Метафизическое кабаре - Мануэла Гретковска

В последний день в Paradiso я дала унести себя потоку воды. Километровый спуск между скалами. Я упала в бассейн и вынырнула с видением. Крикнула: «Мишка!» Он в одежде бросился в воду и вынес меня на берег.

— Мишка, я знаю, какой слоган выиграет в этом году конкурс рекламных роликов в Каннах!

Мишка вынул мокрый блокнот и, лежа рядом со мной, приготовился писать.

— Перестань! Люди подумают, что я диктую тебе последнюю волю.

Мы перешли в оранжерею.

— Мишка! Кока-кола борется с пепси-колой. Это война жидкостей. Всякая материя сражается с материей. Такова ее природа. Война жиров, например. Маргарин борется с маслом. Он выиграет под лозунгом: «Маргарин без масла влезет». Название призового фильма — «Последняя пачка масла в Париже».

* * *

Вернувшись в Польшу, я застала в офисе брата. Приехал из Берлина. Страшно соскучился. Хочет, чтобы мы снова жили вместе. Я не могла пойти с ним в город. Нет сил. Он расчувствовался:

— Ты одна на свете, они тебя используют, морят голодом. С твоим талантом и моим трудолюбием мы откроем прекрасную фирму. Создадим династию, — уговаривал он.

Что я могла ему посоветовать?

— Не плачь обо мне. Подумай о себе. Ликвидируй свой берлинский ресторан. У гриля нет будущего. Слишком много вредных окисей и жира. К тому же болезни животных. Вкладывай в будущее.

— Но во что?

— У всякой эпохи свой корсет. Каждый должен его носить, а значит, купить. Корсет нашего времени — это презервативы. И не копи прибыль. Католики — не протестанты. Не будь капиталистом, страдающим денежным запором. Я люблю тебя как брата, и ты люби своих братьев и сестер — инвестируй.

* * *

Шефиня спросила, не хочу ли я встретиться с ксендзом.

— Костелу не нужна реклама, ему нужна любовь. Но если ему нужна я, то он мне нужен еще больше. Пусть священник войдет.

Ксендз из моего прихода — его прислал брат. Принес елей для помазания больных. Удалил из комнаты шефиню и Мишку.

— Хочешь ли, дитя мое, исповедоваться?

Я исповедалась быстро. Ксендз был доволен чистотой моей жизни и мыслей.

— Ты видишь ангелов, дочь моя? — удивился он, когда я об этом упомянула.

— Да, отец мой.

— Ангелы — это вестники, они что-нибудь поведали тебе?

— Открыли, почему они стоят за человеком, а не перед ним.

— Почему же?

— Потому что им легче пинать поганца в задницу, а не тащить за собой всю жизнь.

— Фантазии, дочь моя, фантазии.

— Я повторяю то, что слышала.

Ксендз перекрестил меня и вышел.

Облатку я спрятала на потом, когда проголодаюсь.

* * *

Мишка — неверующий. «Твои видения — продукт мозга, а не души — мудрствовал он. — Души не существует. Ты отравляешься собственным организмом и бредишь. Каким-то чудом этот бред соответствует действительности. Вероятно, твоя информационная система не принимает во внимание ограничений здравого рассудка, и потому в этом безумном мире ты в семидесяти процентах случаев верно угадываешь ход событий».

Благодаря мне он стал заместителем шефини.

— Ты веришь в науку? В эволюцию и так далее?

— А что, у тебя были религиозные видения?

— Может быть. Я знаю доказательство несовершенства теории эволюции. Ты — лучший пример.

— Неужели? — Мишка забеспокоился. Все-таки, как он подсчитал, три четверти моих предсказаний сбываются.

— Столько женщин у тебя сосало — и ничего. А согласно закону естественного приспособления, головка твоего члена должна была эволюционировать в сосок.

Мишка придавил меня газетами: «На, изучай макулатуру». Вышел, хлопнув дверью. Он боится мести за то, что было год назад. Я могу наболтать ерунды, и все поверят. Что он хочет выдать секреты рекламной кампании конкурентам, что приносит нам несчастье.

Подключили видео. Я записываю новости. Не могу запомнить сотен фамилий, названий. Предсказываю, куда пойдут стрелки на бирже. Аргентинские акции вниз, китайские без изменений. Трастовый фонд «Зух» — полный пшик, мошенничество. Его спасет продажный министр. Потом — громкий процесс о коррупции. Выиграет министр. Самой подходящей формой правления для России была бы военная диктатура. К сожалению, им навязали демократию, и мировые банки, заботясь о своих деньгах, застрявших там, профинансируют выборы. Президентом станет глава военизированной организации, мафиози Васька.

По ночам я смотрю фильмы. Заказала все с Мэрилин Монро. В «Автобусной остановке» она, играя двумя горошинками на тарелке, говорит сидящему в баре мужчине: «Из двух вещей одна всегда лучше другой. Ты всегда можешь выбрать». Разве это не лучшая характеристика свободного рынка и рекламы? Они предлагают свободу выбора между двумя идентичными горошинами только потому, что одну из них расхваливает красивая женщина. А впечатление идентичности двух горошин возникает от того, что бедняжки не могут конкурировать между собой. Они лежат на тарелке. Есть мне не хочется.

* * *

Думала о том, что со мной произошло. Люди богатеют. Больше покупают, больше переваривают — еды, вещей, денег. Кто-то платит за это благоденствие Польши. Сколько существует таких, как я, девушек? Содрогнувшихся перед чрезмерностью и пресыщением? У евреев тридцать шесть тайных праведников поддерживают существование мира. Бог ради них не посылает на Землю карающего огня.

* * *

Мэрилин звучит так же, как Мерлин — тот волшебник из фильма о рыцарях Круглого Стола. Он знал прошлое, потому что был сыном дьявола. Предсказывал будущее, потому что мать его была монахиня, и Бог над ним смилостивился. Надо мной тоже.

* * *

Шефиня просит изобрести что-нибудь оригинальное для кампании новых прокладок. Я вижу только одно решение. Огласить правду. «Девушки, женщины! Не дайте себя одурачить. Вам внушают, что чистота достигается с помощью новых прокладок и Tampax’ов. Наживаются на вашей жажде духовной чистоты, незапятнанной совести. Торгаши хотят, чтобы у вас возник физический, телесный ужас перед запачканными брюками и платьями. Тогда вы забудете об истинной чистоте духа».

* * *

Не буду читать газет. И глазеть в телевизор на человечков, уменьшенных до размеров аквариумных рыбок. Они живут в своем мире, за стеклом, пуская пузырьки взглядов, мнений. Вынутые наружу, в настоящий мир, — дохнут. Утратив популярность, погибают. Открывая рот, выпускают вместо слов пустоту. Медиальные личинки. В интервью они выжимают из себя воспоминания, словно выдавливают угри. Чирей личности?

Особенно счастливой я чувствую себя по ночам. Пустой офис. Я не сплю, погружаясь в собственные мысли. Я уже не понимаю, где видения, а где я. Все смешивается во мне. Я тихо свечусь в темноте. Фосфорический свет озаряет мои стройные кости. Только сейчас я понимаю, что такое счастье. Моя прежняя жизнь была вульгарным вздором. Женщина должна быть хрупкой и одухотворенной. Мне никто не нужен, я питаюсь собственной эйфорией. Медиум — это канал. Медиум — труба для трансцендентного, соединяющая тяжелый материальный мир с тем, эфирным. А что если это обычная, сточная труба? И из моих уст льются медиальные помои, которыми питается этот материальный низ?

* * *

Шефиня принесла платье от Dior'а и коробку косметики. Еще подарила мне плащ от Armani.

— Может, просмотришь последние тенденции моды? Тебе холодно? Я принесу второй обогреватель, — она была заботлива и по-настоящему обеспокоена. Я не чувствую по отношению к ней прежней злости. Чувства проходят. Отдаляются от меня наподобие людей, вещей. Я вижу уже только контуры, цветовые пятна. Благодать одиночества.

— Вы хотите, чтобы я говорила о том, что вижу в газетах. Специально увеличиваете целые страницы про экономику. Зря. Я ничего не вижу, не хочу видеть. Есть вещи поинтереснее. Не связанные причиной ни с каким легко угадываемым результатом. Хотя бы тайна милосердия, загадка Святой Троицы или первопричина реинкарнации. То, что вы хотите узнать о бирже, крахе экономики, — обычный продукт проницательного интеллекта. Мозг выделяет мысли. Каждый орган что-то выделяет: поджелудочная железа — инсулин, желудок — кислоты. Чем тут гордиться? — Я тряслась от холода. Меня знобило.

Шефиня не поняла. Села на табурет у моих ног. Я не разглядела, кажется, ее колени соскользнули на пол. Стоя на коленях, она сказала:

— Дело уже не в нашей фирме. Подумай о стране. Родине без твоих советов грозит экономический крах. Политики, как всегда, бессильны. Спасение — в тебе, к тебе обращаются миллионы нуждающихся.

— Народ справится. Это племя, сросшееся струпьями, шрамами. Сцепившееся навсегда когтями. Оставьте меня в покое. Я не вижу букв. Я хорошая секретарша и знаю клавиатуру наизусть. Я хочу писать свой дневник. И не пробуйте ставить мне капельниц, даже когда я потеряю так называемое сознание, иначе наложу на фирму проклятие.