Дело трезвых скоморохов - Андрей Белянин

– И главное, колется же…

Я рухнул на стол, питаясь жевать скатерть, едва дыша от распирающего хохота! Да-а, начитался боярский сын сказок… Пустил стрелу в небеса, а на чей двор упадёт – там, значит, и суженая его. Что тут скажешь? Стреляет парень отменно (хотя в такую мишень и спьяну не промажешь!), а вот с везением… это у каждого индивидуально. И главное, уж попал так попал! И кто здесь, спрашивается, пострадавший?

– Я больше не буду. Пустите, тётенька…

– Молчи, сердцеед коварный!

Меня спасла Яга. Вовремя вернувшаяся с базара бабка, быстро смикитила, что к чему, и, правильно оценив ситуацию, под стрелецким конвоем отправила обоих к отцу Кондрату. Пусть уж он с этим разбирается, у нас в отделении и других забот предостаточно. Тем паче, что новости наша глава экспертного отдела принесла неутешительные…

* * *

– Уже полбазара шумит о том, что-де Митька милицейский дочку Брусникину со двора свёл. Правда, большинство говорит, раз свёл – стало быть, за дело! Якобы за просто так у нас не арестовывают…

– Нет, конечно, – поспешно согласился я, – ну, иногда… бывает… в крайне редких случаях, но потом мы всегда извиняемся!

Яга рассеянно кивнула и задумалась о чём-то своём. Вообще-то если честно, то обычно за всё отделение извиняюсь я один. Бабке гонор не позволяет, а Митяй только прошения просить горазд, и то в лучшем случае у меня, Яги или государя. Перед прочими так «извиняется», что люди на него и жаловаться боятся. Нет, мы перевоспитываем парня помаленечку, но количество «жалоб на превышение…» пока не убавилось…

– А что по самому факту исчезновения?

– Тоже радости мало: у подруг её нет, соседи не видали, из города вечор никто не выходил, а поутру в дом всё одно не заявилась. Мать плачет, отец горькую пьёт…

– Значит, действительно пропала?

– Значит, так оно и есть… – Баба Яга повернулась ко мне и строго напомнила: – Тока уж Митеньку зазря подозрениями не обижай. В преступлении энтом его вины никакой нет!

– А коса откуда?

– Подложили.

– Вот так, прямо в отделении?! У нас же весь двор под охраной!

– Про то не ведаю, касатик! Тут уж ты меня, старую, словил, как бобёр лису за хвост с весенней целью… – Бабка шумно хлопнула себя по коленям и встала. – А не пройтись ли мне да в экспертизе колдовской косу не опробовать? Авось где чего и проглянется…

– А я думал, вы её уже…

– Ну, знаешь! Мне ить тоже когда-никогда, а спать надо!

– Извините, ляпнул, не подумав, – честно повинился я. – Помощь нужна?

– Сама управлюсь, а вот ты бы сходил к Брусникиным-то, может, в доме ихнем какую ни есть зацепку и углядишь. Вона Фома в ворота заходит, с ним и прогуляйтеся.

– Договорились, заодно и к Гороху загляну, попрошу матушку царицу нашим сотрудникам научной литературой мозги не засорять. В вопросах прогресса и образования спешить не надо…

– Неужто Митеньку соблазнила? – ахнула Яга.

– Увы, – сурово подтвердил я. – Он теперь всё отделение психоанализом достанет, так что без крайней надобности постарайтесь не пересекаться.

– Свят, свят, свят…

– Вот именно!

С Еремеевым поздоровался уже во дворе. Молодой начальник стрелецкой сотни за этот год успел стать мне надёжным и многократно проверенным товарищем, которому я доверял практически безоглядно. Хотя отношения наши строились исключительно как служебные, то есть в кабаках вместе не сидели, по девкам на пару не бегали и в баню на Новый год не ходили. Определённая субординация, может быть, и добавляла некую толику холодности, но, с другой стороны, избавляла от фамильярности, в плане которой тот же Митька – просто бич божий!

– Доселе не было у нас такого, чтоб девиц красть да косы резать. Потому как проку в том ни на грош… – неторопливо рассуждал Фома. – За девичий позор одно наказание – родственники башку оторвут! Так что полюбовно оно выгоднее будет. А косу резать? Это уж совсем падшая девка быть должна, и то за баловство по головке не погладят…

– С твоих слов получается, что весь смысл преступления в попытке очернить работника милиции?

– Выходит, что так… Однако зачем, опять не пойму?! Митьку твоего и так, почитай, всё Лукошкино как облупленного знает. Дурак он, конечно, да сердцем отходчив и зла на душе не таит. Такой безвинную девицу зазря не обидит,…

– А если она сама ему косичку с бантиком на память оставила? – от нечего делать предположил я (версия глупая, но…). – Хотя тогда бы он помнил… Яга его полностью оправдала и сейчас проводит экспертизу на предмет дознания чужеродных запахов, отпечатков пальцев и прочего.

– И велика ли надежда?

– Шанс есть, но, честно говоря, очень зыбкий, мелкий и дохлы-ы-ый…

У ворот Брусникиных нас встретила небольшая группа соседей и вездесущий дьяк Филимон Груздев… в новом парике. Ей-богу, я сначала глазам своим не поверил! Макушку дьяка украшало косо сидящее сооружение из белёной пакли – классический парик английского судопроизводства. Засаленный колпак гордо венчал узкое чело, а на затылке вызывающе торчали уже две косички. Я мысленно помянул нехорошим словом активную государыню и не ошибся…

– Вот как спешит милиция простому человеку в подмогу и утешение! – громко начал опытный скандалист, обращаясь, собственно, ни к кому, но ко всем в целом. – Сколь велико горе материнское, глубока печаль отцовская, безмерна скорбь сестринская, необъятно отчаянье братское, а они и не торопятся, собаки сутулые!

– Гражданин Груздев, освободите проход от греха подальше, – вежливо козырнул я.

– Ан не будет по-твоему, злой сыскной воевода! – трусливо приосанился дьяк, стараясь держаться подальше от Еремеева. – Ибо волей матушки царицы, дай ей господь долгих лет и процветания, назначен я народу лукошкинскому наипервейшим ад… адв… адвукатом! Сие означает – от произвола милицейского заступник и оградитель!

Мы с Еремеевым обменялись взглядами, полными зубной боли. Лидия Адольфина Карпоффгаузен – женщина хорошая, старательная, но, как большинство австриек, честная и доверчивая. Неистребимый Филимон Митрофанович легко обнаружил её слабую струнку и теперь изо всех сил корчит из себя едва ли не доверенное лицо государыни.

– Фома, будь другом, пообщайся тут с местной адвокатурой, – вздохнув, попросил я. – Только по голове сильно не бей – парик помнёшь, он нас по судам затаскает. А я пока в дом пройду.

Сотник коротко кивнул, но уже в воротах меня встретил негостеприимным иканием пьяный отец семейства:

– Чаво надоть?

– Пришел поговорить о вашей дочери.

– С чавой-то?

– Гражданин Брусникин, что за тон?! – несколько сбился я. – Ночью вы с супругой явились в отделение с просьбой отыскать вашу пропавшую дочь. Мне нужно…

– Вот и ищи! Затем ты и милиция, а в дом не пущу!

– Но… почему?

– А вот так! Потому как на то моя хозяйская воля! Мы теперича права знаем, умны люди объяснили… – продолжал изгаляться мужик, и у меня непроизвольно сдвинулись брови. Дьяк демонически хохотал, издали показывая нам язык: дескать, обломись ты на этом месте, ирод в погонах!

Положение самое идиотское… На моей памяти никогда ещё не было случая, чтобы отец (в здравом уме!) чинил препятствия тем, кто (по его же заявлению!) ищет его же пропавшего ребёнка! Самоуверенную ухмылочку жутко хотелось смахнуть кулаком. Это как раз-таки было бы очень педагогично!

Я сосчитал в уме до десяти и медленно повернулся к Фоме:

– Сотник Еремеев, пожалуйста, отпустите дьяка, он мне понадобится как понятой. А вот гражданина Брусникина следует немедленно сопроводить в отделение. Ни свет ни заря, а он уже пьёт в рабочее время!

– Да ты не ополоумел ли, участковый?! – пытаясь встать на цыпочки, взревел ткач, бледнея и краснея попеременно.

– А за оскорбление при исполнении дать пятнадцать суток! – безжалостно добил я. – Будете трудиться на озеленении родного города, строительных объектах и чистке общественных канализационных систем. Филимон Митрофанович, прошу вас, не откажите поучаствовать!

Дьяк мгновенно надулся от важности и, первым отпихнув недалёкого главу семейства, шмыгнул мимо него во двор. Грозный Еремеев молча положил тяжёлую ладонь на плечо жертвы «милицейского произвола»…

В доме нас встретила целая орава счастливых ребятишек, двое нанятых работников и задёрганная, усталая хозяйка. Понятой Груздев, возбуждённо пританцовывая, рвался сию же минуту приступить к повальному обыску, но мне требовалось всего лишь поговорить:

– Значит, так никто ничего и не знает?

– Да уж с ночи, поди, всех соседей да подружек обегала. Совсем запропала девонька моя…

– Найдём, не переживайте.

– Да тока бы живая была, – тихо всхлипнула женщина. – Сотрудник-то ваш, бугай известный, про косу девичью молчит небось…

– Мы проверили, он ни в чём не виноват. Баба Яга на данный момент проводит ряд следственных экспертиз, может быть, появятся новые улики. – Опустив глаза, я попытался перевести разговор: – Скажите, а почему ваш муж так неадекватно себя ведёт – грубит, что-то из себя изображает, в дом меня не хотел пускать…