Гость-из-Тьмы - Говард Лавкрафт

Заметки эти немало озадачивали: встав у западного окна, Блейк внимательно вчитывался в невразумительные строки. Бессвязный текст состоял из нижеследующих фраз:

«Проф. Енох Боуэн вернулся из Египта — май 1844 г. В июле покупает старую баптистскую церковь Доброй Воли. Известен работами в области археологии и оккультными изысканиями.

Доктор Драун из 4-й баптистской предостерегает против „Звездной мудрости“ в проповеди от 29 дек. 1844 г.

К концу 1845 г. в братстве 97 человек.

1846 г. — пропало три человека — первое упоминание о Сияющем Трапецоэдре.

1848 г. — пропало семь человек. Слухи о кровавых жертвоприношениях.

Расследование 1853 г. ни к чему не приводит. Истории о звуках.

Отец О’Малли рассказывает о поклонении дьяволу с помощью ларца, найденного в египетских развалинах: сатанисты якобы призывают нечто такое, что не может существовать на свету. От слабого света оно бежит, яркий свет его изгоняет. Тогда тварь приходится призывать снова. Возможно, эти сведения он получил в ходе предсмертной исповеди Фрэнсиса Кс. Фини, вступившего в „Звездную мудрость“ в 1849 г. Эти люди утверждают, что Сияющий Трапецоэдр показывает им небеса и иные миры и что Гость-из-Тьмы открывает им многие тайны.

История Оррина Б. Эдди, 1857 г. Они призывают тварь, глядя в кристалл; у них свой тайный язык.

1863 г., в братстве более 200 чел., не считая вождей.

Толпа ирландских парней нападает на церковь в 1869 г., после исчезновения Патрика Ригана.

Завуалированная статья в журн. от 14 марта 1872 г., но люди о ней не говорят.

1876 г. — пропало шесть человек; тайный комитет обращается к мэру Дойлу.

Обещание принять меры в февр. 1877 г. — в апреле церковь закрывается.

Банда — парни с Федерал-хилл — угрожают доктору *** и членам приходского управления в мае.

181 человек покидают город еще до конца 1877 г. — имена не названы.

Около 1880 г. возникают истории о призраках — проверить, в самом ли деле никто не заходил в церковь с 1877 г.

Попросить у Лэнигана фотографию церкви от 1851 г.».

Убрав листок в блокнот и спрятав блокнот в карман пиджака, Блейк сосредоточился на скелете. Выводы из записей напрашивались сами собою; не приходилось сомневаться, что этот человек проник в заброшенное здание сорок два года назад в поисках сенсационного материала для газеты, воспользоваться которым до сих пор никто не дерзнул. Вероятно, о планах его не знала ни одна живая душа — бог весть! Но в редакцию газеты он уже не вернулся. Может быть, храбро подавляемый страх внезапно одержал верх и привел к внезапному разрыву сердца? Блейк склонился над отполированными до блеска костями — отмечая некоторую странность. Часть из них разлетелись в разные стороны, несколько, как ни странно это звучит, словно расплавились на концах. Прочие как-то необычно пожелтели — можно подумать, что обуглились, точно так же, как и отдельные клочки одежды. Череп являл собою престранное зрелище: весь в желтых пятнах, с выжженным отверстием в верхней части, как если бы какая-то жгучая кислота проела сплошную кость. Что могло приключиться со скелетом за четыре десятилетия пребывания в замогильном безмолвии, Блейк даже вообразить себе не мог.

Сам того не сознавая, Блейк снова обратился взглядом к камню, и под его странным влиянием в сознании юноши заклубились смутные образы какого-то празднества. Он видел торжественное шествие фигур, облаченных в широкие одеяния с капюшонами, — в силуэтах их не было ничего человеческого. А далее простиралась бескрайняя пустыня в обрамлении вырубленных из камня монолитов высотой до небес. Он прозревал башни и стены в темной как ночь морской пучине и космические вихри там, где клочья черного тумана тают перед невесомым мерцанием стылой пурпурной дымки. А еще дальше разверзся бездонный провал тьмы, где твердые и полутвердые тела распознавались только по вихревым дуновениям, а рассеянные проявления силы словно упорядочивали хаос и содержали в себе ключ ко всем парадоксам и загадкам ведомых нам миров.

А в следующее мгновение чары развеялись, ибо накатил неясный, грызущий, панический страх. Блейк задохнулся — и отвернулся от камня: он почувствовал совсем рядом чье-то бесформенное чужое присутствие, ощутил на себе пристальный, пугающе внимательный взгляд. Его словно что-то затягивало: не камень, нет, но то, что наблюдало за ним сквозь камень и неотрывно следило за ним — не физическим зрением, но с помощью какого-то иного способа восприятия. Со всей очевидностью, это место начинало действовать ему на нервы — и неудивительно, учитывая страшную находку! Кроме того, вечерело, а никакого источника света он с собой не взял; значит, скоро придется уходить.

В этот момент в сгущающихся сумерках Блейку померещилось, будто в камне безумной формы промелькнул слабый отблеск. Юноша попытался отвести глаза, но какая-то незримая воля насильственно притягивала его взгляд. Это смутное свечение — уж не свидетельствует ли оно о радиоактивности? И что там говорилось в записях покойного о Сияющем Трапецоэдре? И что вообще такое это заброшенное логово космического зла? Что здесь происходило — и что еще, чего доброго, таится среди теней, которых чураются даже птицы? Казалось, будто где-то совсем близко потянуло вонью, хотя непонятно из какого источника. Блейк схватился за крышку с незапамятных времен открытого ларца — и с треском ее захлопнул. Она плавно повернулась на невидимых петлях и плотно накрыла собою явно светящийся камень.

Крышка легла на место с резким щелчком, и из-за дверцы люка, в вековечной тьме колокольни наверху послышался словно бы легкий шорох. Наверняка крысы — единственные живые существа, что давали знать о своем присутствии в этом проклятом храме с тех пор, как Блейк оказался под его сводами. И однако ж шорох на колокольне перепугал его так, что юноша сломя голову кинулся вниз по спиральной лестнице, по отвратительному нефу промчался к сводчатому подвалу, выбежал в сгущающиеся сумерки пустынной площади — и поспешил вниз, по людным, пропитанным страхом переулкам и улицам Федерал-хилл к безопасности центральных проспектов и к таким родным и домашним мощеным тротуарам района, прилегающего к колледжу.

В последующие дни Блейк ни единой живой душе не рассказал о своей вылазке. Вместо того он вооружился нужными книгами, внимательно просмотрел газетные подшивки за многие годы в деловой части города — и теперь лихорадочно трудился над расшифровкой тайнописи из книжицы в кожаном переплете, той самой, что нашлась в затянутой паутиной ризнице. Шифр оказался непростым, и, посидев над ним не один день, Блейк уверился, что язык этот — явно не английский, не латынь, не греческий, не французский, не испанский, итальянский или немецкий. По всей видимости, ему предстояло зачерпнуть из самых глубинных родников своей нетривиальной учености.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});