Эй становится взрослым - Екатерина Боярских

— Копья тяжёлые. Один мальчик — два копья. Чем вы думали?

И ещё тише:

— Когда вы были Младшими, я учил вас охоте. Разве вы носили моё копьё? Я плохо учил вас.

Тур приблизился к ним:

— Я нашёл его.

Дедушка Ай посмотрел на мальчика, вздохнул:

— Намучился? Иди поешь и поспи.

А Дар даже не посмотрел в его сторону. Сощурился, закусил губу и сказал спокойным-спокойным голосом: «Тебе не быть охотником, Младший».

— Вот так, мыши, это было. — закончил Эй свой рассказ. — Теперь вы знаете, что мне не быть охотником. Вот Ю, она сильная. Ю — рыболов. Она ходит одна и ни разу не заблудилась. А я так…

— Мечтатель? — тихонько спросила Тинка.

Но Эй не знал такого слова.

Камень солнца и Камень зимы

— И всё-таки, как ты сюда попал? Что случилось? — спросил Тим.

Пока мыши слушали Эя, они не раз и не два обменивались взглядами, как будто спрашивали друг друга: «Ну что, поможем?» и тут же глазами отвечали: «Поможем, поможем». Эй и сам не понял, как это случилось. Ещё два солнца назад он сидел в общей пещере. Никто его не трогал, никто ничего не говорил. Никто даже не смотрел в его сторону. Можно было делать что угодно, и Эй достал из мешка два камня. Один он носил с собой давно, другой — нашёл сегодня. Первый он называл Камнем зимы. Из таких Отцы делали копья, но его камень был намного красивей. Эй уже много раз подносил его к глазам и видел там, внутри, кружение метели, узоры на льду замёрзшей реки и даже вход в пещеру, наполовину засыпанный снегом… Второй, сегодняшний, был Камнем солнца — ярким и блестящим.

Сначала Эй подбрасывал солнечный камень одной рукой, а зимний — другой, потом ловил их в одну руку, потом подбрасывал, успевал хлопнуть в ладоши и снова ловил… А потом подумал: «Зимний камень надо расколоть». Если по нему сильно ударить, он распадется на две половинки, и всё, что Эй видел внутри, окажется снаружи. Половинку можно будет оставить себе, а другую — подарить Ю. Ей понравится, а если получится проделать дырку, она наденет его подарок на шею.

Эй хорошо примерился и стукнул по камню. Камень не раскололся. Стукнул ещё раз — упрямый камень снова не раскололся. Ещё, ещё… И вдруг полетели жёлтые искры. «Ого! — подумал Эй. — А если наоборот стукнуть?» Он попробовал стучать зимним о солнечный, солнечным о зимний, прямо, наискосок… Камень наконец раскололся, но Эй уже забыл про подарок Ю — так понравились ему искры.

Зато Тётушка Зю всё очень хорошо замечала. Эй стоял на коленках на подстилке из сухого мха, искры падали на неё. Мох слегка задымился. Казалось бы, ничего страшного. Но Тётушка испугалась. Она не знала, что огонь можно получить и так.

Каждый год в начале весны Отцы добывали новый огонь. Долгая зима с каждым годом становилась холодней, но весной жизнь начиналась заново. Серое племя помогало солнцу согреть землю, но старый огонь уже не грел, и потому Отцы должны были добыть новый непобедимый весенний огонь, который помогал людям согреться, а земле — расцвести.

Сначала они искали подходящее дерево. Иногда ушедшие на поиски Старшие возвращались скоро, к вечеру того же дня, а в прошлом году, наоборот — искали нужное дерево целых два дня. Самое ровное, самое красивое. Старейшая по имени Пра указывала место, в которое огонь хочет прийти, все собирались, и сильнейший Отец племени, мудрейший Старший и самый искусный Мастер сверлили дерево, передавая друг другу деревянный стержень. Сильно пахло смолой, Матери пели Песню пламени. Наконец, появлялся дымок. Одна из Матерей подкладывала солому и осторожно раздувала новый огонь. Весь год ему не давали погаснуть. Но никто в племени не умел высекать искры из камней — ни Старшие, ни Отцы, ни Мастера.

Эй всё стучал камнями друг о друга, не замечая, что кто-то держит его за ухо.

Тётушка Зю любила покричать, но в этот раз она, не сказав ни слова, вытащила Эя наружу, провела через поляну и отпустила перед старухой, которая сидела между двух больших камней и кормила маленький огонь сухими ветками. Будто невидимая граница отделяла Старейшую от обычных дел и разговоров племени. Она часто так сидела — одна, у небольшого костра.

Кожаный мешок

Тётушка Зю отступила куда-то за границу освещённого круга, и Эй остался со Старейшей один на один. Чего только не говорили о Бабушке Пра, самой старой женщине племени. Говорили, что она никогда не болела и ни один дикий зверь не мог причинить ей вреда. Говорили, что она так стара, что не может ходить и её носит над землёй невидимый, неслышимый ветер. Говорили, что она то слепнет, то прозревает, и никогда не поймёшь, видит ли она тебя или видит вместо тебя что-то другое. От этих историй Эю становилось не то чтобы страшно, а будто холодок в душе, и мурашки бежали от шеи до самых пяток. Он ещё никогда не разговаривал со Старейшей — не приходилось.

А ещё говорили, что Бабушка Пра никогда не задаёт вопросов. И действительно, она молча глядела прямо на Эя. Взгляд Старейшей был неподвижен, она смотрела мимо Эя, как будто что-то очень важное действительно могло находиться в воздухе, чуть выше его левого уха. Эй не выдержал молчания и сам стал рассказывать ей об искрах. Камни он по-прежнему держал в руке и решил показать, как высекать искры — на сей раз они вышли совсем слабые, но всё же вышли.

Старейшая молчала. Потом встала, отошла от костра и мелкими, медленными шагами направилась к нему. В ней чувствовалась старость, но тяжести не было. «Невидимый ветер!» — мелькнуло в голове у Эя, пока она приближалась. Она нагнулась, прикоснулась своим лбом к его, и их взгляды встретились.

Лицо Бабушки Пра казалось выточенным из кости — светлое, худое, с зоркими глазами, сплошь покрытое мелкими-мелкими морщинками и очень спокойное.

— Ты ребёнок, — произнесла она. Не спросила, а сказала как есть, но Эй возмутился:

— Я не ребёнок! Я старше всех Младших!

— Ты взрослый, — снова сказала женщина, так же спокойно и утвердительно, как до этого назвала его ребёнком.

— Я не взрослый, — снова возразил Эй. — Меня называют «Младший», и Тётушка Зю всё ещё говорит мне, что можно, а чего нельзя. И ещё… какой же я взрослый, если мне никогда не быть охотником?

— Уже не ребёнок, ещё не взрослый. Ты особенный, и тебе предстоит особое испытание.

Эй сидел и ждал, сам не зная чего, пока старуха за границей освещённого круга просила кого-то позвать Тура и Дара. Потом в кромешной тьме она принялась искать что-то в ложбинке у дальних камней.

На границе света и темноты вновь появилась Тётушка Зю. Рядом с ней стояла Ю с заплечным мешком Эя в руках. Эй подошёл, забрал у неё мешок, а затем, раскрыв ладонь, показал ей два стёршихся, растресканных куска — то, что осталось от Камня зимы. Снова всё вышло не так, как он хотел.

Откуда-то справа из темноты вышла большая смуглая женщина, и Эй вздрогнул от радости. Это же мама, его мама! Он обхватил её обеими руками, как в детстве, и уткнулся в плечо… Он давно уже не приходил к ней под бок по ночам, да и днём всё больше бегал с Ю или возился с малышами, разбирал свои камни, устраивал тайники… Но когда на него находила грусть, Эй всегда искал её, устраивался рядом, обнимал большую мамину руку — и грусть улетучивалась. Вот и сейчас ему тут же полегчало: мама здесь, рядом.

Вслед за мамой из темноты появились малыши Ти и Туу. Подошёл старый мастер Ай. Он держал факел, и только теперь Эй разглядел, сколько людей вокруг: Матери, Отцы, Младшие, Старшие, Мастера и Хранители.

Старейшая принесла огромный мешок и положила на землю перед мальчиком.

— Залезай.

— Нет! Прошу, не надо!

Зеленоглазая Ю, смешная и ворчливая Тётушка Зю, тихий мастер Ай, маленькие Туу и Ти… Все смотрели на него.

— Хочешь скоблить шкуры под началом Тётушки — возвращайся туда. Хочешь стать взрослым — иди сюда. Нет третьего пути, — ответила Бабушка Пра.

Эй почувствовал — ему тяжело не потому, что она желает ему зла. Ему тяжело потому, что надо сделать трудный шаг. Еле сдерживая слёзы, стараясь не повторить своё «Не надо!», он сам шагнул в мешок.

— А дальше? — спросила Тинка.

— Мешок завязали? А как же ты дышал? — спросил Тим.

— Дышал через дырки. Но там, в мешке, всё равно очень плохо, — ответил мальчик.

— Ты там плакал, — догадались мыши.

— Нет, мыши, я не плакал. Разве что во сне.

— Ты и спал в мешке?

— И спал тоже. Дар с Туром принесли меня сюда.

— Сколько же ты просидел в мешке?

— Два раза они выпускали меня по ночам. Значит, несли всего три дня.

По ночам Дар и Тур действительно выпускали Эя. «Ты всё равно не поймёшь, где мы», — говорили они, но ни разу больше не назвали Эя «младшим» — он не сразу понял почему.

— Ты же мог сбежать!

— Мне хорошо было, — неожиданно признался Эй. — По ночам мы жгли костёр и разговаривали. Да-да, теперь, когда Дар уносил мальчика от родных мест, он будто забыл про потерянные копья. По ночам рассказывал сказки про хитрую мышь, которая ничего не умела: ни охотиться, ни зёрна искать, ни плоды подбирать. Пошла мышь-обманщица к белке и говорит: «Берегись, Белка! Появился у нас вороватый Ворон, ему сверху всё видно, увидит наши запасы — съест». Белка испугалась: «Неужели я плохо спрятала? Посмотри, подруга, вот здесь, под пеньком — незаметно?» «Незаметно-незаметно, Ворон мимо пролетит», — отвечала хитрая мышь, а сама пришла на следующий день к пеньку и все белкины запасы съела.