Тройной прыжок - Алексей Николаевич Леонтьев

успокоить ее, но она не обернулась. Я видел, как она кусала губы, чтобы не разрыдаться. Со слезами она ничего не могла сделать, они текли у нее по щекам. Я вынул из кармана платок.

— На, возьми, — сказал я. — Чистый.

Она, не оборачиваясь, оттолкнула мою руку. Она не хотела, чтобы я видел ее слезы. Но плечи у нее вздрагивали все сильней. Я не знал, что делать. У меня уже у самого засвербило в носу и сами собой начали подергиваться губы. Я попробовал засвистеть какой-то веселенький мотивчик.

— Перестань свистеть! — сказала она.

Я перестал. Она вынула зеркальце. Не глядя на меня, потребовала:

— Дай платок!

12

— Серега! Сергей!..

Петька весь ободрался о щебенку и придорожные кусты. Сорвал голос. Он обшарил не меньше километра насыпи с обеих сторон.

— Сережка-а!

Значит, он остался на сцепке и сейчас мчится в тартарары со скоростью сто километров в час…

— Серге-ей!

Мимо, грохоча, пронесся пассажирский поезд.

Петька скатился с насыпи и через бурое весеннее поле побежал к далекому проселку. Вдали показался одинокий свет фары. Он приближался.

Башмаки расползались в жирной пашне. Земля цеплялась за ноги, не пускала вперед. Донесся треск мотоциклетного мотора.

Петька отчаянно рванулся к проселку. Упал, поднялся. Снова бросился наперерез свету. Забыв об опасности, Петька, распахнул руки, загородил дорогу. Мотоциклист резко затормозил.

— Друг!.. — прохрипел Петька. — Скорей… К телефону!..

Вид у него был такой, что парнишка-мотоциклист даже не спросил ничего. Кивком показал на сиденье сзади.

Круто развернул машину и на предельной скорости помчал ее обратно в темноту.

13

— Что же мы будем делать? — спросила девчонка.

Она уже привела себя в порядок и стояла строгая, аккуратная, такая же, как прежде. Она смотрела на меня, ожидая ответа. Надо было что-то придумать, оттянуть время.

За окном в луче прожектора промелькнула фанерная постройка с вывеской «Столовая». Несколько столиков стояли снаружи. На них лежали стулья, убранные на ночь.

Я вдруг ужасно захотел есть. Я всегда хочу есть в самое неподходящее время. Даже в кино, когда вижу, как на экране артисты едят, так мне тут же хочется есть. Я раз в доме санитарного просвещения у лектора, который проводил беседу о питании при атеросклерозе, спросил, что это — может быть, у меня какая-нибудь болезнь?

Лектор сказал, что я вполне здоров. Просто у меня сильная реакция организма на еду. И это вполне согласуется с теорией академика Павлова.

— Слушай, — сказал я. — У тебя никакой еды нет?

— Что?!

Глаза девчонки стали еще круглей. Она решила, что ослышалась.

— Ты хочешь есть?!

— Не хотел бы, не спрашивал, — буркнул я.

Я уже жалел о своем нелепом вопросе. Но девчонка вдруг сказала:

— Сейчас посмотрим.

Она немного успокоилась. Если человек хочет есть, то в самом деле все не так страшно.

Девчонка поставила на кресло большую красно-синюю сумку. Сумка была набита свертками, пакетами, кульками. У меня просто глаза разбежались. Колбаса, сыр, масло, хлеб белый и черный, крутые яйца, соленые помидоры… Ну и запасливая оказалась попутчица! У меня даже настроение поднялось.

Со стороны поглядеть — просто два человека сидят в поезде и ужинают. Только почему-то не в купе вагона, а в кабине машиниста. Девчонка сама почти ничего не ела, только все подкладывала мне новые куски. И чем больше я ел, тем она становилась спокойней. Кажется, первый раз мой аппетит принес какую-то пользу.

14

На дверях поселковой почты висел большой амбарный замок.

— Проспись, парень, — говорил сторож, — утром приходи.

— Открывай! — хрипел Петька. — Мне на станцию позвонить надо!

— Отступи! Не имею никакого полного права допускать посторонних лиц в неурочное время. Добром говорю, уйди!

— Открывай! Человек гибнет!

— Неужто на пятнадцать суток захотел? А ну, отойди! — Сторож угрожающе вскинул «тулку». — Стрелять буду!

— Стреляй!

Петька рванул на груди комбинезон и пошел на сторожа. Оттолкнул его. Ударил в дверь ногой. Дверь распахнулась. Не зажигая света, Петька бросился к телефону на стене.

— Ну, что хватаешь? Что хватаешь?! — плачущим голосом проговорил сзади сторож. — Это ж местный. Междугородний — вот он, в будочке висит… Темнота!..

15

Я уже не мог больше есть, а она все очищала яйца, мазала хлеб маслом, отрезала толстые ломти колбасы и молча пододвигала мне новые куски.

— Все! — сказал я. — Спасибо, сыт.

— Возьми помидоры. Ты не пробовал.

Это была, пожалуй, первая ее фраза за наш ужин.

— Попробуй! — настойчиво повторила она. — Сама солила.

Тут я понял, что совсем она не успокоилась. Просто боится, что сейчас кончится ужин и снова надвинется страх. И еще она очень не хочет, чтобы я заметил это.

— Возьми! — сказала она.

Я чувствовал, что у нее внутри все сжимается от предчувствия страха, но больше не мог съесть ни кусочка. Никакая реакция на еду не помогала.

— Всухомятку не пойдет, — сказал я. — Вот если бы граммов сто пятьдесят!

Здорово у меня это получилось. Не хуже, чем у Петьки Щукина. Я понимал, что водку ей взять неоткуда.

На лице девчонки появилось знакомое «вчерашнее» выражение.

Она пристально смотрела на меня. Поколебавшись, потянулась за сумкой. Интересно, что же она еще оттуда достанет?

Девчонка протянула небольшой пузырек. В нем какая-то бесцветная жидкость. На этикетке было написано: «Наружное».

Она брезгливо поставила передо мной пластмассовый стаканчик. Я с удовольствием выпил бы сейчас газировки с сиропом из автомата.

— Слушай, — сказал я. — Здесь написано «Наружное». Наверное, его пить нельзя.

— Почему нельзя? Это же самый чистый спирт. Медицинский. Просто внутрь его не прописывают.

Отец рассказывал, что на Дальнем Востоке, где он одно время работал, они пили спирт, разводя его соком консервированных ананасов. Ананасов у нас не было.

— Развести нечем, — сказал я. — Вот досада!

Я вернул пузырек.

— Погоди, — девчонка вскочила с кресла. — Не может быть, чтобы здесь воды не было. Машинисты ведь не верблюды. Они тоже пить должны.

Она заметалась по кабине. На задней стенке было несколько дверок. Она стала открывать их по очереди.

— Вот! Смотри, что здесь!

В шкафчике, где машинисты, наверно, хранили продукты, стоял термос. Девчонка встряхнула его.

— Там что-то есть!

Она отвинтила колпачок, вытащила пробку, принюхалась.

— Кажется, кофе… Пойдет?

Деваться было некуда.

— Пойдет, — сказал я.

Мы налили себе кофе. Она в колпачок от термоса, а я в пластмассовый стаканчик. Я храбро плеснул туда немного спирта.

— Тебе налить? — спросил я.

Девчонка колебалась, но любопытство пересилило.

Она с опаской пригубила. Я