SARA. Во время войны законы молчат - Елена Фиштик

Борис пришел с работы уставший и подавленный.

Эмма накрыла на стол, и с тревогой, безмолвно посмотрела в глаза сыну, ожидая откровенного разговора.

Борис помолчал, затем достал газету, медленно развернул ее и сказал:

– Вот, здесь подробный отчет о речи Гитлера. Он в полной уверенности, что его ждут новые победы над англичанами, он заявляет, что Америка, зря тратит время и силы, помогая Англии, все равно их ждет крах.

– Борис, успокойся, дядя Стас говорит, что Гитлер не доберется до нас, и потом, ты же слышал по радио, какая была речь нашей партии, они уверены, что все под контролем.

– Мама, все не так просто. Конечно они не будут сеять панику в народе. Но, вот как раз в конце своей речи, Гитлер сказал такую фразу: «Я учел всякую возможность, какая только мыслима», – и добавил, может быть вы с Сарой все же согласитесь уехать из Львова, куда-нибудь подальше, вглубь страны. Ну, не в Сибирь же я вас прошу уехать?

– Нет, нет и нет! Мы тебя не оставим. И потом, я не верю в то, что, даже если Германия и войдет в СССР, то нам грозит что-то плохое.

– Тогда почему же столько евреев беженцев из Германии и Польши? Он нацист, он ненавидит евреев, первые, на кого падет его гнев, будут евреи.

Тут в комнату забежала Сара с улыбкой до ушей, которая быстро стекла с ее лица, после того, что она услышала обрывки последней фразы «Он нацист, он ненавидит евреев, первые, на кого падет его гнев, будут евреи», она спросила маму и брата:

– Ну, за какие пороки так ненавидят евреев?

В доме повисла длинная пауза…

Эмма медленно закрыла глаза и сказала в пустоту:

– Евреев ненавидят за их достоинства, а не пороки.

Наступила еще более долгая пауза…

И вдруг Борис резко вскочил и буквально взмолился:

– Вы должны уехать! Мама, Сара – это не шутки! Еврееи все больше и больше бегут из Германии, Польши. Я уверен, – это плохой знак!

– Ну, откуда такая уверенность? – не унималась мама, – вон, все, кто помнят прошлую войну, говорят, что немцы никому не причинили зла, и евреем, в том числе.

Это политика и все.

Ну, станет Львов немецким городом, и все!

Подумаешь!

Уходил день за днем, а новый нес все больше тревоги и переживаний.

В Советском Союзе все больше и больше стали уделять внимания военной и профессиональной подготовке, дальнейшему укреплению трудовой дисциплины, подготовке кадров промышленных рабочих в школах ФЗУ, насчитывавших 600 тысяч учащихся, и других трудовых резервов.

Слова «мобилизационная готовность» вновь и вновь повторялись в устной пропаганде и в печати.

В День Красной Армии, 23 февраля, «Правда» опубликовала статью генерала Г. К. Жукова (незадолго до того вступившего на пост начальника Генерального штаба), пожалуй, менее оптимистичную, чем его речь два месяца назад.

Он писал, что 1940 год был годом перелома, «перестройки системы обучения и воспитания войск», но давал понять, что реорганизация продолжается и что положение дел еще далеко от совершенства.

Со времени финской войны, отмечал он, в армии уже произошли большие перемены, например «укреплено единоначалие», но многое еще остается сделать и «зазнаваться и успокаиваться на достигнутом» не надо.

Статья выдавала некоторое чувство беспокойства и наталкивала на вывод, что происходящие в Красной Армии «большие перемены», вряд ли будут завершены до 1942 года.

Глава 3. Война

«В наше время у еврея есть лишь один выбор: либо стать сионистом, либо перестать быть евреем.»

Кроссман

Немцы вошли во Львов утром 30 июня 1941 года.

И в тот же день начался трехдневный еврейский погром, который был организован «украинской народной милицией» при попустительстве и подстрекательстве немцев.

Формальным поводом к погрому стали расстрелы заключённых в тюрьмах Львова, которые НКВД провело при отступлении Красной армии.

Бориса забрали в армию очень спешно, это сразу же насторожило Эмму и Сару.

Борис, настойчиво просил маму, чтобы они срочно уехали вглубь страны.

О вероятности войны уже давно ходили не только слухи, но намеки в прессе, по радио.

После начала Второй мировой войны (1939) и захвата Гитлером Польши, её восточную часть оккупировала Красная Армия в соответствии с секретными протоколами к пакту Риббентропа-Молотова.1

Поскольку, Львов в то время населяло большое количество евреев (около 180 тысяч), а это почти половина всего населения города, советские власти летом 1940 года, опасаясь внезапных военных действий и вторжения со стороны Германии, выслали около 10 тысяч еврейских беженцев из Германии и Польши вглубь СССР.

Львов, хоть и входил в состав Польши, уже управлялся советской властью, которая, не проявила должной заботы о еврейском населении Львова, не отправили их вглубь страны.

Коренные Львовские жители и сами не желали покидать свои дома, они верили в то, что немцы не причинят им зла, как это и было ранее.

Семья Сары так же предпочли остаться во Львове, да и надежда теплилась на здравомыслие политиков.

Не смотря на множество, разного толка, поступающей информации; и из легальных и нелегальных источников, люди отказывались верить в полную потерю разума у всего Мира.

Советским людям внушали полную защищенность со стороны Кремля.

Они, в своем большинстве, как малые дети, беспрекословно верили и доверяли себя своему руководству, особенно простой люд.

Уже в первые дни после 29 июня 1941 г., даты вступления немцев во Львов, в городе прошли инсценированные ими погромы, унесшие жизни нескольких тысяч евреев.

Через несколько дней в лесу под Билогорщей немцы расстреляли 1400 мужчин-евреев.

Весь июль 1941 года немцы и украинская вспомогательная полиция уничтожали в лисиничским лесу под Львовом еврейских политических деятелей и интеллигенцию, а также евреев, захваченных в городских облавах.

Были взорваны или сожжены почти все синагоги города.

Когда в понедельник, 30 июня немцы входили в город, из горящих тюрем доносился запах не захороненных трупов.

Было обнаружение тысяч полуразложившихся трупов политических заключенных, которые были убиты НКВД в предыдущие дни, когда советы осознали, что стремительное немецкое наступление не дает возможности эвакуировать тюрьмы.

Представители немецкой армии уже во второй половине 30 июня сообщали, что население Львова обратило свой гнев на убийц из НКВД против «евреев, живущих в городе, которые всегда сотрудничали с большевиками»

В тот же день еврейские мужчины были согнаны на, так называемые, «тюремные работы» – раскапывать и выносить тела убитых в тюрьмах.

Борис очень переживал за маму и сестру.

Он постоянно просил их в своих письмах не выходить на улицу, прятаться в подвале, в случае опасности.

Но, они все же тайком выбирались из дома в поисках еды и воды.

Однажды Сара выбежала из дому с ведром набрать воды, только она завернула в арку дома, как в полутьме ее глаза встретились с горящими огоньками напротив.

Сначала она застыла на месте от страха, затем приглядевшись, распознала соседского парня, которого иногда видела во дворе.

Парень тихо сказал:

– Не ходи туда. Не ходи! Там погром.

Сара ни разу сама не видела погромов, но уже была наслышана о них и о зверствах над евреями.

Она задрожала и повернулась, чтобы бежать обратно домой, но парень остановил ее:

– Идем к нам, быстрее. К нам они не сунутся. Я слышал, что сегодня по домам евреев пойдут.

– Нет! А как же мама? – взмолилась Сара.

И тут вдруг со стороны ее двора раздались крики, плач.

Парень схватил Сару за руку и потащил в свой подъезд.

Она бежала за ним всхлипывая и не понимая ничего, в голове – каша, перед глазами что-то мелькает, но она ничего не может разобрать.

Заскочив в подъезд, они быстро спрятались за входную дверь, так как услышали стук открывающейся двери на первом этаже.

Из квартиры спешно вышел большой мужчина и быстрым шагом направился на улицу поглазеть на очередной погром.

Сара и ее спаситель стояли за дверью и наблюдали в щель.

Уже третий день в городе шли галичанские народные гуляния в форме еврейского погрома.

Погром был организован немцами совместно с бандеровской «украинской народной милицией».

По замыслу авторов, еврейский погром во Львове был акцией «само-очищения» и мести «жидо-большевикам» со стороны угнетенных ими народов, которым доблестная немецкая армия принесла свободу.

Сара смотрела в дверную щель и содрагалась.

Обезумевшие мужики палками били женщин и сгоняли их во внутренний двор дома.

Двор, в считанные минуты наполнился гулом, криком, плачем и мольбой вперемешку с бранью, выстрелами, гулким звуком камней и палок о спины еврейских женщин.