Пещера - Геннадий Авласенко

А не многовато ли для одного утречка?!

Я затравленно зыркнул в сторону ванной, потом вновь уставился на эти, невесть откуда взявшиеся ноги.

Итак, Витька мне звонил, а по сему ноги в рыжих ботинках Витьке принадлежать не могут! Ясно, как божий день!

Но ведь ног без хозяина не бывает, значит…

Кому-то они всё-таки принадлежат!

Вопрос: кому?

Теряясь в догадках и готовый ко всякого рода неожиданностям, я медленно двинулся по направлению к дивану, не отводя от него настороженных глаз.

Ра-а-а-з!

Целая кипа газет, простынь и всего прочего барахла оказался на полу. А на диване…

На диване я узрел совершенно незнакомого мне парня с рыжей, под цвет собственных ботинок, шевелюрой. Он сладко посапывал вздёрнутым, густо усыпанным веснушками носом и просыпаться явно не собирался.

Машинально, я вновь обернулся в сторону ванной, и мне как-то сразу и резко поплохело.

Ничего себе утречко!

Из ванной, чуть приглушённый расстоянием и плотно закрытой дверью, доносился ровный шум падающей воды, и рыжий на диване сладко посапывал ему в унисон.

Я очумело потряс головой, собираясь с мыслями, но так ни с одной и не собрался. Потом вновь, самым внимательнейшим образом посмотрел на рыжего.

Ноль просвета, ноль привета! Не помнил я его, ну, совершенно не помнил!

Но тогда как же он очутился здесь, в моей комнатке и даже на моём диванчике, заботливо укрытый газетками с ног до самой рыжей своей макушки? И стол этот великолепнейший…

Правда, девушку я тоже не помнил, так что…

Я мысленно возблагодарил небо за отсутствие родителей и тихонечко потряс рыжего за плечо.

– Вставай, приехали! – сказал я, но не в полный голос а, почему-то, шёпотом.

– А? Что? Где? – сонно забормотал рыжий, чуть приподнимаясь на локте. – Сейчас я, это… Ну, и… вот…

И вновь завалился на диван, тщетно пытаясь завернуться в остатки газет.

Отобрав у рыжего все газеты, я снова потряс его, на это раз чуть посильнее. Уж очень хотелось мне поскорее разузнать хоть что-либо из вчерашних моих приключений.

– Ну, вставай, вставай!

Низкое неопределённое мычание было мне единственным ответом. Потеряв надежду вернуть газеты, рыжий видимо решил попросту обойтись без оных.

И тишина. Лишь в ванной шумит, плещется вода, и даже вроде слышится что-то, пение какое-то…

Да чёрт бы их всех побрал!

Рассвирепев окончательно, я ухватил рыжего за широкие плечи, чуть приподнял его и, переведя из горизонтального в вертикальное положение, ловко прислонил к стене.

И ещё встряхнул. Для верности.

На этот раз, кажется, подействовало.

Рыжий зевнул, осторожно повертел буйной взлохмаченной шевелюрой и, чуть приоткрыв заспанные гляделки, окинул меня мутноватым взором, но не без интереса.

– Доброе утро! – как можно более вежливо сказал я. – Как спалось?

– А, чёрт… – голос у рыжего был хриплый и сонный, как в трубу. Он тупо огляделся вокруг, но, кажется, так ничего и не разглядел. Тогда он вновь зевнул и, закрыв глаза, принялся быстренько валиться на левый бок.

Но я был начеку.

Рыжий снова открыл глаза.

– Башка трещит! – доверительно сообщил он мне.

– Бывает! – посочувствовал я. – С кем не бывает!

Рыжий вновь принялся осматриваться по сторонам, на этот раз куда более осмысленно.

– А мы это где? Не в вытрезвиловке часом?

– Хуже! – в тон ему ответил я. – Мы у меня дома.

Рыжий хмыкнул.

– Хуже… сказал тоже!

Я всё пытался вспомнить, откуда он взялся на мою голову, этот рыжий, конопатый! Пытался и никак не мог вспомнить.

Рыжий тоже рассматривал меня с всевозрастающим интересом.

– Слушай, а ты кто такой будешь?

– А ты? – в тон ему спросил я.

– Жоркой меня зовут! – доверительно сообщил он и снова зевнул, да так сладко, что я невольно последовал его примеру.

Имя Жорка мне решительно ничего не говорило. Ладно, пойдём дальше.

– А меня Санькой! – бодренько произнёс я. – Как говорится, будем знакомы, что ли…

– Чего? – не сразу врубился Жорка. – А, ну да!

Мы продолжали внимательно и настороженно рассматривать друг друга. Ни дать, ни взять две незнакомые шавочки, случайно и неожиданно столкнувшиеся нос к носу в тихом безлюдном переулке. Разве что не обнюхивались и хвостиками не виляли по причине полного отсутствия оных.

Взгляд Жорика с каждой минутой становился всё более осмысленным. Он (в который раз уже!) недоуменно осмотрелся вокруг, а я с тоской подумал, что, кажется, о вчерашнем развесёлом вечере мой милейший гость знает столько же, сколько и я. Ежели не менее того…

– Слушай, – снова начал Жорка, – а как это я к тебе…

Хотелось бы мне и самому это знать.

Шум воды в ванной прекратился, и я действительно услышал пение. Хороший у неё голос, заслушаешься.

– Кто у тебя там? – Жорка показал головой в сторону ванной. – Жена, что ли?

Стоп! Стоп-стоп! Стоп-стоп-стоп! Кажется, что-то начинает проясняться!

– Слушай, а ты с кем вчера был? – спросил я как можно более безразличным тоном. – С девчонкой, да?

Жорка пожал плечами, задумался.

– С Лёхой мы вчера были, – объявил он, но полной уверенности в голосе моего гостя не наблюдалось. – Фикса ещё клеился… потом отлепился… – Жорка замолчал, ожесточённо почесал пятернёй лохматый затылок. – А мы с Лёхой, вот… И как это я к тебе? И где Лёха?

То, что оба моих утренних гостя, кажется, совершенно незнакомы друг с другом, ситуации, естественно, не прояснило, но сам сей факт меня почему-то здорово обрадовал.

Впрочем, ясно почему!

– Понятненько! – нарочито бодрым голосом произнёс я. – Всё ясненько.

«Понятненько» мне ничего не стало, «ясненько» – тем более. А так, как переговоры наши, кажется, зашли в тупик, мы просто-напросто замолчали. Причём, на довольно-таки продолжительное время.

– Ну, что ж! – сказал я наконец и, осознавая, как любил говаривать батя «полную бесперспективность дальнейшего продвижения в данном направлении», взял веник. – С Лёхой так с Лёхой, мне какое дело! Ванная прямо, но пока занята, туалет направо и, кажется, свободен. Пиво в холодильнике, во всяком случае, вчера было…

– Пиво – это хорошо! – глубокомысленно изрёк Жорка и вдруг, словно вспомнив о чём-то важном и неотложном, молниеносно исчез в туалете.

Я же, ещё раз возблагодарив небо за отсутствие родителей и тяжело вздохнув при этом, незамедлительно принялся за генеральную уборку моей изгаженной комнатёнки.

Честно говоря, больше всего на свете я опасался обнаружить в каком-либо укромном уголочке ещё и неизвестного мне Лёху (за Фиксу я не беспокоился, он, кажись, успел где-то отлепиться, но вот Лёха…) Но, к моему большому удивлению, всё обошлось благополучно. Лёха нигде не обнаружился.

И в это самое время хлопнула дверь ванной, послышались лёгкие быстрые шаги, и девушка эта, непонятная, странная, красивая до умопомраченья, вошла в мою комнату. Вошла и тут же остановилась у самого входа.

Я почувствовал её пристальный взгляд, и всё же лишь огромным усилием воли заставил себя поднять голову и посмотреть её в лицо. Да и то не сразу…

Помниться, я ещё подумал что-то вроде того, что, проснувшись утром с девушкой в одной кровати, надо бы ощущать себя хоть немного раскованнее, что ли… Или, в данном конкретном случае всё дело в том, что отрезок сей ночи начисто стёрт с коры моего головного мозга? Или она просто слишком красивая, и всё дело именно в этом?

Девушка стояла, прислонившись спиной к дверному косяку, и молча на меня смотрела. Теперь она была одета в тоненькую спортивную курточку-безрукавку и, изрядно вытертые, джинсовые шортики, плотно облегающие её стройные загорелые ноги. На плече у девушки висела маленькая коричневая сумочка на длинном ремешке, пышные, слегка потемневшие после мытья волосы в красивом беспорядке рассыпались по плечах.

– Ну, что? – спросила девушка, когда обоюдное молчание стало грозить затянуться до бесконечности. – Так и будем в молчанку играть?

В зелёных насмешливых глазах её появилась нечто, вроде лёгкого презрения к моей неуклюжей, неотёсанной и явно несовременной персоне… во всяком случае, мне так показалось.

Нужно было что-то сказать ей, и я уже собрался сказать ей это «что-то»… даже рот раскрыть успел – как вдруг меня словно обухом по голове шандарахнули.

И как же это я сразу то не сообразил!

– Проводи меня до дверей! – сухо сказала девушка и, повернувшись, быстро пошла в сторону прихожей. Я же уныло тащился следом, всё ещё переваривая только что свалившееся на меня прозрение.

Вообще-то, я всегда думал, что такие ослепительные красавицы промышляют только по интуристским гостиницам и лишь в исключительных случаях нисходят до нас, простых смертных…

Или это и есть один из этих исключительных случаев?

А в ванной уже снова шумело и булькало. Это рыжий Жорик смывал утренней водусею все свои вчерашние прегрехуси… смывал и в ус себе не дул. Мысленно я ему даже позавидовал.