Вершалинский рай - Алексей Карпюк

— Аминь! — как один человек выдохнула толпа.

Наступило боязливое и напряженное молчание. Вдруг люди зашевелились, послышался плач и отчаянный вопль:

— Ма-атерь святая! Спаси-ительница!..

— Дайте же дослушать, ОНА что-то говорит! — требовала Руселиха.

— А я только вижу, но ничего не слышу!

— Где, тетка Пилипиха, ЭТО самое, покажите!..

— Я всю жизнь молилась, и бог меня уважил! Я все молила, просила бога явить чудо, и он внял моим молитвам!..

— Говорит нам что-то, бабы!

— Кто говорит?!. Да куда же глядеть, тетя Настя, скажите же хоть вы!

Чей-то пронзительный дискант заглушил всех:

— Помолчим, бабы! Разве ЭТО всем доступно слушать?.. Одной Христине дано слышать голос богородицы, пусть она и прислушивается!

На взгорке воцарилась тишина.

— Слушайте, тетя Христина, хорошо слушайте и все нам пересказывайте!

Руселиха с той же улыбкой, с блуждающими от возбуждения глазами, с нездоровыми красно-белыми пятнами по всему лицу, уставилась в небо и стала скороговоркой, с паузами, уверенно передавать:

— Спасительница говорит, что… власть на земле бог поручает нашему Альяшу, Лавреновому сыну… Объявляет его божьим человеком!

— А-ах!.. — вздохнула толпа.

— Выходит, правда? — послышался удивленный женский голос.

— А ты как думала! — цыкнули на маловерку. — Зря люди не скажут!

— Тихо, бабы, не мешайте! — скомандовала Христина. И передавала речь богородицы уже без помех: — Альяш будет тут наместником бога… Построит… построит божий храм!.. И не один!.. Наказывает, чтобы мы слушались Альяша! Он… он приведет нас в царство небесное!

Толпа застонала.

— Будем, будем слушаться, царица небесная, заступница ты наша, во всем, во всем слушаться будем! И волю его исполним, что ни пожелает…

— Скажи господу богу и сыну его, что не пожалеем ни себя, ни живота своего, ни коня, ни вола, ни мужей своих, ни ближних своих, ни детей, чтобы…

Из ельничка выплыло ленивое облако пыли — Альяш вез камни.

— Ой, кто это там?! — перебил Христину чей-то тревожный вопль. — Полтора-ак?!

На секунду установилась тишина. Ее оборвал тонкий девичий крик:

— Мама-а!..

— Спасайся, кто може! — приказал все тот же пронзительный дискант. — Истинный бог, этот нехристь со своей шайкой валит!

И толпу женщин, которые так уютно примостились на взгорке, как ветром сдуло. Подобрав юбки, они без памяти понеслись в деревню.

2

Собственными глазами увидев божью матерь и выслушав ее наказ, бабки начали помогать Альяшу рыть землю и ворочать камни.

Руселиха, Христина, Майсак Петрук из Грибовщины, Куксова жена, Пилипиха из беловежского села Праздники и еще два-три человека оставили свои семьи, отреклись от хозяйства и побрели по селам за подаяниями на Альяшову стройку.

Альяш объявил о продаже своего поля и болота. Жена и подростки-дети запротестовали было, даже взбунтовались. Но Альяш детям наставил синяков, а жену так ударил кулаком по голове, что вогнал ей под кожу на затылке железный гребень. Женщина облилась кровью и потеряла сознание.

Из девяти десятин Альяш оставил себе только одну, вырученные деньги вложил в общую кассу, нанял рабочих, и те вскоре заложили фундамент, возвели стены.

В постройке церкви самое трудное — купола и внутреннее убранство. На это требовались большие суммы, а касса опустела быстро, сборщики возвращались ни с чем: в отдаленных селах об Альяше слыхом не слыхивали, там хватало своих баламутов.

Назревал крах.

— И хозяйство свел, и денежки братца спустил, а где она, церковь? — посмеивались односельчане на завалинках.

— Погорел, как Заблоцкий на мыле!

— И божья матерь не спасет!

В то время большой известностью у церковников пользовался протоиерей Андреевского собора, чудотворец Иоанн Кронштадтский. Этот чудотворец обладал талантом красноречья, умел очаровывать слушателей проповедью, владел даром гипноза. Люди отовсюду валили к Иоанну Кронштадтскому, надеясь набраться сил в борьбе с невзгодами жизни. Решился пойти к нему и Альяш Климович. Богомольцы дружно его поддержали.

— Не може того быть, чтобы ты вернулся оттуда без ничего! — заверила его Христина.

— Иди, Альяш, мы все будем молиться за тебя день и ночь! — заверила Пилипиха.

Глава III

В ДАЛЕКИЙ КРОНШТАДТ ЗА ПОМОЩЬЮ

1

Была пора сенокоса, когда Альяш прикрыл кирпичные стены от дождей соломой, взвалил на плечи мешок с харчами, и Руселиха, Пилипиха, Куксова жена, Майсак и другие богомольцы проводили его до гродненского вокзала.

Отмахав полсотни верст пешком, на другой день утром путники подошли к городу и на берегу Немана присели перекусить.

В губернском городе как раз был день отдыха. На реку выплыли первые байдарки, выстроились вдоль берега рыбаки с удочками.

В лес, на речку, в поле грибовщинцы никогда не шли просто так — ходили по грибы, за ягодами, щавелем или травой, и красота природы не отделялась в их сознании от ее пользы. Поэтому теперь они не могли спокойно усидеть на месте.

— В эту скорлупку, — ткнул бородой в сторону байдарки Майсак, — ни сена положить, ни мешок с картошкой поставить, — что они в ней видят?!

— Распутство это! — согласился с ним Альяш. — Позалазят в них и греют животы!

— Вот и я говорю!.. Или вон удят рыбу — ну, какой тут прок? Если уж ловить, то как у нас в Студянских прудах — бреднем или сетью! А то стой соляным столбом, жди, пока повиснет что-нибудь на этот кнутик! И не надоест им, тьфу!..

— Делать, Майсак, им нечего! Разве им сеять, пахать или молотить надо? Все разврат и суета!..

Сунув в торбы остатки хлеба, вся компания зашагала на вокзал. Город еще спал. Настала очередь удивляться бабам.

— Солнце давно взошло, а они все еще в постелях нежатся! — возмущалась Пилипиха.

— Потому что чужими мозолями живут, — объяснил Майсак. — На всем готовеньком, что ты им вырастишь!

— Уж так живу-ут! — подхватила Христина. — Булкой и сахаром каждый день лакомятся, а ты купишь какую лепешку в воскресенье — не знаешь, как ее дома разделить!

— Отрыгнется им все это, подавятся!..

Прослужившую не один год у панов Пилипиху растревожили воспоминания:

— Видели бы вы, бабы, — у них даже собаки едят лучше наших детей, ей-богу! У моих панов был этакий черный кудлатый псина, так он не каждую колбасу, падло, ел! Даже в отдельной комнате жил!..

— В доме? — не поверила Христина.

— Истинный бог!

Альяш не выдержал:

— А ты до сих пор и не знала? У них даже нужники в доме, а поедем, бывало, на маневры, мой «ваше благородие» берет с собой луженый горшочек. Такой с ручкой. Ночью, падло, ленится на двор выходить, утром ты, денщик, бери да и выноси за ним. Тьфу!..

— А что было однажды со мной! — вмешалась жена Куксы. — Понадобилась мне посудина сметану носить на продажу. Зашла в магазин и выбрала себе. Не какой-нибудь горшок, а файную такую же эмалированную посудину с ручкой! В воскресенье выношу сметану на рынок в Крынки, и — что за холера, ни один покупатель не идет! Стою так, пока наши не подсказали. Ах, люди добрые, разве ж я знала?! Увидела в лавке ладный горшок, еще и с крышкой, то и взяла, бо подумала — ото ж догожу панам!..

— О-о, такой пустяк они вмиг заметят! Или черные руки… А собак держат дома! Лихо их ведае, как панские носы их терпят! — посочувствовала подруге Христина. — Своего Жучка я даже и на порог не пускаю, а дети у меня с малых лет приучены бегать в пристройку…

— Правду сказать, бабы, и тут не всем сладко! — вступила в разговор третья тетка. — Спросили, говорят, одного гродненца: «Где живешь?» — «У речки, под лодкой». — «А твой брат?» — «У меня на квартире. Сквознячок голову освежает, купанье под боком!» Беднякам везде одинаково! Что ты там нашел, Майсак?

Грибовщинца, будто маленького, заинтересовала надпись на новой двери многоэтажного здания.

— «Вх-хо-од во-оспре-ещен», — с трудом прочел крестьянин вывеску. — Тьфу! Только городские так могут: сделать новую дверь, вбухать в нее воз досок дубовых да написать, что ходить через нее нельзя!

Помолчали. Навстречу им шагал чиновник, затянутый в тесный сюртук с накрахмаленным стоячим воротником и галстуком. Миновав его, Руселиха фыркнула:

— Надулся, будто аист на выгоне! Как ему, должно быть, неловко — ни тебе на травку сесть, ни улыбнуться, как все нормальные люди, ни на солнышко подивиться, ни в песочек ступить!.. И как он работает в такой одежде?!

Презрительно смотрел на расфранченных горожан и Альяш.

— Работать?! У них каждый день праздник! — зло буркнул он. — Книжечки почитывают в тенечке, а то соберутся и зубоскалят или политикуют!