Страсть Исава. Гастрософский дневник - Курт Брахарц

«Мои внутренние часы, мой желудок да и все телесное ощущение указывают мне, что прошло по меньшей мере восемь часов с того момента, как мы сюда попали, – вдруг довольно нерешительно произнес Билл Орр, – откуда следует…»

«…Что мы имеем дело с зоной вечной ночи», – продолжил я за него наиболее неприятную часть его догадки.

«При таких обстоятельствах, – сказал Билл Орр, – нам ничего не остается, как искать дорогу в темноте».

Сказано – сделано. Мы начали продвигаться на ощупь. Мне и думать не хотелось, сколько и какие опасности мы миновали, не зная, что они подстерегают рядом. В конце концов после марша в темноте продолжительностью около суток, мы наткнулись на нечто, на ощупь напоминающее дверную ручку. Я надавил на нее, дверь подалась, и мы обнаружили, что находимся в будуаре принцессы Аберкромби, которая стояла рядом, к счастью полностью одетая, изумленная и необыкновенно обрадованная нашим появлением.

«Скажу заранее, – сказала принцесса, – что не хотела бы никаких разговоров о том, что случилось после проглатывания чудовищем, и вообще, постарайтесь поскорее об этом забыть».

Само собой, мы с пониманием отнеслись к пожеланию леди. Да и вообще, нас больше интересовало будущее, чем прошлое. А будущее представлялось проблематичным – ведь и выход и вход в будуар принцессы был лишь через ту дверь, в которую мы вошли и за которой, как мы уже смогли убедиться, простиралась бескрайняя, бездорожная темнота. Однако Биллу Орру снова пришла в голову хорошая идея: «Мы сделаем дыру в стене или, если это окажется бесполезным, в полу». Само собою, никаких инструментов в будуаре принцессы не нашлось, за исключением тех маленьких изящных безделок, которыми дамы прихорашиваются. Мы безуспешно пробовали воспользоваться пилочкой для ногтей, щипчиками для бровей и массажной щеткой, пока не выяснилось, что пол состоит из не очень, правда, пикантной, но вполне съедобной субстанции, – и мы с воодушевлением принялись за работу.

С Хансом мы частенько говаривали о нашем общем пороке, от которого мы, производящие литературную жвачку а-ля Эмблер,[29] Чандлер[30] и Шёваль – Вале[31] для среднего класса, постоянно страдаем: и он, и я, как правило, хорошо знакомы с весьма небольшим количеством мест, куда можно было бы поместить действие. Потому приходится фантазировать и ухищряться. Вот, к примеру, сюжет о скандале с мясопродукцией. Действие могло бы произойти в Австрии. Присутствует заговор миллионеров (может даже, миллиардеров), коррупция в высших политических сферах (а как же без нее!), покушение на народное здоровье (мясо индийских водяных буйволов выдается в супермаркетах за шотландскую оленину, мясокомбинат и местные дегустаторы подкуплены, с мясом передается коровье бешенство). Крупномасштабная преступность на заднем плане, постепенно обнаруживаемая в романе. Все должно начинаться с незначительного случая, с нечаянного взгляда за кулисы: охранник мясотранспорта, замеченный на скотобойне с болтающейся за плечами винтовкой, случайно подвернувшийся свидетель… и так далее, и так далее.

Сегодня уничтожил свой старый дневник, 2896 испещренных страниц – с сентября 1971-го по апрель 1980-го. Перелистывая, нашел заметку следующего содержания: «Вена, 16.3.1972. Вчера в пансионе „Харетер“ со мной случился необыкновенно сильный приступ обжорства. Почки были превосходны и стоили всего 18 шиллингов… Один из гостей смотрел мне прямо в рот, и хозяин сказал мне покровительственно: „О, у этого господина проснулся аппетит при виде того, как вы вкусно кушаете“. Ханс целиком погрузился в созерцание бедного старика, который кушал принесенное с собой яблоко так, будто это было изысканное лакомство, съедение которого он долго откладывал и наконец позволил себе. Впрочем, в „Харетере“ обед для двоих стоил 40 шиллингов…»

Прекрасное солнечное утро быстро превратилось в кошмар, когда, вернувшись с утреннего моциона, я обнаружил в своем стуле изрядное количество жирно поблескивающей крови. Позднее, конечно, мне удалось отогнать мрачные фантазии насчет рака кишок. Я поплевал на всякий случай через плечо и сказал себе: «Что, старый трус, вообразил, что умираешь от черного вудуистского колдовства?» Но нарциссическое убеждение, что мой задний проход злоумышляет против меня, тем не менее осталось.

Лондон. Неделя «джанк-фуд».[32] Всякий путеводитель объявляет нелепым предрассудком мнение о том, что, попадая в Лондон, питаться неизбежно придется плохо, и щедро раздает советы, либо устаревшие, либо подразумевающие заход в какое-нибудь «Симпсон и Что-то». Я зашел как-то раз в нечто, похожее на «Симпсон и Взморье», но за вращающейся дверью мужество покинуло меня: я хотел попасть в ресторан, а не в церковь. Я ретировался, когда вокруг пополз встревоженный, придушенный шепоток. Уже Бриа-Саварен заметил, что епископы кушают лучше королей, потому что торжественнее.

Два китайца к югу от Шафтсбери-авеню готовили так, что на их древней родине за такую стряпню им наверняка была бы уготована изощренно зверская смерть. Нам только и оставалось, что наслаждаться по мере сил заведениями под веселенькими вывесками с надписями: «Трумс» и «Уимпи», «Макдоналдс» и «Жареные цыплята по-кентуккски», «Бургеркинг» и «Континентальные колбаски Макса» (где было также нечто под названием «ролльмопс»). Вкуснее всего еда мне показалась в «Жирном Исааке» на Хай-стрит, Уайтчапел. Там были угри в маринаде и разиньки (довольно-таки большие морские моллюски). Мой старый M юре – Сандерс[33] упоминает разиньки «Кинкхорн» и новинку – длиннораздельных морских трубочников, что, возможно, звучит чересчур зоологично, но на вкус они приятнее. В то же время Лондон – рай для гурманов. Кулинарно одаренный гурман, если только пожелает, может купить все, что ему только взбредет в голову. Всё к его услугам: от «Фортнум и Мейсон»[34] до какого-нибудь супермаркета с кошерным отделом.

Рядышком можно найти массу магазинов, где продаются всевозможные безделушки и бесполезные устройства, претендующие на комичность поделки, и тому подобный хлам, к примеру порошок для пуков, который при приеме внутрь способен произвести суровейшие и мощнейшие метеорические ветры, английский ответ на немецкое снадобье той же породы – зуду, или порошок для чиха. Очевидно, английский юмор столь же (б)анален, как и немецкий.

Еще одна местная причуда – пластмассовая еда где-нибудь в «Либерти» или «Суон и Эдгар». Пластмассовая яичница-глазунья, котлеты, фрукты, овощи и так далее – обман, который временами (например, в случае шоколада) весьма правдоподобен. Рядом – вполне функционирующие подделки, шариковые ручки в форме спаржи, рыб, очищенных и неочищенных бананов, последние с наклеенными фирменными этикеточками и коричневыми пятнышками, шоколадных палочек и морковок, машинка для заточки карандашей, выглядящая как кусок пирога, брелок для ключей в виде кружочка лимона, кекса или апельсинной дольки, ярлыки в виде бутерброда или плитки шоколада.

В одном из компьютерных салонов я первый раз поиграл в игрушку под названием «Пакман». В ней существо, состоящее только из желтого рта, нужно было проводить по лабиринту, где голубой монстр мог его съесть или быть им задавленным. Мне это показалось забавнее обычных стрелялок, теннисных турниров и так далее.

«Уважаемый господин Брахарц,

Меня очень интересует книга, которую Вы пишете. Напишите, пожалуйста, мне за неделю до того, как поедете в июле в Каринтию (я буду в это время в Дойчберге, мне нельзя будет позвонить). Вот такой рецепт я Вам предлагаю: 250 г муки, 150 г сахара, 150 г маргарина (или масла), одно яйцо, 25 г дрожжей, половина растертой картофелины, по надобности какао, шоколад, черника, айва, сухарная крошка и прочее, чтобы подобрать цветовую гамму… на странице 17 „Моста" посмотрите на формочку с воронкой, которая заканчивается сфинктером, сквозь него следует выдавливать тесто (выдавливать следует неравномерно, двигая туда-сюда) во фритюрницу, запекать при 180 градусах до появления золотистого оттенка… получившиеся колбаски следует перегнуть в середине, как они естественным образом перегибаются при известных обстоятельствах. К этому прилагаю рецепт уринального соуса. Если установить на воронку цилиндр с поршнем либо пневмобутыль, то можно выбрызгивать тесто из сфинктера под давлением. На страницах 18 и 19 „Моста" можно также найти описание многоцелевого прибора „Шалун-пролазник" (назначение его – прочистка анального прохода, взятие проб кала на анализ, лечение геморроя, измерение температуры в анальном отверстии – воплощение аналоэротизма). В принципе, это уже частности. Если получится, больше напишу об этом в июле.

С наилучшими пожеланиями, С. Колиг».

К сему прилагаю параллельную цитату из десятого номера «Моста» – каринтийского журнала, посвященного вопросам искусства. «Формочка последнего причастия, образца 1979 года, в действии: требуется яйцо + молоко + мука = тесто, которое посредством сосуда с поршнем выдавливается воронкой через искусственный сфинктер; сформовавшееся в виде фекалий тесто помещается во фритюрницу, где запекается до золотистого оттенка, горячим выкладывается на тарелку, ставится на стол, фотографируется (как можно скорее, важно именно первое впечатление) и поедается. Потом изверженный продукт переваривания также необходимо немедленно сфотографировать. Рецепт теста следует менять то тех пор, пока не будет достигнута полная идентичность изображений на первой и второй фотографиях».