Всё, кроме любви (СИ) - Красовская Марианна

— Что смотришь? Дальше раздевайся.

Она так же спокойно сняла лиф и трусики, оставшись полностью голой и уставилась на него своими золотистыми глазищами, не моргая. Даже не волнуется. Зрачки спокойны.

— А теперь иди на кухню, — скомандовал Джош. — Я буду готовить, а ты стоять рядом.

Разумеется, делать с ней он ничего не собирался, так, просто поглазеть. Впрочем, это он не собирался. А хвост уже наглаживал ее колени, выдавая возбуждение, которое нахлынуло от вида аккуратной девичьей груди с розовыми сосками. Хороша! Она всегда была красавицей. Чтобы не натворить ничего, о чем он потом будет жалеть, Джош встает и плетется на кухню, не оглядываясь, но слыша, как она шлепает босыми пятками по полу.

— Стой и учись, — говорит он. — Я же знаю, что ты не умеешь готовить.

Он и сам не шеф-повар, но почистить и нарезать овощи сумеет. И сыр. И открыть банку с оливками. С мясом сложнее, его максимум — нарезать ломтиками копченую… копченого кого-то. Этикетка куда-то делась, но это не важно. Мясо есть мясо.

В нынешних печках овощи запекаются быстро. Приготовить нехитрый ужин — пара пустяков. Саманта сглатывает слюну. Она не ела весь день.

— Сядь, — командует квантр, невольно отвлекаясь на покачивающуюся грудь. — Я буду тебя кормить.

Снова вспышка в золотых глазах. Его окончательно отпускает. Не такая уж она и дурочка, какой прикидывается. Видимо, действие лекарств постепенно заканчивается. Джошу всегда нравилось о ней заботиться, но разве она позволяла? А теперь он подносил к ее рту вилку, а она осторожно снимала с нее овощи с сыром. Сыр тянулся, она неловко подхватывала его пальцами и облизывала их, а мужчина стискивал зубы, потому что едва сдерживался, чтобы не наброситься на нее прямо сейчас.

Он ведь знал ее тело, знал, что они идеально подходят друг другу, знал, какие позы она любит. Знал, что она очень тихая в постели, только вздыхает или всхлипывает, но не стонет и уж тем более не кричит. Знал, что она любит целоваться, но не любит, когда трогают грудь. От этих знаний было только хуже, потому что мысленно он уже раздвигал ей ноги и гладил мокрые припухшие от желания складочки, а она вздыхала и кусала его плечо. И дело было даже не в том, что она была голой. Просто ни с одной женщиной ему не было так хорошо и легко, как с ней. Он продолжал ее кормить, пряча левую руку под стол и поправляя напряженный член, совсем забывая, что столешница прозрачная. А Саманта все видела, но старательно делала вид, что слепая и глухая.

Джош (теперь она запомнила его имя) пугал ее, и в то же время она догадывалась, что он не насильник. Захотел бы — давно бы взял. В голове еще мутилось, она помнила уже, что он точно был ее любовником, впрочем, любовников у нее было много, этого она и не забывала; и то, что делали с ней в доме Дейдрэ, было для нее не таким уж и диким, чтобы она из-за этого сильно переживала. Но что было с Джошем? Был ли он кем-то особенным для нее? Или одним из многих?

Иногда в ее голове мелькали самые разные образы: и чернокожие крупные мужчины, берущие ее вдвоем, и веревки, стягивающие тело, и женские губы, и другие мужчины — блондины с узкими золотыми глазами, или брюнеты, или рыжие… мужчины сильные, с широкими плечами, мужчины худые в очках. Но с хвостом был только один — Джош.

В один момент в доме рроу Дейдрэ она поняла, что он не делает с ней ничего, чего она не делала сама, по доброй воле. Она была шлюхой, и шлюхой осталась. Порой она даже возбуждалась от того, что ее растягивали на козлах и насиловали. Впрочем, чаще она плакала от боли или просто молчала, покорно принимая всё, что делал с ней хозяин.

Воспоминания причиняли боль, и поэтому, когда ее бедра коснулась теплая плоть хвоста, она шарахнулась от нее и свалилась на пол вместе с высоким стулом. Джош не успел ее подхватить. Бросился к ней, рывком поставил на ноги, ощупал со всех сторон, повернул к себе спиной и замер, увидев белые полосы шрамов.

— Что это? — хрипло спросил он. — Откуда?

Он даже провел пальцами по ее спине. Такой красивой раньше, бархатистой, гладкой и очень чувствительной. Она любила, когда он спускался поцелуями по позвоночнику и часто просила не бриться. Сейчас под пальцами ощущалась неровность кожи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Рроу Дейдрэ… — прошептала Саманта, а что еще сказать, она не знала. Наказывал? Усмирял? Дрессировал?

Джош зарычал, стискивая кулаки. Ему хотелось убивать. Девушка, ощущая, что хозяин напрягся и перепугавшись, что он начнет срывать свой гнев на ней, могла успокоить его только знакомым и действенным способом: принялась целовать его шею, поднимаясь на цыпочки.

Глава 4. Новые правила

— Прекрати, — хрипло говорит мужчина, не пытаясь сдвинуться с места. — Не нужно.

Но девушка уже запускает руки ему под футболку и водит пальцами по напрягшимся мышцам. Это приятно. Ему хочется оттолкнуть ее, но узнать, до чего она дойдет, хочется еще больше. Он ей ничего не приказывал, она решала, что делать, самостоятельно, а, значит, и насильником себя ощущать он не мог. Но Саманта в какой-то момент и сама осознает, что делает что-то непонятное, только не понимает, отчего ей вдруг самой так легко и приятно прикасаться к Джошу. Движения ее рук замедляются, она делает шаг назад, обхватывая себя руками, и потерянно смотрит на хозяина.

— Все, завод кончился? — насмешливо спрашивает Джош. — Жаль. Посуду вымой.

Это указание ей понятно, посуду в доме рроу Кирау она мыла не раз. И даже почти ничего не разбивала при этом. Ничего сложного: открыть воду, намылить, сполоснуть.

— Ты совсем дура? — с недоумением спрашивает квантр. — Есть же очиститель!

Он вырывает у нее тарелку, открывает маленький ящичек под раковиной, закидывает туда всю грязную посуду со стола и закрывает. Саманта тихо отвечает:

— Но вы велели вымыть, а не поставить в очиститель!

— А если я прикажу из окна выпрыгнуть? — и тут же понимает — выпрыгнет. Она обязана выполнить его приказание. Знать бы наверняка, что она все осознает, он бы еще как приказал! Но издеваться над одурманенным человеком — не вариант. Во всяком случае она начала разговаривать, и имя его вспомнила — уже прогресс. И от ошейника ее больше не колбасит, а значит, он правильно разобрался с настройками.

— В общем, так, — щурился он. — Когда я дома — будешь ходить голой. Когда меня нет — как хочешь. И спать будешь тоже со мной в одной кровати, как и положено послушной супруге.

Хоть какая-то месть! А то глупо получается — она его кинула, утащив, между прочим, кредитную карту, а он слюни распустил и жалеет ее. Может, некоторое превосходство его успокоит.

— Да, хозяин, — шепчет девушка, опуская голову.

— И называй меня не хозяином, а любимым! — совсем расходится Джош. — Понятно?

— Да, хозя… любимый.

— Прекрасно. А теперь иди в постель и жди меня там, а я в душ. А хотя… помой меня, Саманта.

— Да, любимый.

Он морщится, но ничего не говорит — сам приказал. А потом идет в ванную, раздевается и вручает ей гель. Ванные здесь крутые: можно настроить воду так, что она падает сверху, как дождь. Ему нравится этот режим. Тонкие девичьи пальчики скользят по намыленному телу, лаская, ноготки чуть царапают кожу. Джош поворачивается к стене, чтобы хоть немного скрыть от нее возбуждение и приказывает вымыть спину. Ему приходится упираться в стену обеими руками, чтобы устоять на ногах, когда эта мелкая чертовка начинает мылить хвост, а особенно место, где он переходит в тело. Его ведет, а она, словно издеваясь, тянет за него, трет, щекочет… а потом намыливает бока и, обнимая его, проводит руками по животу, опускаясь к готовому к бою члену.

Саманта не понимает, что с ней творится. Ей нравится его дразнить, нравится, что он вздрагивает под ее пальцами. Тело мужчины ей знакомо, она словно играет с ним в привычную игру. Хвост обвивается вокруг ее ноги, поднимаясь все выше по внутренней части бедра, а она, вместо того чтобы возмутиться, только немного расставляет ноги, ожидая, что он поднимется еще выше, туда, где уже горячо и мокро отнюдь не от воды. Ее тело словно предает ее. Хвост же не обманывает. Он скользит по промежности, лаская, а потом поднимается выше, к анусу, и слегка толкается туда. Жалобный всхлип вырывается у нее из груди, а она даже рот зажать не может, потому что руки у нее сами собой ласкают мужской орган.