Туманная река (СИ) - Порошин Владислав Викторович

4

Угораздило же меня в качестве ученика вернуться в среднюю школу спустя три десятка лет. А между тем я уже получил высшее техническое образование, поработал некоторое время на заводе. И снова за парту. Алгебра, геометрия, химия, физика, история, ужас. Можно конечно сказать, что мудрые люди говорят, век живи, век учись, но не в средней же школе за партой. Кстати о партах, они все под наклоном, наверное, чтобы осанка была правильной. И еще бутылёк с чернилами стоит в специальном углублении. Хорошо, что мышечная память мне сама подсказала, как пользоваться чернилами и пером, а не то бы все тут уляпал. Рядом за партой со мной сидит Толька Маэстро, через проход сидят Санька Зёма и Вадька Бура, вся наша компания занимает две задние парты, так называемая камчатка. Как один раз заявила Ольга Стряпунина, председатель совета отряда нашего восьмого «А» класса, мы позорное пятно, всю успеваемость тянем вниз. На третьей парте в центральном ряду, сидит Наташка, сегодня она избегает меня взглядом. А на второй парте в ряду у окна сидит Иринка, из-за которой я полез на крышу, объект пылкой страсти того Богдана, который был до меня. Ничего так хорошенькая, даже красивая, похоже на певицу французскую, Ализе из нулевых годов. Глазки карие, волосы пепельно-черные, до плеч.

— Крутов! — окрикнул меня учитель алгебры и геометрии, Николай Андреевич, — ты хоть слышал, что я сейчас объяснял?

Николай Андреевич, вспомнил я, закончил пединститут четыре года назад. Человек он был злопамятный, и когда ему было нужно — принципиальный, а когда это было не выгодно, беспринципный. Это выражалась в том, что у него были свои любимчики, и мы, камчатка, на которой он выпускал пар. Не зря его мой предшественник ненавидел.

— Нет, — ответил я, — я как с крыши рухнул, что-то слышать стал хуже. Ухо, наверное, повредил.

— Встань, когда учитель с тобой разговаривает, — строго потребовал молодой да прыткий педагог.

— Вот сейчас совсем плохо вас слышу, — сказал я, не вставая. Ох, как захотелось его потравить.

— Иди к доске! — еще громче крикнул он.

— Зачем же так орать, — встал я и направился на Голгофу, — я не глухой.

Весь класс дружно заржал. Учителя перекосила гримаса ненависти.

— Напоминаю всем и персонально тебе, Крутов, скоро экзамены и мы сейчас повторяем весь пройденный материал. Вот мел, вот доска, продемонстрируй почтеннейшей публике доказательства теоремы Пифагора.

Николай Андреевич с удовольствием приготовился к словесной порке ненавистного ученика.

— Почтеннейшая публика, — начал я свое выступление, — для доказательства теоремы Пифагора необходимо как минимум нарисовать этот прямоугольный треугольник.

Я начертил с помощью здоровенной деревянной линейки треугольник с прямым углом. Далее от гипотенузы начертил квадрат. Потом, в оглушительной тишине, пририсовал к квадрату еще три одинаковых треугольника, и получилась фигура квадрат в квадрате.

— Нам нужно доказать, что площади всех четырех, одинаковых треугольников, равны площади квадрата построенного на гипотенузе. Делается это элементарно. Нужно мысленно передвинуть один треугольник сюда, а два других сюда. И мы получаем, что цэ квадрат равно а квадрат плюс бэ квадрат. Если я не ошибаюсь, этот способ доказательства называется метод площадей.

— Еще вопросы имеются, Николай Андреевич? — спросил я, разглядывая потрясенное лицо преподавателя. Так же на меня во все глаза смотрели и одноклассники. Наташка пыталась меня прожечь большущими зелеными глазами, Иринка такими же большими карими. До кучи меня испепелял своим взгляд мой личный враг, Олег Постников.

— Ты я вижу, считаешь себя очень умным? — попытался меня снова задеть за живое Николай Андреевич.

— Что поделать, если мама таким родила, — ответил я под смех и истеричное хрюканье всего класса.

— Садись на место, пока, — сжимая от бессилия кулаки, сказал преподаватель.

На перемене все было как обычно, малышня носилась туда и сюда, я со своей бандой стоял и тихонько шушукался. Мы обсуждали новое холодное оружие, кистень.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Толик, — поинтересовался я у Маэстро, — Постный не подкатывал?

— Не, шухарится, — ответил друг.

— На следующей перемене, вопрос закроем, — объявил я своим парням, — и без этого жирного придурка проблем хватает.

— Можно тебя на два слова, — обратилась ко мне Иринка, наша классная королева красоты.

Она подошла со спины, я от неожиданности вздрогнул и чуть-чуть не выхватил кистень из металлического шарика от кровати. Вот был бы номер, если бы я ей залепил в лоб. Ужас просто. Мы отошли на несколько метров в сторону.

— Ну? — задал я логичный вопрос.

— Ты на меня не очень сердишься? — невинно потупив глазки, спросила наша красотка.

— То, что нас не убивает, делает сильнее, — ответил я цитатой Ницше, — еще вопросы?

— Ты все еще хочешь сходить со мной в кино? — снова стрельнув глазками, спросила она.

Я тут же почувствовал просто огненный взгляд где-то с боку и оглянулся. Наташка как гипнотизёр смотрела напряжённо на мою беседу с Иринкой.

— Давай договоримся, Ирина, у нас был уговор, я прохожу по крыше, мы идем в кино, так?

Иринка кивнула в ответ.

— Я с крыши этой хряпнулся, и пока летел, пока лежал, пока в больнице отлеживался, многое изменилось. И в кино я с тобой идти больше не хочу. Предлагаю эту тему закрыть.

— Ты очень изменился, — пролепетала красавица, которая ранее не знала отказов, — как будто другой человек.

Тут прозвенел звонок на урок, и я решил, что беседа наша подошла к завершению. Но пока я входил в класс, ко мне протиснулась Наташка и зашептала, — что она тебе говорила?

— Ревнуешь? — улыбнулся я.

— Вот еще, — прошипела еще одна королева красоты восьмого «А», ткнула меня в бок локтем и прошла к своей парте.

Урок истории в отличие от урока геометрии вел не недавний выпускник пединститута, а бывший фронтовик Данил Васильевич Чернов, у него было осколочное ранение в правую руку, и поэтому он часто ее держал на перевязи. А когда на улице скакало давление, то по лицу нашего учителя можно было понять, что его плохо вылеченная рука побаливает. Что характерно Данил Васильевич был одним из немногих педагогов в школе, который никогда не повышал на нас голос и обращался исключительно на вы. И самое главное он любил выслушивать наши детские мнения о том или ином историческом событии.

— Итак, кому, что не понятно? — спросил Данил Васильевич, закончив рассказ о Бородинском сражении отечественной войны 1812 года.

— Мне не понятно, — не выдержал я своего вынужденного безделья в школе.

— Что именно вам не понятно молодой человек? — удивился историк, по всей видимости, мой предшественник успел насолить даже такому хорошему мужику.

— Можно я к доске пройду? — спросил я вконец ошарашенного педагога.

— Пожалуйте, — пролепетал он и заметно напрягся.

Я подошел к карте сражения, которая висела на доске, взял указку и ткнул в Багратионовы флеши.

— Обратите внимание, это Богратионовы флеши, а это старая Смоленская дорога, исходя из масштаба карты расстояние между ними два с половиной километра.

Потом я ткнул указкой в батарею Раевского.

— Это батарея Раевского, а это новая Смоленская дорога, между ними расстояние примерно полтора километра.

— Я и сам все прекрасно вижу, — стал заводиться историк, — к чему вы клоните, молодой человек и отнимаете наше время.

— Прицельная дальность пушек 1000, 1300 метров, — продолжил невозмутимо я, — это значит, что смысла французам штурмовать наши огневые точки не было никакого. Дорогу с них не обстрелять. Наполеону было достаточно ударить нам во фланги, вдоль старой и новой Смоленской дороги и взять наши войска в кольцо. Вы же старый фронтовик, как бы в этом случае действовали немцы?

Историк аж крякнул от неожиданности и задумался.

— Да, действительно, — сказал Данил Васильевич, почесывая свой затылок, — а сами вы как полагаете?