Вальтер Беньямин. Критическая жизнь - Майкл У. Дженнингс

более 2 млн человек. Бурная модернизация по сути в значительной мере уничтожила исторически сложившийся облик величавой столицы старой Пруссии – в детские годы Беньямина город заполнился символами Германской империи: 5 декабря 1894 г. был открыт Рейхстаг, а 27 февраля 1905 г. – берлинский Собор кайзера Вильгельма. Благодаря темпу, в котором рос и обновлялся город, из окна вагона берлинской городской железной дороги, работавшей с 1882 г., можно было наблюдать настоящий коллаж строительных стилей: массивные неоготические и неороманские сооружения, любимые правителями новой империи, стояли бок о бок с изящными неоклассическими и неоренессансными зданиями, типичными для Пруссии на рубеже XVIII–XIX вв. Более того, изменения, происходившие в Берлине, не ограничивались визуальной и осязательной сферой: неторопливая, тихая жизнь улиц, заполненных конными повозками, едва ли не в одночасье сменилась лязгом трамваев, а затем и шумом города, полного автомобилей. Из-за запоздалой модернизации Германии детство Беньямина пришлось на первую эпоху современной коммерциализации города: центр Берлина стал царством универмагов, рекламы и выставленных на продажу промышленных товаров через полвека после того, как это произошло в Париже. Первый крупный берлинский универмаг – Wertheim открылся в 1896 г. на площади Лейпцигерплац: в нем насчитывалось 83 эскалатора, а в центре располагался многоэтажный атриум со стеклянной крышей. Вальтер Беньямин родился почти одновременно с развитием германского городского модерна, поэтому в каком-то смысле неудивительно, что Беньямин был автором самой влиятельной в XX в. теории модерна.

Беньямин рос в полностью ассимилировавшейся еврейской семье, принадлежащей к высшей берлинской буржуазии. Будучи старшим из трех детей, он провел первые годы жизни в доме, который содержался в строгом порядке, среди многочисленной прислуги, включавшей гувернантку-француженку[1]. В объемных биографических произведениях, работу над которыми Беньямин начал в 1932 г. – «Берлинской хронике» и «Берлинском детстве на рубеже веков», – он рисует яркую картину своего детства. Его окружал многогранный Dingwelt – мир вещей, созвучный его тщательно взлелеянному воображению и ненасытным подражательным способностям: в праздничные дни на стол выставлялись тонкий фарфор, хрусталь и столовые приборы, а во время маскарадов в дело шла старинная мебель – большие расписные шкафы и обеденные столы с резными ножками. Мы узнаем об увлеченности юного Беньямина множеством обыденных вещей, таких как принадлежавшая его матери шкатулка для шитья с полированной крышкой и темной нижней частью, фарфоровые миски и чаши на умывальнике в его спальне, по ночам преображавшиеся в лунном свете, угольную печку с маленькой дверцей в углу комнаты – зимними утрами нянька пекла в ней для него яблоки, – регулируемую конторку у окна, ставшую для него норой и убежищем. Вспоминая в 1930-е гг. свое детство, Беньямин описывал ребенка, которым он когда-то был и который для него отныне жил в образах ушедшего прошлого, как гения домашнего существования, знакомого со скрытыми уголками дома и посвященного в тайную жизнь повседневных предметов. В то же время он описывает любовь этого ребенка к путешествиям и его гордую и порой безрассудную склонность к тому, чтобы раздвигать установленные рамки и нарушать их – иными словами, его склонность к экспериментам. Эта диалектика погруженности в сокровенные переживания и широкомасштабных исследований оставалась основой личности взрослого Беньямина и его трудов.

Любовь к путешествиям, сохранявшаяся у Беньямина до конца жизни, питалась частыми семейными поездками на Северное море и на Балтику, в Шварцвальд и в Швейцарию, а также переселениями летом в соседний Потсдам и Нойбабельсберг. По сути, его детство было типичным для представителя его класса: ловля бабочек и катание на коньках, уроки плавания, танцев и езды на велосипеде. Он регулярно посещал театр, «Императорскую панораму» и Колонну победы в центре площади Кенигсплац, но в первую очередь зоопарк, куда нянька водила детей каждый день. Отец Беньямина Эмиль владел акциями Берлинского зоопарка, благодаря чему его семья могла ходить туда бесплатно. Кроме того, дети нередко навещали объездившую весь мир бабушку с материнской стороны в ее похожей на пещеру квартире, где в роскоши и с многочисленными гостями праздновалось Рождество, и тетю, которая к приходу маленького Вальтера всегда доставала большой стеклянный куб, содержавший миниатюрную действующую модель рудника, в которой трудились крохотные рабочие с крохотными инструментами. Дома устраивались вечера, на которых мать Беньямина представала перед гостями в парадной ленте и великолепных украшениях, приветствуя общество в знакомой ему обстановке. И конечно, оставался сам город, по большей части еще запретный, но дразнящий детские чувства и манящий познать его.

Отец Беньямина Эмиль Беньямин (1856–1926), процветающий бизнесмен, родившийся в Кельне в почтенной семье рейнландских купцов, прожил несколько лет в Париже, прежде чем перебраться в Берлин в конце 1880-х гг. Своим детям он запомнился как светский и культурный человек, интересовавшийся искусством[2]. На снимках, сделанных в годы детства Беньямина, он предстает довольно внушительным, уверенным в себе, величавым человеком, стремящимся подчеркнуть свое богатство и положение. Эмиль Беньямин принадлежал к поколению, которое в конце XIX в. пережило массовое переселение зажиточного берлинского среднего класса в западную часть города. Женившись в 1891 г. на Паулине Шенфлис, моложе его на 13 лет, Эмиль поселился сначала в респектабельном районе на западе города, где жили и его родители, и родители его жены. Вальтер Беньямин родился в большой квартире в доме на площади Магдебургерплац, немного южнее Тиргартена. Этот когда-то изысканный район был, по словам Беньямина, родиной «последней подлинной элиты буржуазного Берлина». Там в атмосфере крепнущих чаяний и конфликтов вильгельмовского общества «класс, объявивший его одним из своих членов, вел жизнь, состоявшую из самодовольства и обиды, которые превращали ее во что-то вроде арендуемого гетто. В любом случае он был привязан к этому богатому кварталу, не зная никаких других. Бедняки? Для богатых детей его поколения они жили где-то там, сзади» (SW, 2: 605, 600).

Словно спасаясь от приближающегося призрака городской нужды, Эмиль Беньямин с семьей несколько раз переселялся дальше на запад. Это было типично для зажиточной буржуазии того времени, так как центр города быстро расширялся в западном направлении. Бывшие жилые улицы, такие как Клейстштрассе и Тауэнтцинштрассе, претерпевали стремительную коммерциализацию, заманивая толпы покупателей и городских гуляк на только что сооруженный «большой бульвар» Берлина – Курфюрстендамм. Сначала отец Беньямина переехал за пределы города, в Шарлоттенбург, входивший в состав новых западных кварталов, и благодаря значительно уменьшившемуся налоговому бремени смог накопить денег для последнего переселения. Поэтому школьные годы Беньямина прошли в доме на Кармерштрассе, рядом с площадью Савиньиплатц, в квартале, остающемся одной из самых оживленных и элегантных частей берлинского Вестэнда; массивное кирпичное здание школы кайзера Фридриха, в которой учился Беньямин, стоит на другой стороне площади. В 1912 г., когда Беньямину исполнилось 20 лет, его отец купил большую виллу на Дельбрюкштрассе, в только что отстроенном районе Грюневальд,