Рейтинговые книги
Читем онлайн Это было на Ульяновской - Антонина Ленкова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 25

Как всегда, весело и беззаботно встретили они и сорок первый год. Начался он обычно, без особых происшествий. Если не считать того, что Игорек, любитель всяких экспериментов, чуть не спалил дом. Увидев на столе пачку нафталина, он высыпал его в банку из-под консервов и поставил на горящий примус — узнать, что будет, если нафталин нагреется. Он не успел подивиться тому, как быстро превращаются белые кристаллы в остро пахнущую жидкость, — столб пламени ударил в потолок.

Испугавшись, что деревянные перекрытия могут загореться, Игорь сбросил примус со стола, за ним покатилась злополучная банка, оставляя за собой огненную дорожку. Всегда спокойный и неторопливый, он на этот раз метался по комнате, срывая с кроватей одеяла, с вешалки — одежду, забрасывая ими пламя.

Через несколько секунд под грудой тряпья что-то жутко зашипело, потом наступила тишина…

О том, что было, когда пришли с работы родители, Игорь не любил рассказывать. На выжженный посередке пол старался не смотреть, но с опытами решил повременить, тем более что подошла пора готовиться к экзаменам, а программа в пятом классе нешуточная.

Прошумела весна, с ее веселыми ветрами, с ароматом сирени и акации. Закончились экзамены. Впереди было лето — самая лучшая, по мнению детей и взрослых, пора года.

IV

В тот день, когда охваченная непонятной тревогой Нина искала братишку, Игорек и его приятели были на городском пляже. Сначала гоняли мяч, потом, когда народу стало больше, а вода теплее, пошли купаться. Плавали, ныряли; выйдя из воды, со всего размаха кидались в горячий мягкий песок. И не вдруг заметили, как опустел берег. Это в воскресенье-то, да еще в самый полдень!

— Что-то случилось, ребята, — тревожно сказал Коля Кизим, глядя на спешащих к переправе людей.

Узнав, что началась война, они особенно не встревожились: японцам надавали, белофиннам тоже, дадут прикурить и фашистам. Ишь чего захотели — советской земли!

Не по себе стало потом, когда, ввалившись гурьбой в дом Кизимов, увидели Марию Ивановну: самая веселая, самая бесстрашная женщина на свете, закрыв руками лицо, рыдала громко, в голос. Неловко утешал ее Антон Никанорович, уже готовый в дорогу, откуда ему не суждено будет вернуться. Мальчишки, вбежавшие вместе с Колей, переглянувшись, скрылись за дверью. К застывшему на пороге сыну подошел отец, обнял:

— Братья твои, Степан и Коля Беленький, уходят добровольцами. Я тоже повестки ждать не собираюсь. Остаешься за старшего. Береги мать и сестричку.

Потом он повернулся к Вале, подкинул ее, легонькую, словно перышко, под потолок, сказал весело:

— Не скучай тут без нас, будь умницей!

Умницей — это нетрудно, а попробуй не скучать, когда вдруг опустела и стала большой и неуютной комната, когда у взрослых появилось столько дел, что домой они добираются только к ночи. Коротая бесконечно длинные дни то с неразлучной своей подружкой Лилей Проценко, Витиной сестрой, то в одиночестве, сидела девочка дома, выполняя строгий материнский наказ: «Никуда!» Если забегал на минутку Коля, у которого тоже появилась куча каких-то дел, спрашивала тихо:

— Она еще не кончилась, война эта?

— Не кончилась, — хмурился брат.

— А скоро она кончится?

— Скоро. Вот ударят морозы.

— А когда они ударят?

— Известно когда — в декабре.

— Не скоро еще, — вздыхала девочка.

Ни Валюшка, ни Игорек, ни Коля, ни их отцы и матери — никто на белом свете не мог знать в те первые месяцы войны, каким бесконечно долгим будет путь к Победе. Какой дорогой ценой будет она добыта.

Не знал этого и четырнадцатилетний Коля Крамаренко, живший с отцом, матерью, двенадцатилетним братишкой Женькой и очень серьезной для своих десяти лет сестренкой, которую, как и сестричку Вити Проценко, звали Лилей, неподалеку от Ульяновской, на Донской. Веселый светловолосый мальчуган тоже поначалу спокойно принял весть о войне, тем более что отец его, освобожденный от призыва в армию по состоянию здоровья, остался дома и жизнь шла своим чередом. Ну а что стало похуже с едой, так он на это особого внимания не обращал: перетерпим, недолго. И удивлялся, глядя на сестренку: ходит как в воду опущенная, места себе не найдет.

— Что ты все дома сидишь? — говорил он Лильке. — Пошла бы к девчонкам, поиграли бы в свои куклы. Если война, так что ж теперь — плакать день и ночь, что ли?

Сам Коля не плакал, но, если сказать откровенно, тоже с большим нетерпением ожидал, когда наконец объявят по радио, что фашистов разгромили и война кончилась. То-то сестричка обрадуется! Но шли недели, месяцы, а долгожданного сообщения все не было. И Лиля ходила серьезная, совсем как взрослая. Однажды она сказала ему:

— А мы в войну играем. У Инночки Кримашевой на балконе наблюдательный пункт устроили.

— Чего-чего? — удивился Коля.

— Наблюдательный пункт, — строго проговорила сестричка. — Из спичечных коробок телефон сделали, звонили нашим летчикам, чтобы они Гитлера разбомбили. А еще у нас там госпиталь. Куклы как будто раненые. Мы их перевязали и лечим. И мне Инночка руку забинтовала. Смотри, как здорово. — Девочка подняла рукав, и Коля увидел аккуратно наложенную повязку. — Мы, как подрастем, на фронт пойдем. Инна медсестрой — у нее сумка с красным крестом есть, — а мы санитарками.

— Дела-а, — присвистнул Коля. — Это сколько ж, по-вашему, войне-то быть? Вы хоть соображаете со своей Инкой?

Шел уже третий месяц войны, а люди еще не верили, что это надолго. Лишь когда по радио сообщили, что нашими войсками оставлен Киев, поняли: война будет долгой и трудной. Как знать, может, и на ростовские улицы ступит сапог фашиста…

Но беда пришла раньше — с первыми бомбами. Поначалу, когда они падали вдалеке от их домов, мальчишки — и на Донской, и на Ульяновской — хорохорились, делали вид, что им совсем не страшно, и ни в какую не соглашались спускаться в убежища.

— Ты только подумай, Гриша, — жаловалась мать Крамаренко-старшему, — пацанва-то наша по всему городу шастает, никакой управы на них нет. Угодят ведь под бомбы, что тогда? А дома — чем не красота: просторный погреб — залазь и сиди. Говоришь — не понимают…

— Всю войну в нем сидеть, что ль? — хмурился Коля.

— Другой заботы нет, — вставлял Женька.

— Поговорите у меня, — грозился отец, — ремнем-то огрею, живо все поймете!

Но ни Коля, ни Женька угроз этих всерьез не принимали. Во-первых, они знали, что отец у них добрый, про ремень — это чтобы попугать. Во-вторых, когда ему их воспитывать: приходит ночью, такой усталый, что за столом засыпает. Они сами потом его разувают да в постель тащат.

В тот день отца тоже не было дома. Коля, набегавшись, пришел домой часа в два, попросил есть.

— Подожди, сынок, — ответила мать, — Лилечка с Женькой придут — я их на базар за мылом послала, — тогда и сядете вместе. А пока глянул бы, почему у нас свету нет. Провод, что ли, где оборвался? Отец придет ночью, в темноте-то не углядит, а ты ему и покажешь где что…

Коля вышел из дому, глянул на провод: у них в порядке. Пройдя соседний двор, завернул, вслед за проводом, за угол. Так и есть — провис. Где-то там, под крышей, обрыв. Пока светло, надо разобраться. А то придумали эту светомаскировку — фонарик и тот засветить нельзя… Что же все-таки с проводом? Надо подняться наверх, заглянуть на чердак.

Он оглянулся и заметил прислоненную к забору лестницу. Подтащил ее к дому, приставил к стене. Стал подниматься, осторожно ступая на потемневшие от времени перекладины и не обращая внимания на гул самолета — мало ли их теперь летает!

Коля уже был под самой крышей, когда — непонятно откуда — налетел и обрушился на него грохочущий вихрь. Швырнул на землю вместе с лестницей, вместе с домом.

Когда он очнулся вокруг курились желтой пылью развалины. Полутонной фугаской, предназначенной для взрыва моста, но не долетевшей до него, было снесено сразу несколько домов на Донской.

Еще не осознав случившегося, надеясь, что это страшный сон, превозмогая боль и страх, Коля поднялся и медленно побрел к тому месту, где несколько минут назад стоял его дом.

Оцепенев от ужаса, отказываясь верить своим глазам, смотрел он на торчащие из завала обломки знакомой мебели, на уцелевший дымоход, возвышающийся над развалинами, как памятник похороненному здесь беспечному его детству. И оставшейся под руинами матери…

Пыль затмила солнце, и в этом удушливом коричневом мраке призраками метались люди. Истошно кричала женщина, опустившаяся на колени перед лежащей без сознания девочкой с окровавленным лицом. Это была Инночка — самая веселая, самая красивая девочка на Донской улице. Та, что собиралась идти с Лилькой на фронт, чтобы перевязывать раненых. Она останется жить, но никогда больше не увидит солнца, голубого неба, цветущих акаций. По голосам будет узнавать родных и друзей.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 25
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Это было на Ульяновской - Антонина Ленкова бесплатно.

Оставить комментарий