Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алексея удивили трубы со множеством отверстий, поставленные в середине каждого отделения. Он решил, что это еще одна вытяжка, но Бирингтон пояснил:
– Устройство против бунтов. Мало ли… вдруг попадется такой рысак [11], что взбаламутит всех? Трубы соединены с паровым котлом. В случае неповиновения в них под давлением закачивается горячий пар. Достаточно открыть клапан, и любой бунт тут же прекратится…
Алексей покачал головой и колупнул одну из дырок пальцем.
– Иван Ефимович, а на «Петербурге» такое случалось? Устройство уж больно… зверское.
– Нет, Бог миловал. Но пусть оно будет. Мы рассказываем о нем арестантам в первый же день. И так, знаете, дисциплинирует!
– А конвой велик?
– Восемьдесят штыков. Живут здесь же, на трюмной палубе.
– Так и возите солдат туда-сюда через весь шарик? Оно же разорительно! На обратном пути охранять-то уже некого.
– Это предусмотрено. Караульную службу на всех тюремных пароходах несут матросы учебных экипажей Балтийского флота. Их после обучения пересылают во Владивосток, на формирование судовых команд Тихоокеанской эскадры. Пока плывут – караулят. Очень, кстати, этим обижаются.
– Что так? – удивился Таубе.
– Профессиональная гордость задета. Обычных матросов призывают по Сибири и Приморью. А из Кронштадта шлют белую кость: гальванеров, баталеров, механиков. Каждый второй – унтер-офицер. А тут каторжных карауль…
– Илья Ефимович, а где знаменитая параша? – поинтересовался опытный Лыков. – Почему я не вижу отхожих мест?
– Они наверху, на второй палубе. Иначе нельзя – не продохнешь.
– И как же ваши обритые пассажиры туда попадают?
– Ходят партиями, под конвоем.
– А умываться им полагается?
– Само собой! – обиделся мичман. – У нас вольный пароход, а не застенок! На шканцах сделаны особые площадки, к ним подведены рукава. Людей каждый день будут выводить туда для купания. Как войдем в тропические широты, это даст им большое облегчение. А питание арестанты получают из матросского котла! Ежедневная мясная порция, апельсины с бананами в южных морях и даже красное вино.
– Насчет вина, кажется, уже перебор, – осторожно заметил Таубе.
Но второй помощник капитана его не поддержал.
– Во-первых, вино рекомендовано докторами – в оздоровительных целях. В трюме тесно и жарко, а плыть в тропических широтах почти два месяца. Во-вторых, люди идут на большие страдания. Не приведи Господь угодить на этот остров! Пусть уж побалуются немного перед адом…
Мимо них с корзинами и узлами шли гурьбой пассажиры третьего класса. Почти все они здоровались с мичманом, как добрые знакомые.
– Это бывшие каторжники, а ныне торговые люди, – пояснил Иван Ефимович. – Сделавшись по отбытии срока крестьянами, они селятся на материке. Навечно, без права возвращения на родину. Но некоторые начинают заниматься коммерцией, снабжают Сахалин и весь Дальний Восток. Им выдают тогда так называемые проездные свидетельства, по которым можно приезжать в европейскую часть страны и даже в столицы. Надо же товары закупать!
– И не сбегают они в этих столицах, честно возвращаются обратно? – усомнился Алексей.
– Кто торгует по-крупному, не убежит. Поставку на Сахалин делать трудно, зато выгодно. Начальство поощряет хороших негоциантов, поскольку казна работает плохо. А если чего-то летом не привезут, то зимой уже не достать. Мелочь дотащат на собачьих упряжках по льду, а тяжести нельзя никак. Поэтому умелые и честные торговцы в авантаже. Их охотно нанимают своими представителями и крупные иностранные дома. Вон тот детина в палевом жакете держит в Александровском посту магазин фирмы Кунста и Альберта. Немчура им очень довольна!
После коммерсантов в коридор ввалилась большая толпа баб с малыми ребятами. Эти вели себя пришибленно и всем кланялись в пол. Напуганные дети не смели даже плакать. Мичман подозвал матроса и велел помочь бабам отыскать свои места. Проводил их взглядом и вздохнул:
– Кого жалко, так это их!
– За мужьями следуют? – догадался Лыков.
– Да. Горемыки из горемык.
– Это семьи осужденных в каторгу, – пояснил Алексей барону. – На деревне их травят, в глаза корят. А мужья пишут, что на Сахалине жизнь райская. Земли дают сколь хошь, и скотину, и семена. Они и поверили…
– А что, не дают?
– Почему? Дают. И даже деньгами на обзаводство наделяют.
– В чем же тогда обман?
Мичман скривился.
– Обмана как бы нет, – сказал он. – Но жить крестьянским трудом на Сахалине очень тяжело. Каторжного, к которому приехала семья, сразу выпускают из тюрьмы, это правда. И селят на земле – тоже правда. Но земля там такая, что урожай сам-друг [12]считается хорошим. Но часто и он недостижим. Болота, отвратительный климат, снег восемь месяцев в году – это все Сахалин. В итоге урожая нет, есть нечего. А из всех домочадцев рацион получает лишь глава семейства. Он один каторжный! Остальные – вольные люди. Казна их содержать не обязана. И как прожить впятером на один паек? Да никак!
– На работу нельзя разве устроиться?
– Какие же работы на Сахалине? – чистосердечно удивился Бирингтон. – Нет там никаких работ. А которые есть, на них сто желающих на место. Чиновники или офицеры имеют бесплатную прислугу из арестантов, причем сколько угодно. Зачем им вольных людей за деньги нанимать?
– Поэтому бабам и девкам на каторге один путь – в проститутки, – довершил объяснение Лыков. – Других способов прокормиться нет. А узнают они об этом, только когда приплывут.
Таубе крякнул и посмотрел в спину удаляющимся крестьянкам.
– Но хотя бы они вместе! На деревне без мужика все одно не прожить.
– На деревне есть родня. Для тяжелых работ можно нанять людей. Или уехать в город, поступить в прислуги. А на Сахалине? Правительство пытается колонизировать остров, но делает это крайне бестолково.
Облазив весь корабль, друзья вернулись в каюту. В два часа пополудни отправились на обед. В буфете столовались пассажиры первого класса и офицеры «Петербурга». Хрусталь, серебряные приборы, фанерованные красным деревом диваны… Величественный капитан возглавлял табльдот. Он хмуро взирал на полупустой зал. Попутчики быстро перезнакомились. Лыков разговорился с губернским секретарем Фоминым, помощником смотрителя Дуйской тюрьмы. Обветренное лицо чиновника словно скоблили железной щеткой… Голос хриплый, взгляд суровый и недоверчивый. Фомин с супругой и дочерью-подростком возвращался из отпуска. Узнав, что его сосед – новый начальник Корсаковского округа, он сделался словоохотлив.
– Карп Иванович, а расскажите про Сахалин, – один раз попросил Лыков, и после этого Фомина уже было не остановить. Он охотно вводил неофита в курс дела. Дело это в его изложении было трудным и неблагодарным. А для исполнения требовалась единственно строгость.
– Не дать каторге слабину! – заявил он, потрясая кулаком. – Вот главное. Ведь там кто? Одни шильники и прохвосты. Дай им палец, так откусят до локтя. Каторжным все время что-то нужно, отбою нет от претензий. Ежели, Алексей Николаич, сразу себя не поставите, трудно будет управлять. Сядут на шею! Я, как в должность вступил, приказал перво-наперво выдрать тех десять человек, что обратились ко мне с жалобой. Не разбираясь. Тридцать розог каждому. И знаете, помогло. Тут же, сволочь, увидали твердую руку.
– Отказали без разбора? – опешил Лыков. – Как так можно? Наверняка часть просьб была законной и обоснованной.
– Конечно, была, – согласился собеседник. – А откуда нужда взялась? Вот, пришел, просит рукавицы. Куда они делись? Всем выдавали, у всех есть, а у него нет. Понятно – проиграл в карты. Теперь руки зябнут. А зачем играл?! И все их просьбы такого сорта. Нет. Дерите их, Алексей Николаич, всех подряд, мой вам совет. Дерите и дерите! Поверьте бывалому сахалинцу. У вас власть – о-го-го! Я или смотритель можем приказать только по тридцать розог, а вы – целых сто. Вот и лепите всем без снисхождения. Сахалин – это свалка отбросов. В нашей службе самое страшное – каторгу распустить.
Лыков стерпел речь «бывалого сахалинца» с трудом. Ясно, что переубедить его нельзя. Спорить? Только поссорятся, но друг друга так и не поймут. А за два месяца плавания губернский секретарь может рассказать и что-нибудь действительно полезное. И сыщик решил помалкивать. Наводить помощника смотрителя на нужные ему темы, а морали не касаться.
После обеда, весьма вкусного, пассажиры отправились в город. Пароход предоставлял больше удобств, чем лучшие из одесских гостиниц, и будущие путешественники охотно на нем селились. «Петербург» отплывал через четыре дня. Завтра он примет первых арестантов. Лыков знал, что пароходы Добровольного флота возят осужденных из трех тюрем. Больше всего народу поставляла Московская пересыльная, знаменитая Бутырка. Там к каждому сплаву (так называли доставку на Сахалин) собирали по четыре сотни человек. Весь северо-запад империи, включая Петербург и Варшаву, отправлял своих приговоренных в Бутырку. Накопив нужное количество, оттуда высылали к морю арестантский эшелон. С юга и востока каторжные поступали из двух централов. Новоборисоглебский направлял людей прямо в Одессу, а Новобелгородский – через Харьковскую пересылку. В результате трюмы парохода наполнялись постепенно. На пирсе прибывших сверяли по статейным спискам и делали два досмотра: медицинский и вещевой. В тюрьме перед отправкой каждому каторжному выдали полное вещевое довольствие. Туда входили: полушубок, летняя короткая куртка со штанами, армяк с тузом на спине, серая бескозырка, суконная зимняя куртка с подбитыми ватой штанами, суконная шапка с наушниками, по две пары летнего и зимнего белья, рукавицы, четыре пары чирков с подвертками [13], две пары бродней [14], четыре пары подкандальников. Опытные и денежные арестанты докупали валенки и папаху. Имущества – казенного и личного – набивался целый мешок. Осмотр и пересчет его перед погрузкой занимает полдня. Еще полдня уходит на освидетельствование прибывших. Их уже осматривали в тюрьмах перед отправкой. За недолгую дорогу заболеть по-настоящему никто не успел. Но симулянты воспользовались временем по-своему. Кто-то выпил табаку и жалуется, что «нутро горит». Другой распорол ногу, напихал туда грязи и теперь показывает доктору жуткое воспаление. Третий прикидывается душевнобольным. Все эти уловки судовому медику давно знакомы. Симулянтов безжалостно загоняют в трюм, где они будут неделями страдать от собственной глупости.
- Взаперти - Свечин Николай - Исторический детектив
- Тифлис 1904 - Николай Свечин - Исторический детектив
- Ледяной ветер Суоми - Свечин Николай - Исторический детектив
- Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах - Светозар Чернов - Исторический детектив
- Завещание Аввакума - Николай Свечин - Исторический детектив
- Уральское эхо - Николай Свечин - Исторический детектив
- Дело Варнавинского маньяка - Николай Свечин - Исторический детектив
- Пуля с Кавказа - Николай Свечин - Исторический детектив
- Вниз по темной реке - Одден Карен - Исторический детектив
- Вызовы Тишайшего - Александр Николаевич Бубенников - Историческая проза / Исторический детектив