Силач Мирек - Александр Белочкин

главное, что я страдал от одиночества и темноты. Порой я часами сидел возле отверстий в полу, но они ничтожно малыми, а потом и вовсе положили ковер, и я очутился в кромешной темноте. Я тихо говорил сам собой, пересказывая истории, иногда слушал, что происходит в доме, но всего этого мне было мало. Я не мог нормально спать и вздрагивал от малейшего шороха. У меня начали выпадать зубы, благо, не передние, но все же. Сложнее всего дело обстояло с туалетом, куда девать продукты жизнедеятельности? Сначала я складывал все это в пустые банки, но потом от этого стала подниматься ужасная вонь и я начал скоблить пол. Делал это я пряжкой ремня, которую согнул вдвое и получился своеобразный коготь. Благо, что бетон в полу был не везде крепкий и мне удалось найти уязвимое место. За три недели мне удалось добраться до почвы, куда я стал все сливать.

Вони стало меньше, но мое состояние от этого лучше не становилось. Я уже находился в заточении больше двух месяцев и ужасно страдал от безделия. Мне просто не было чем заняться, голы стены, банки, древесина и шинель на мне. К тому же от такой пищи у меня появились проблемы с пищеварением. С каждый днём я чувствовал себя отвратнее. И когда я понял, что у меня остался только компот и по банке огурцов и помидоров я решил, что нужно разработать план побега. Выбраться наверх было точно не вариантом, я наделал бы шуму и меня расстреляли бы на месте.

Помните я рассказывал вам про торчащую арматуру из стены? По моим расчетам стена, где она находилась должна была выходить на заднюю часть двора. И я решил, что нужно копать туннель. Но делать это пряжкой было невозможно, нужно было что-то больше. И с этого момента началась моя битва с арматурой. Я не знаю кто ее делал, но она оказалась настолько неподатливой, насколько это можно представить. Каждый день я боролся с нею, пытаясь выгнать ее то в одну, то в обратную сторону. Я гнул ее по несколько часов правой рукой, потом левой. После этого час я отдыхал, потому что руки гудели страшно. И потом повторения вновь и вновь.

Оставалась последняя банка компота, а я так ее и не сломал. Я гнул ее месяц напролет, но все безрезультатно. Я не чувствовал рук, мышцы ужасно болели, по утрам сил не было чтобы просто встать с досок. И со временен я понял, что теряю рассудок. Я разговаривал с ней, целовал ее, просил поддаться мне, угрожал ей – поймите, Петр, я стал видеть в ней человека. Я мог вместо того, чтобы гнуть ее разговаривать с нею шёпотом часами. Мой воспалённый мозг не отличал ее от человека, и я был счастлив говорить с нею. Иногда меня все же отпускало, и я продолжал ее гнуть, но с каждым днём я делал это все меньше и меньше. Даже руки перестали так сильно болеть. Я прекратил спать и есть, я лишь сутками напролет разговаривал с торчащей из стены арматурой, которая, как мне казалось, не сдвинулась вообще.

И вновь произошло чудо. Одним утром немец был очень чем-то раздосадован. Он пришел на кухню к служанке, долго и громко на нее кричал и ударил ее, да так, что она уронила кастрюлю с супом прямо на пол. Он потек прямо с потолка! Понимаете, прямо манна небесная, я принялся как сумасшедший облизывать доски и безумно ликовать. Это помогло мне немного прийти в себя. К тому же я вспомнил о запрятанных кусочках сахара в шинели и стал их делить по крошкам. Сахар и суп вновь запустили мой мозг, я перестал говорить с арматурой и принялся ее нещадно гнуть. У меня получилось ее сломать, она сдалась, когда уже наступила весна, я думаю, это был апрель. Уже было немного теплее и как раз земля начала прогреваться. С помощью арматуры мне гораздо быстрее удалось проделать дыру в стене нежели пряжкой от ремня. Я ощущал как мои мышцы стали твёрдыми как камень, я ощущал в них силу. За три дня я пробурил дыру в стене, сквозь которую я мог бы пролезть. Потом я начал аккуратно копать землю, подставляя все доски, что у меня были.

Мне оставался лишь путь наверх, к долгожданной свободе. Но тут, меня ждало самое сложное испытание. Позвольте, мы сядем, мне сложно так долго ходить. Разговор настолько затянулся, что уже начинало светать. Мирек щурился от света, словно боялся его, это я заметил ещё в кафе. Он сел на лавочку, попросил у меня сигарету, затянулся и начал говорить.

На самом деле история почти закончена, как раз к рассвету я вам ее и до расскажу. Немец наверху все чаще и чаще кричал, я слышал все больше и больше ног – видимо что-то шло не так. И в один день, когда с самого утра принялся рыть свой тоннель, тогда я уже немного начинал копать его вертикально, я услышал, что из дома начали уходить люди. Они кричали «schneller, schneller» (быстрее, быстрее) и я был не в себя от радости, наконец-то я смогу выбраться! Но правда оказалась куда прозаичнее – немцы решили сжечь дом со всем, что в нем было. Дом начал гореть снаружи и дым ещё не попадал ко мне, я боялся рыть, опасаясь, что немцы стоят как раз надо мной. Но когда дым стал пробираться через щели в мой дом, то я стал сильно паниковать и принялся как крот усиленно рыть вверх. Я закрывал себе рот куском шинели, я ее сбросил, потому что было невероятно жарко. Я копал одной рукой, а второй закрывал рот и это очень замедляло процесс. Глаза ужасно слезились, я был весь в земле, я глотал все больше и больше дыма. Но в один момент с силой пнул арматурой вверх и пробил дыру!

Представляете, там был воздух! Я как обезумевший стал бить арматурой по земле, меня придавил ее огромный ком, но я всё-таки смог выбраться.

– Посмотрите на мои глаза – неожиданно приказал Мирек.

Я ужаснулся. В кафе это было совсем не заметно – он был слепым! Эти зрачки просто были серой массой, видимо он ещё немного видел, но совсем самую малость.

– Вы ослепли? – обескуражено спросил я.

– Почти да, я немного вижу, этого хватает чтобы жить – грустно ответил собеседник.

Я