Письма-минутки - Иштван Эркень

Ходил по булыжным твоим мостовым и думал, будто мостовые только для того и предназначены. Садился в трамвай, считая, что трамвай должен быть лишь транспортным средством. Я побывал во множестве домов твоих и верил, будто в этих стенах можно только жить, есть, пить, обитать. Я не знал, что окна — это бойницы, что из трамваев можно сооружать баррикады, а на улицах твоих — сражаться, идти в наступление и побеждать.

Во всех краях земли, на всех картах и глобусах сегодня заново пишут твое имя, Будапешт. Этим словом обозначают не только город. Будапешт сегодня говорит о том, что против танков можно идти с голыми руками. Будапешт на всех языках мира означает верность, самоотверженность, свободу, честь нации. Каждый, кто любит свой родной город, желает ему: будь и ты таким, как Будапешт!

Желаю и я — пребывать тебе веки вечные таким, как сегодня, Будапешт! Обиталищем гордых и смелых людей, наставителем венгров на добрый путь, стань для всего человеческого рода путеводной звездою, о Будапешт! Будь гостеприимным хозяином для всех народов мира, но не терпи среди священных стен своих орды захватчиков и чужие флаги.

Будь же и ты, мой родной город, таким, как Будапешт, и сделай так, чтобы мы, недостойные сыны твои, стали достойными тебя и друг друга. Живи вечно — в труде, борьбе, в дыму и копоти, в крови. Да восславится вольный город Будапешт!

2 ноября 1956 г., пятница

МИЛАНУ ФЮШТУ, 1958

Дорогой Милан!

Моей любви и восхищения тобою ничуть не умаляет тот факт, что я забыл поздравить тебя с днем рождения. (Слабым оправданием служат обрушившиеся на меня неурядицы и беды.) Зато в знак почтения я вновь — вот уже третий раз — перечитал «Историю моей жены» [11]и опять испытал такое наслаждение, что в душе не осталось места досаде на собственную забывчивость.

Итак, поздравляю с днем рождения — вероятно, последним в ряду поздравителей — и прошу, в случае крайней необходимости, дозволь и мне приникнуть к источнику вечной молодости.

Твой истинный поклонник,

почитатель и друг

Иштван Эркень.

Из письма Флоре о Жуже[12]

Любовь наша, нежная, и счастливая и очень странная своим волшебством, вероятно, обязана тому, что оба мы понимали: она обречена на смерть, однажды неизбежно наступит конец, как и положено по законам природы, хотя ничего хорошего в этом нет. За что она любит меня, не знаю. Целый год я не мог пригласить ее в какое-нибудь приличное место, купить хотя бы грошовый подарок — за время болезни поиздержался до того, что даже сигаретой угостить ее был не в состоянии. Я и теперь чувствую себя молодым, но в зеркале отражается лицо старого человека, осунувшееся и подурневшее от болезненных мук. Однако любовь порой бывает неразборчива, или же выбирает эту странную форму печали, тем не менее согревающей минуты нашей жизни. Каждая любовь жаждет продлиться как минимум вечность, а если не получается, улетучивается легкой дымкой.

Письма В Балатонфюред, Супругам Липтак[13]

Дорогие Габор и Пульчи!

Приехать нам не удастся. В ночь с субботы на воскресенье я оставил машину возле дома, чтобы с утра пораньше не заходить в гараж, а сразу тронуться в путь. Сотни раз оставлял на улице, и все обходилось без происшествий.

А тут в шесть утра звонит в дверь привратница, которая на радостях даже челюсть вставить забыла, и сообщает, что в машине вышибли окно и залезли внутрь. Кошмар, да и только: сбили дверную ручку, расколошматили стекло и выгребли все подчистую — красивый плед, все запчасти, очки и документы. Вольно тебе смеяться над чужой бедой, коли сам машиной не обзавелся. Но я с тебя усмешечку сотру. Грабители утащили и книгу, которую тебе так хотелось заполучить, — ее я тоже оставил в машине. Тем самым рассчитывал внести свой вклад в празднование вашей четвертьвековой моногамии. Подарок теперь ищи-свищи, а ты хохочи вволю.

Явилась полиция. У меня и привратницы взяли отпечатки пальцев. Думаю, на том дело и кончится. К сожалению, без документов машиной не воспользуешься, вот и ношусь, пытаясь восстановить водительские права. Мораль — яснее некуда: кому нечего терять, тому не о чем горевать. Блажен, кто без мотора.

Кстати, поздравляю с 25-летней годовщиной. Желаю и на ближайшие 25 годов попутного ветра, пусть на вашей мачте и впредь развевается знамя любви.

С тем и обнимает вас потерпевший, ограбленный, обездоленный, у которого и не осталось-то ничего, кроме отпечатков пальцев,

Иштван Эркень.

Мои дорогие!

Переписка моя настолько обширна, что приходится соблюдать хоть какую-то очередность. Вчера — запрос от эмигрировавших гомиков, можно ли им вернуться на родину. Позавчера— Мао Цзэдун, убивается, что жизнь пошла псу под хвост, спрашивает, как быть. Объявилась Бриджит Бардо: замучило одиночество, по ночам плачет, взывает к моей помощи.

Вот и вам пишу в двух словах. Приедем ли к вам? Возможно, в феврале. Числа 6–8-го, как там выпадут выходные. И если будет хорошая погода. От ночевки в отдельных комнатах готовы отказаться. Отапливать помещение желательно не этнографическими редкостями, а обычными печками.

Отвечайте, да поласковее, не то испарится даже слабое желание заглянуть в ваши края.

Обнимаю.

Пишта.

P. S. Сочинил повесть[14]. Я гений.

1965

Жужа Радноти и Иштван Эркень

с радостью извещают, что 17 июня с. г. вступили в законный брак, стало быть, размещению по отдельным комнатам не подлежат.

Поздравления, свадебные подарки, денежные конверты принимаются по адресу:

Будапешт IX, пр. Ференца, 1.

1965

Золотые вы мои, бесценные!

Не приходилось ли вам подмечать, что даже сама форма приглашения проливает яркий свет на характер человека?

Например, если вам пишут:

«В связи с приближающимся двойным праздником будем рады видеть вас у себя в фюредском доме» и т. д. и т. п.

Что за человек, ваш корреспондент?

Честный, открытый, душа нараспашку, истинный венгр. Смотрит прямо в глаза, не хихикает у тебя за спиной. У такого что на уме, то и на языке.

Такого человека нельзя не любить.

На могилку ему кладут цветы, вспоминают добром.

«До зельца был большой охотник» — даже такие мелочи всплывают в памяти.

Но ведь не всякий ему чета.

Напишет, к примеру:

«Вот когда мы вернемся с лечебного курорта, да когда покончим с ремонтом, опрыскаем виноградник, да ежели не нагрянет знатный гость, и если бы да кабы…»

Спрашивается, что это за тип? Истинный венгр? Прямой человек? Не венгр, и не прямой.

У этого всегда припасен камень за пазухой. Тихоня, а себе на уме, с такого станется в обществе исподтишка воздух испортить, а выковырянную из носа козюльку прилепить снизу к сиденью стула.

Даже Ленина и того небось недолюбливает.

Язык держит на привязи, за гнилыми зубами. Могила его зарастет бурьяном, лебедой да лопухами, а усопшего никто и словом не помянет.

К нам ведь многие обращаются с вопросом: «Что они за типы такие, эти Липтаки?» Мы сдержанно отвечаем: сами, мол, не знаем. Или: «Сами знаем — не проболтаемся». И выжидаем.

Берегитесь, Липтаки! Мы пока что помалкиваем да ждем.

Пишта и Жужа.

Дорогой Габор!

По-прежнему ничего не знаем о Пульчи и очень беспокоимся о ее здоровье. Черкнул бы хоть несколько строчек.

У нас все хорошо, произошел целый ряд приятных перемен, касающихся прежде всего меня. Мой репортаж о наводнении вызвал целый переполох, и наш замминистра на каком-то высоком собрании расхвалил меня почем зря. Повесть «Кошки-мышки» тоже пользуется успехом — одним словом, положение в корне изменилось. В идеологическом отделе ЦК состоялась беседа, закончившаяся для меня весьма положительными результатами: от Издательства художественной литературы пришел договор на сборник рассказов, а на другой день я получил заграничный паспорт.

Разумеется, тотчас разнесся слух о том, что положение мое изменилось, и в один день объявились просители от двух газет и двух театров за материалами.

Надеюсь, вскорости тебя постигнет невезение, и уж тогда-то я сумею отплатить тебе за все, что ты делал для меня в черные дни.

Пульчи желаем скорейшего выздоровления!!! Обнимаю.

Пишта.

1965

Семидесятые годы

Тибору Дери, в Балатонфюред

Сиглигет

1 июля 1971

Дражайшая Бёбе, дорогой Тибор!

Смеялся до слез над твоим письмом. Однако слезы мои, вскоре смешавшись с известковой пылью, осели на пол. Рассеянный маляр наступил на белую массу и раздавил ее в крошево. Тогда-то я и сбежал сюда, взвалив на Жужу все передряги ремонта, который сейчас в самом разгаре. Повсюду цементная пыль, обломки штукатурки, вонь краски и огонь сварочных горелок. Маляры, газовщики, водопроводчики, педерасты, слесари, коммунисты. Позавчера заявился паркетчик, да так и пропал в этом бедламе; никто его больше в глаза не видел, родственники разыскивают беднягу до сих пор. Мастеровые галдят все четверо вместе, трое требуют денег, одного по недосмотру замуровали, так он стучит в стенку: не только подает признаки жизни, но тоже требует свою долю. Вы втравили нас в этот кошмар, а сами живете припеваючи в особняке с дюжиной обширных покоев и нет чтобы пригласить измученного друга отдохнуть от всех тревог и забот. Пришлось купить путевку в дом творчества, считай, тысяча псу под хвост. Приехали бы, что ли, утешили меня. Тем более что я собрался ехать в Тапольцу, сандалии купить, но машины нет. И вдруг да сандалии местного производства и вам понравятся.