Тысяча замков - Владимир Васильев

«Хоть в этом повезло», – подумал Вишена.

С одной из макушек холма ясно виднелась березовая рощица, а рядом с ней – полуобвалившиеся стены. Башни разрушились почти полностью, только корявые остовы напоминали о них; серый камень много где зарос мхом и лишайником; на месте ворот зиял темный провал.

Когда они приблизились, стала видна башенка, о которой предупреждал Сириан. С холма ее было не разглядеть, мешали развалины. Когда она открылась взгляду, Вишена рассмотрел желтый флаг с языками алого пламени.

«Гм! – напрягся он, вспоминая рассказ Славуты. – Судя по цветам – это варвары штормового Суладора, если я ничего не спутал. Чего они тут искали?»

Оба песиголовца при виде башенки не проявили ни малейшего беспокойства. Тот, кто проходил здесь когда-то, давно покинул эти края.

«Может, они руину и выскребли?» – подумал Вишена с надеждой. Лезть под землю и рубиться с неведомой нечистью совсем не хотелось. Все в этом Мире было чужим, непонятным и холодным.

Они приблизились к арке, где некогда появлялись и исчезали обманчивые ворота. На полуобрушившейся стене сидело несколько галок, глядя на Вишену и арранков с некоторым подозрением, но без страха. Видать, люди им встречались нечасто.

Во дворе было пусто, если не считать полусгнившей коновязи и расколотой поилки для лошадей. Чернел наподобие драконьей пасти вход в палаты, расширенный кем-то неведомо зачем.

Перед самым входом арранки сдержали шаг, принюхались и замерли. Шерсть на их загривках вдруг встопорщилась, оба тихо заворчали.

Вишена понял, что руина не пуста.

Он молча вынул из ножен почерневший в Иллурии клинок и шагнул отверзнутому проему. Песиголовцы стали рядом с входом, словно стражи. Взглянув в их карие глубоко посаженные глаза Вишена почувствовал, что ему желают удачи.

Вниз уходили ступени, длинный коридор вел вглубь палат первого яруса; Вишена поколебался и пошел вниз. Глаза быстро привыкли к полутьме. Впечатывая в пыль следы сапог, Пожарский спускался по крутой лестнице. Где-то впереди брезжил слабый свет: верно, там была труба наподобие дымохода, для воздуха. Когда он спустился, тишина, казалось, стала звенеть.

Подвал замка ширился на добрые полста шагов, а в длину превышал сотню. Зыбкий свет выхватывал в центре неправильной формы пятно, по углам клубился плотный мрак. Стараясь не смотреть на свет, Вишена, выставив меч перед собой, мелкими шажками направился к ближнему из углов. Нога ткнулась во что-то твердое: Вишена глянул – горсть камней размером с голубиное яйцо и большой булыжник с человеческую голову. О него Вишена и споткнулся.

Размышлял Пожарский всего мгновение. Нагнулся, подобрал мелкие камни и вернулся на освещенный пятачок.

Все углы оставались темными и ничто не нарушало царящего там мрака.

Размахнувшись, Вишена метнул первый камешек в ближний угол. Сухой стук разбудил пяток летучих мышей, с криками они заметались по тесному для крылатых подвалу. Второй, третий бросок: в дальнем углу кто-то тяжело заворочался, потом разом вспыхнули два уголька-глаза. Между ними свободно уместилась бы человеческая ладонь.

Взгляд был тяжелый и мрачный, как удар булавой. Вишена покрепче сжал меч и приготовился к худшему.

Обладатель кроваво-красных глаз поднялся; был он на две головы выше Пожарского.

«Час от часу не легче», – подумал Вишена, смахивая выступивший пот с чела. И краем глаза заметил тусклое свечение в своих руках. Он опустил взгляд: одна из рун на гарде меча горела зеленоватым колеблющимся пламенем. Может, это давали о себе знать волшебные изумруды, чуявшие нечисть в его родном Мире?

Темная фигура бесшумно приблизилась. Вишена ждал гневного рыка, шипения – каких-нибудь звуков, но неведомо кто был безмолвен, как безветренная ночь. Руна разгорелась ярче.

– Кто ты? – хрипло спросил Вишена, потому что тишина и ожидание действовали на нервы.

Вопреки ожиданиям, ему ответили. Низким вибрирующим басом:

– Я – Л'лейл, густар харка. Я вижу, ты в белом плаще. Поэтому сражаться не буду. Бери откуп и уходи, чужак.

Вишена чувствовал, что Л'лейл неотрывно глядит на горящую зеленым руну.

«Небось, ее боишься, а не плаща белого», – подумал Вишена.

Вновь зазвучал бас:

– Ты прав, чужак, я не смею выступить против древней магии твоего меча. Бери откуп.

Под ноги Вишене тихо упало что-то продолговатое, подняв ленивые облачка пыли. Пожарский нагнулся и подобрал – это был пояс. Простой кожаный пояс с костяной застежкой, без единого украшения.

– В нем живет заклинание Холодного Пламени. Когда будет нужно, Холодное Пламя поможет тебе и твоим спутникам. А теперь уходи, и помни: второй раз путь тебе сюда заказан. На долгие годы, люди не живут столько. Прощай.

Л'лейл повернулся к Вишене спиной и бесшумно канул в темноту дальнего угла. На миг Пожарский узрел приземистый согбенный силуэт, сразу же проглоченный комьями мрака.

Вишена не заставил себя упрашивать: в одной руке меч, в другой пояс, он взлетел по лестнице, прыгая через две ступени. Поднялся он куда быстрее, чем недавно спустился.

Песиголовцы потянулись к мечам, но учуяв человека, замерли.

Дневной свет резал глаза.

– Уф!!

Вишена смахнул рукавом обильный пот. Согнул руки, переводя взгляд с вороненого меча на колдовской пояс. Руна на гарде медленно гасла, и скоро перестала отличаться от двух других. Меч скользнул в ножны и был ненадолго забыт.

Пояс при свете дня выглядел совсем непривлекательно: основательно поношенный, невыразительного черно-серого цвета. Костяная пряжка покрыта сетью мелких трещин, под которыми угадывался полустертый рисунок: язык пламени. И три руны под ним, те же, что и на мече.

– О как! – сказал Вишена озадаченно. – Ладно. Заклинание, так заклинание. Тарус разберется…

Песиголовцы вопросительно поедали его глазами.

– Сидит там внизу кто-то. На вид – страшноватый. Но биться не пришлось: откупился вот этим, сказал, колдовство в нем живет. – Пожарский потряс поясом. – И возвращаться не велел. Так что – пошли.

Вишена подпоясался откупом Л'лейла и они скорым шагом пошли прочь от разрушенного замка. На полпути к холму Вишена обернулся и еще раз окинул взглядом свою первую в Иллурии руину.

Флаг над башенкой у рощи теперь был не желтым, а черным, словно кошачий зрачок.

Вишена вздрогнул и остановился. Песиголовцы, глядя на него, тоже замерли.

Кто-то из черных людей дальнего северо-востока скрывался в роще. Вишена вспомнил, что под цветами Аргундора сражался Яр, и тяжкий вздох вырвался из его груди.

– Пойдем, Вижжена! – пророкотал Гарх. – Запомни это, и пойдем!

Еще раз взглянув на флаг, Пожарский поспешил за скорыми на ноги песиголовцами, размышляя на ходу.

«А ведь они перестали называть меня плосколицым, – подумал он совершенно не к месту. – Наверное, потому, что я вслух никогда не называю их песиголовцами…»

Когда они вернулись к месту стоянки у башенки по другую сторону холма, там никого уже не было. Но флаг, хвала Перуну, был все еще белым.

Без доспехов и поклажи Вишена с арранками догнали отряд Сириана часа за три. Сначала они шли вдоль цепочки холмов, оставляя их справа, потом вдалеке засинела водная гладь пролива, за которым лежал Хаэнедор, земля, где властвовали орки. Чуть позже холмы появились уже слева, а за холмами, подернутые зыбкой полупрозрачной дымкой, угадывались снежные пики.

Щитоносцев Сириана, успевших соединиться с отрядом эльфов, раньше учуяли песиголовцы: повели носами, поймав встречный порыв ветра, переглянулись. Урхон заметил:

– Догоняем…

Спустя немного времени заметили их и в отряде. Сириан отстал и дождался Вишену. В глазах его читалось больше уважения, чем раньше. Наверное, Сириан уже клял судьбу за то, что послал бестолкового кондотьера, которому нужно все разжевывать и пояснять. Ватаг белых, скорее всего, знал, кто кроется в руине у разрушенного замка, и не ожидал, что Вишена вернется живым.

– Рассказывай, – велел он Пожарскому.

Тот, стараясь казаться невозмутимым, ответствовал:

– Да чего рассказывать? Слазил, пояс, вон, дали… Даже драться не довелось.

Сириан выжидательно смотрел Вишене в глаза. Пришлось рассказать поподробнее:

– Сидел там некто красноглазый в подвале, Л'лейл, гос… кто-то там, я не запомнил.

– Густар харка? – подсказал Сириан.

– Во-во. Заявил, что сражаться со мной не хочет, откупился заклинанием Холодного Пламени, которое, якобы, живет в этом старом ремне.

– Ясно… – протянул Сириан. – А почему сражаться не хочет – не сказал?

Вишена пожал плечами:

– Меча моего боится.

Брови Сириана поползли вверх.

– Меча? Ну-ка, покажи, если не в тягость.

Пожарский молча обнажил меч. Вороненый клинок казался чем-то нереальным в ярком свете дня.