Смотритель. Том 1. Орден желтого флага (фрагмент) - Виктор Пелевин

Но особой необходимости в этом нет – «зеленок» слишком мало, и существуют они в тех заоблачных высях, куда редко проникает омраченный темной завистью взгляд светского хроникера.

Когда такое специально подготовленное к подвигу самоотверженной любви существо отдает тебе свое сердце, против этого невозможно устоять. То есть, может быть, и можно – но зачем? Ради чего-то другого в жизни? А чего именно? Я так и не смог ответить себе на этот вопрос.

Юке было двадцать лет – я был старше ее всего на три года. Хоть мои ранние любовные опыты не отличались особой разборчивостью, я никогда не посещал гипнобордели, полагая это унизительным и нечистоплотным (де Ломонозо, впрочем, легко обходил этот моральный аргумент, называя гипноборделем весь человеческий мир). Словом, я был идеально готов к тому, чтобы пасть жертвой страсти.

Я увидел Юку в выпускном альбоме Оленьего Парка – так называлось заведение, где готовят «зеленок» (только теперь я выяснил, что за департамент прислал мне в подарок странный женский бюст). Альбом оказался на столе в моем кабинете – видимо, его подбросили специально.

Всего в этом выпуске было пять девушек. Они обычно исчезают из альбома через день-два после рассылки: каталоги прошиты волокнами, восприимчивыми к благодати, и страница с выбывшей из списка красавицей становится мутно-белой, словно раскрытый альбом надолго оставили под палящим солнцем.

Мне, кстати, ужасно не нравятся эти альбомы. Сразу видно, что готовят их для всякого старичья. Молодой человек хочет отчетливо понимать, с кем он будет иметь дело – и предпочел бы фотографию полицейского типа, максимально упрощающую опознание: анфас, профиль и полные проекции тела с минимумом одежды.

А вот пожилого слугу народа, привыкшего к работе с бумагами, видом голого тела не удивить – он, как выразился кто-то из монастырских писателей, видел и женщин с начисто содранной кожей. Его угасающее воображение подобно рыбе, прячущейся возле илистого дна: чтобы зацепить ее, крючок нужно забрасывать со множеством хитростей.

Поэтому стилисты Оленьего Парка составляют сюжетные композиции, где их нежные героини наряжены то музой (с непременной лирой), то воительницей из Старшей Эдды (с подозрительной в символическом смысле булавой), то пастушкой (метафорично гладящей пожилого барана), то маляршей на стройке – и все это было в альбоме. Сюжеты таких подборок пошлы, несложны, и суть их в том, что происходящее заставляет возмущенную героиню постепенно раздеваться.

Первое чувство, которое я испытал, увидев в альбоме Юку, напоминало обиду. Ее нарядили ангелочком. А она, несомненно, была ангелом на самом деле – поэтому выдавать ее за ангелочка казалось кощунством и издевательством. Я никогда не видел такого трогательно красивого лица (про все остальное я даже не говорю – «зеленки» совершенны абсолютно).

Я не стану трудиться ее описывать: не смогу все равно. Уродливую женщину можно припечатать словом бесконечно точно и метко, а вот с красавицей такой фокус не пройдет. «Чистейшей прелести чистейший образец» – так плоско выражаются тончайшие из монастырских стилистов, попав в гормональную бурю.

И дело здесь, я думаю, не в том, что их стихотворный органчик засыпает песком – просто красота по своей природе есть не присутствие каких-то необычных черт, поддающихся описанию через вызываемые ими ассоциации, а полное их отсутствие. Например, длинное лицо можно назвать лошадиным. А прелестное – только прелестным, и все. Красота неизъяснима. То, за что может зацепиться язык, – уже не она.

Ангел из альбома мылся в небесной сауне – сначала крылья, потом все остальное. На ангельском лице застыла чуть заметная грусть и решимость пройти испытание до конца. Я понял, что через день или два это совершенное существо самоотверженно выдернет из сердца предохранитель и швырнет себя под ноги какому-нибудь проворовавшемуся до трансцендентности министру путей сообщения. Я не смог бы жить с чистой совестью, допустив подобное.

Вот, кстати, еще один способ, каким маскируется любовь – желание обладать выдает себя за стремление помочь и спасти…

Но я все еще колебался.

На следующее утро ее фотография в альбоме превратилась в слепое бельмо. Ну и к лучшему, подумал я. Ее кто-то уже выбрал. Выйдя в сад, я уставился на желтых бабочек, кружащихся над цветущим деревом. И во мне вдруг взметнулась такая волна ресантимента, что я даже не стал делать попыток с ней бороться. Вместо этого я позвонил Галилео.

Ее привезли в Красный Дом через два дня. Задержка была вызвана тем, что не так просто оказалось отменить пришедший на нее запрос. Его оставил кто-то очень высокопоставленный из аппарата безопасности – из тех слуг Идиллиума, которых и вправду может спасти только ангел с грузоподъемностью строительного монгольфьера.

В то время я был доверчив, и мне даже в голову не пришло, что эта история может быть одним из трюков Оленьего Парка. Так или иначе, моя просьба оказалась весомее. Но это меня не обрадовало – узнав, какой величины зубчатые колеса пришли в движение от моего звонка, я понял, что ввязался в серьезную авантюру, не представляя, чем она завершится.

Ее паланкин (бедняжек привозят заказчику в закрытом паланкине зеленого цвета, похожем на большую коробку конфет) поставили на траву между клумбами. Откланявшись и получив щедрые чаевые, носильщики в куртуазных ливреях удалились.

Награда была совершенно не заслуженной – паланкин доставляют в грузовой повозке, и носильщики волокут его на себе всего несколько метров. Но характер груза таков, что они зарабатывают непропорционально много: в экономике подобное называется рентой.

Паланкин был запечатан большой красной пломбой в виде сердца. Получателю полагалось срезать печать непорочности и чистоты лично. Я долго стоял перед паланкином в нерешительности, а потом сообразил, что бедняжке, должно быть, жарко, – и сломал пломбу пальцами.

Отчетливо помню эту секунду: зеленая лаковая дверца в мелких разноцветных звездах, темная трава под ногами, поющие за спиной птицы…

Мои пальцы, сжавшие красный сургуч, белеют от усилия. Дальше все происходит в строгом соответствии с законами механики: похожая на чайку впадина порождает трещину, и сердце разламывается пополам. Я так хорошо все запомнил потому, что ни о чем другом в эту секунду не думал. А думать следовало.

Она была в том же ангельском наряде, что и в фотоальбоме – видимо, администрация Оленьего Парка серьезно относилась к правам заказчика и не хотела, чтобы ей вчинили иск, уличив в несоответствии товара его рекламе. И еще Юка показалась мне куда красивее, чем на фотографии. Теперь на ее лице уже не было грусти.

Она подняла на меня глаза, улыбнулась и сказала:

– Кушать подано!

Признаюсь, я ожидал чего-то другого – и уже заготовил в ответ пустую и вежливую фразу. Но она сразу вылетела у меня из головы. Я протянул ей руку. Юка взялась за нее и вылезла из своей зеленой коробки. Я думал, она будет куда меньше меня – но она оказалась ниже всего на дюйм.

– Здесь есть во что переодеться? – спросила она. – Мне не терпится снять эти крылья.

– Могу предложить один из своих халатов, – ответил я. – А вообще, конечно, надо будет заказать вам одежду. Я не догадался, извините.

– Что вы, – сказала она, – извиняться должна я. Мои вещи прибудут только завтра. А кузнечиков и стрекоз вы тоже называете на «вы»?

– Я не держу их, сударыня, – ответил я. – Слишком хлопотно. И к тому же они мало живут, а я очень привязчив.

Юка засмеялась.

– Понимаю. Если захотите, чтобы я жила долго, не забудьте напомнить.

Ее слова кольнули меня в сердце.

Мы вошли в дом, и я заметил, что так и держу ее руку в своей. Ее ждали слуга и голем-носильщик – но нести ему было нечего. Когда она ушла в отведенные ей комнаты, я с удивлением понял, что нервничаю. Это «жить долго» открыло мне глаза на ситуацию.

Передо мной было исключительно красивое существо, выведенное специально для того, чтобы приносить радость и счастье (в дополнительной их дозе я, в общем-то, не нуждался), – и сейчас она, как боевая стрекоза, отправилась на свой главный в жизни вылет. То, что казалось мне интересным опытом, для нее было судьбой, к которой она готовилась с младенчества. Я почему-то не задумывался о том, что с ней случится, если я отошлю ее назад в Олений Парк. Я даже не знал, разрешают ли это правила.

За ужином – нашим первым ужином вместе – я попытался выяснить это в самой деликатной форме.

– Если дама категории «Зеленые Рукава» не справляется со своей задачей и заказчик отсылает ее назад, – сказала Юка, – она может вернуться в Олений Парк. Ее примут. Но затем она переходит в категорию «Красные Рукава».