Педофил: Исповедь чудовища (СИ) - Пётр Крыжановский

хочет к вам идти, — сквозь слезы произнес Эндрю.

— Хорошо, — отпустив непослушную девчонку, злился Джейсон.

Та сразу же отползла к стене и спряталась за спины мальчишек.

— Я всего лишь хотел с ней поговорить и все объяснить… Она неправильно меня поняла.

Каждая жертва даже в самой безвыходной ситуации надеется, что обидчик пожалеет ее. Именно этим оружием и пользовался хозяин гостеприимного дома в общении с такими дорогими его сердцу редкими гостями.

Джейсон встал и, уняв злобу, еще раз окинул холодным взглядом похищенных детей, не подозревающих о своей ­участи.

— Наше знакомство, я смотрю, не задалось с самого начала, — спокойно продолжил он. — Важно, чтобы вы понимали: с Эмми случилось то, что случилось, только потому, что она не делала то, что от нее требуется, — Джейсон вытер нервную испарину со лба. — А именно, быть хорошей покладистой девочкой.

Дверь в подвал снова открылась, и туда спустился Говард.

— Мы вам не враги. Мы пусть и очень особенные, но все-таки друзья.

Говард подошел и стал рядом с Джейсоном. В руках он держал две тарелки, на которой лежали апетитнейшие, рос­кошные по-своему виду сэндвичи. Запах, испускаемый ими, опьянял изголодавшихся детей. После дозы хлороформа при похищении и обильной рвоты после пробуждения прошло уже более суток, и все это время они не ели.

Глаза ребятишек заблестели, даже Эмми, несмотря на весь пережитый ею ужас, синяки на лице, распухшую губу и выбитый зуб, хотелось понравиться хозяину дома, чтобы ей достался хотя бы маленький кусочек.

Джейсон, видя больной блеск в глазах, подобный тому, который виден у высохших детей Бухенвальда в черно-белой лагерной кинохронике или у опухших обездвиженных детей Африки, широко улыбнулся.

«Как легко сделать человека счастливым», — подумал он. И как же много в нем по-прежнему хорошего.

— Вот видите… Мы друзья.

Говард вторил хозяину и тоже улыбался. Он встал на колено и аккуратно поставил тарелки с сэндвичами перед детьми.

Те сорвались со своих мест и подползли к ногам Джейсона. Схватив еду, они стали поглощать ее с невероятной скоростью, практически не пережевывая. Видя такую необычайную радость, Говард потянулся дрожащей рукой к голове милого светловолосого мальчишки, который за обе щеки поедал попеременно то сэндвич с тунцом, то с индейкой. Ему хотелось погладить того по голове, ну или выколоть глаза отверткой, которая лежала в левом кармане. На самом деле заботливый Говард определился со своими желаниями, он просто не определился с порядком, что произойдет раньше.

— Руки! — фыркнул Джейсон.

Говард вскочил с места и виновато посмотрел на хозяина.

— Для Лили все уже готово, — пытался заслужить он одобрение во взгляде.

Не увидев его, мужчина отошел и стал в нескольких шагах позади Джейсона.

— Вы нас убьете? — несмело спросил Эндрю, с трудом проглатывая сухой сэндвич.

Этот вопрос Джейсону доводилось слышать с пару десятков раз, не меньше. Как же ему хотелось хоть раз ответить правду! Сказать: «Да, мы убьем вас, но не сразу, мы будем насиловать вас многократно, невероятными мучительными извращенными способами, порой доводя некоторых из вас до смерти, вначале я, потом Говард. Кто-то из вас будет зарыт на бескрайнем кукурузном поле, что прилегает к нашей чудесной детской обители, остальные будут проданы, и уже там вас, как в безотходном производстве на скотобойне, вначале сделают очень прибыльными шлюхами для богатых извращенных господ, а когда станете старше — разделают на органы, и ваше юное сердечко обязательно будет биться в груди какого-то дегенерата. Вы проживете в лучшем случае около десяти лет, и каждая секунда этой короткой жизни будет нескончаемым адом, где вас будут бить, резать, насиловать. В общем, постоянно в вас что-то засовывать, а потом вынимать. И те, кому отмеряны эти волшебные мгновения, будут завидовать тем, кого в ближайшие несколько дней замучаем и убьем мы с Говардом, ведь их страдания закончатся так ­скоро».

— Конечно, нет! — неискренне возмутился Джейсон. — Откуда у тебя только такие мысли! Никто из нас ничего подобного не планировал…

— Тогда что вам от нас надо, зачем вы нас похитили?

— Никто вас не похищал. Ваши родители знают, где вы, и они совсем не против этого. Если вы будете послушными, всего через несколько дней наш добрый друг, бородач Говард, отвезет вас к ним. — Джейсон обернулся и безразлично посмотрел на соседа по дому. — Ведь правда, дядя Говард?

Тот, попеременно смотря то на детей, то на хозяина, услужливо улыбнулся.

— Да, отвезу. Обещаю.

Услышав это, четверо мальчишек, переглянувшись, трусливо заулыбались. Заметив это, Джейсон снова присел на корточки.

— Ваше пребывание здесь — это как особенный летний лагерь или поход в лес, с палатками и костром.

Он протянул руку и стал гладить любимчика Говарда по голове. Тот, смотря на чудесное действо, преисполненное милосердия и любви, завидовал и почему-то очень хотел протянуть хозяину отвертку.

— Вас же наказывают, когда вы делаете что-то не так, как вас просят взрослые?

Эндрю ощущал, как рука, от которой исходит невероятный холод, по ощущениям сравнимый с прикосновением к сырой земле, гладила его по голове. Прикосновение не успокаивало, не вызывало доверия, в отличие от слов, напротив, в нем чувствовалось угрожающее напряжение. Однако сердце маленького мальчика ухватилось за слова о том, что всего через несколько дней они увидят папу с мамой, и, пересилив себя, он неохотно кивнул головой.

— Вот, — радовался диалогу Джейсон. — Здесь происходит просто то же самое. Если вы не сделаете так, как я прошу, мы накажем вас. Если сделаете все, как надо, то вам будет хорошо. Очень. Главное слушаться.

Последние несколько слов особенно сильно отозвались эхом в сердце Говарда. Они черным змеем обвили его сердце, и он, скинув гнетущее оковы, наконец принял решение. Все-таки вначале отвертка и глаза, а потом уже нежность.

— Эмми не слушалась, и ее наказали, — продолжал поучать детей незнакомец. — Уверен, с вами завтра будет все совсем по-другому, и с тобой тоже, не так ли?

Маленькая, запутавшаяся в происходящем девочка понимала, что вопрос адресован ей, но она не торопилась отвечать.

Эндрю толкнул ее локтем, понимая, что гостеприимного хозяина лучше не злить.

Эмми ожила. Смотря в пол, она кивнула головой.

— Прекрасно. Рад, что мы поговорили и все образумилось. И за то, что вы