столом было очень весело. Стол был полон яств и вин, но Пьер Михайлов питал очевидную слабость к розовому анжуйскому вину. Лжецарь Ромодановский сидел во главе стола; по правую руку от него была Максимильена, рядом с ней сидел маркиз, хотя сама Максимильена надеялась, что здесь займет место Пьер. Она часто поглядывала на него, краснея каждый раз, когда встречалась с ним глазами. Лжецарь, выполняя приказ своего господина, ухаживал за графиней де Вильнев-Карамей, а маркиз де. Майи-Брель, одетый в розовый камзол с серебряными пуговицами, также пытался привлечь внимание Максимильены, демонстрируя необыкновенное остроумие, которым он очень гордился.

— Ах, графиня, как восхитительны эти пулярки! Только благодаря вашему тонкому вкусу подобраны такие блюда. Но сладость этого пирога ничто в сравнении с благоуханием ваших губ!