Ever since we met (СИ) - "Clannes"

Но тело перестает слушаться, действует будто само по себе, и Саше остается лишь наблюдать за собственными действиями. Она камни перебирает быстро, находит один, с кромкой поострее, и в ладонь себе втыкает угол, а потом прикладывает к ране на ваниной голове. И ей бы так не делать, это антисанитария и бог знает что еще — но у Вани глаза распахиваются широко, он смотрит на нее изумленно и почти в ужасе, а со стороны дома уже слышны голоса. Тело снова получается себе подчинить только в тот момент, когда за плечи ее кто-то обнимает и прижимает к себе, отрывая от него. Саша видит, как Елена падает на колени рядом с сыном, как изучает его, ощупывая голову, как стискивает в объятьях, и лишь потом поворачивает голову. Обеспокоенное лицо совсем рядом с ее ей знакомо — Ирина Владимировна, школьная директриса. Два и два складываются достаточно легко: вот, оказывается, кто эта тетя Ира, «мамина подруга».

— Кажется, у нас пополнение, девчонки, — смеется рядом кто-то. Женщина. Рыжая. — Ир, первый всплеск как у тебя.

— Да с чего ты взяла, что первый? — парирует Елена, Ваню обнимает еще теснее. — Откуда нам знать?

— Наташа права, — прерывает ее Ирина Владимировна. — У нее все сбилось, явно первый раз. Ты же понимаешь, что ее теперь нельзя родителям возвращать?

Перед тем, как в сон провалиться прямо там, под деревом, Саша успевает лишь подумать, что не очень-то и хотелось. А еще — что надо будет попытаться узнать, что же, черт возьми, только что произошло.

========== Глава 4 ==========

— Ты ведьма, — говорит ей Ирина Владимировна будничным тоном, садясь на ее кровать: Елена сказала, что сегодня ей лучше не вставать, да и головокружение не допускало других вариантов. Саша моргает непонимающе пару раз, на нее уставившись. В каком это смысле ведьма? Как те, которые в сказках на метле летают и проклинают принцесс?

— Магии же не существует, — возражает она слабо, не уверенная и сама, чего хочет больше: поверить этой женщине с теплой улыбкой или оставаться при своих убеждениях.

— Скажи это своему другу, которому ты рану на голове за пару секунд зарастила, — Ирина Владимировна ее за руку берет, и выдергивать ладонь почему-то не хочется. — Почему, думаешь, тебе плохо? Ты своими силами с ним поделилась, чтобы то, что днями заживает, вылечить в тысячи раз быстрее. Это просто так не проходит.

— Вы говорили, — она вспоминает, — что у меня что-то там сбилось. Что вы имели в виду?

— Что ты маленький глупый ребенок, который абсолютно ничего еще не знает и не умеет правильно распределять потоки, — вздыхает Ирина Владимировна. Не получается даже на «глупого ребенка» обидеться. — Но мы тебя научим, вот увидишь.

— Вы еще сказали, что мне нельзя возвращаться к родителям…

— И это тоже правда. Тебе надо постоянно быть рядом с кем-то, кто сможет за тобой присмотреть, — директриса даже не притворяется разочарованной, она спокойна и невозмутима. — Ни одна ведьма не отдаст своего ребенка добровольно куда бы то ни было, значит, у тебя новый дар в семье. Значит, тебе лучше быть с Леной. Она за тобой приглядит дома, а я в школе.

— Вы хотите сказать, что вы тоже ведьма? — уточняет Саша, глаза на лоб лезут. Ответная улыбка как солнце и как приговор одновременно.

Во что она вляпалась? И почему ей не жаль?

Ирина Владимировна уходит еще через полчаса, обрисовав ей все перспективы и все то, что ее ждет, и голова идет кругом даже несмотря на то, что она полулежит, с половиной, наверное, подушек, что есть в доме, подоткнутых под спину. Надо бы разложить все по полочкам, но оно упрямо не раскладывается, в голове мешанина, и Саша вспоминает услышанное когда-то: чтобы осознать, чтобы легче понять, надо говорить вслух.

Ну, попробуем.

— Я очень испугалась, и сделала что-то, чего сама не понимаю, — звучит глупо, но так оно и было, так и выглядело для нее. — Потом мне стало плохо. Иринвладимирна сказала, что я ведьма…

— А она тебе не сказала, что ты меня спасла?

Ваня в дверь просовывается, улыбка до ушей, сияющие глаза и даже никакой повязки на голове. Саша взвизгивает от радости и неожиданности и пытается выскочить из кровати, чтобы кинуться ему навстречу, но в одеяле путается и чуть не падает: он успевает как раз вовремя, чтобы ее подхватить и обратно в кровать вернуть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Меня спасла, а сама убиться решила? — выговаривает он ей серьезно и почти сердито, но в середине предложения его ломающийся голос срывается на детский, и не рассмеяться не получается. — Смейся-смейся, ты же знаешь, что я прав.

— Ты в порядке? — спрашивает она вместо ответа. Знает, что да, должен быть, что не сидел бы тут, пышущий здоровьем, а лежал бы в своей комнате, если не в больнице. Все равно не может не спрашивать. Ирина Владимировна — верховная ведьма, как она сама себя назвала — не ошиблась, когда сказала, что Ваня ее друг. Не то чтобы она легко называла других своими друзьями, но его хотелось. Ему хотелось довериться. Перед ним почему-то даже не стыдно в пижамке с песиками и с растрепанными волосами.

— Я-то в порядке, а вот ты явно не очень, — он тянется, чтобы ей волосы пригладить. — Ты похожа на бабку-ежку. Мне кажется, теть Ира не это имела в виду, когда тебя ведьмой назвала.

Саша замирает, когда теплая ладонь дотрагивается до ее волос. Ей не очень нравятся прикосновения к ее голове, но почему-то у этого семейства получается заставить ее с этим смириться. А от ладони Вани еще и уютно почему-то. Она ищет объяснение этому, и решает в итоге, что дело наверняка в том, что состояние у нее сейчас не лучшее и ей нужна поддержка. Решает достаточно быстро, надо признать. Думать о других вероятностях сейчас не хочется.

— То есть ты, — уточняет она, откашлявшись, — спокойно к новости относишься? Ну что я ведьмой оказалась? А то ты спокойнее даже, чем я.

— Да чего мне беспокоиться? — он плечами пожимает, улыбается так, будто джекпот выиграл. — Мама ведьма, теть Наташа ведьма, теть Ира ведьма, ну одной тобой больше, так что я, резко подохну от концентрации магии в округе?

Ну да, в принципе, думает Саша, чего это она?

— Только тебе, наверное, грустно сейчас, — добавляет Ваня. Она глаза на него поднимает, смотрит недоуменно, мол, с чего ты вообще взял? — Тебе разве не сказали еще, что ты у нас жить останешься?

— Ну сказали, да, — соглашается она. — Ты об этом? Вань, мои родители считали меня странной. Я не удивлюсь, если у них не случилось никакой внезапной командировки, из-за которой меня пришлось везти аж в Москву, а просто они решили, что мне надо пожить в семье и пообщаться с нормальными детьми. Мама об этом говорила со своей подругой, я подслушала как-то раз. Я в Питере ни с кем не общалась, они посчитали, что в этом проблема.

— Промахнулись твои родители, — фыркает Ваня и все-таки заваливается на ее кровать звездочкой — она взвизгивает и ноги поджимает как раз вовремя, чтобы он не плюхнулся на них всем своим весом. — Не ту семью выбрали для тебя. Обратно не отдадим, так и знай.

— А ты не выглядишь недовольным тем, что обзавелся еще одним членом семьи, — заявляет она ему в ответ. Он смеется.

— Всегда мечтал о младшей сестренке, которой буду заплетать косички, отбивать от хулиганов и помогать таскать портфель. Оказывается, если жить с ведьмами, мечты сбываются. Что бы еще пожелать?

Саша смеется и кидает в него подушкой.

Бой подушками явно не входит в понятие отдыха, о котором ей Елена сказала, но так оказывается веселее. А отдохнуть можно и потом — предварительно, правда, устранив все следы побоища. Взору бдительной и заботливой матери семейства, когда она в комнате появляется, предстает ее сын, аккуратно плетущий кривые косички: Саша стоически терпит издевательства над собой, сидя поверх одеяла по-турецки. Не то чтобы ей приходилось особо терпеть, Ваня все-таки аккуратен и заботлив, будто она и правда его долгожданная сестренка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Издеваешься над Сашенькой, Вань? — Елена смеется, садясь рядом с ними. — Не жалко тебе ее?

— Да чего сразу издеваюсь? — возмущается он, но как-то вполголоса и не особо бурно. Саша не сразу понимает даже, в чем дело, а когда понимает, смешно становится: он настолько сосредоточен на ее волосах, что даже не может реагировать на остальное так, как обычно. — Она сама разрешила, между прочим.