Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вновь, изнутри, а не с Земли, пришел ответ, о котором Имп Плюс не так многословно запрашивал: Кап Ком — Капсульный Коммуникатор.
Но у Кап Кома не было никаких причин желать проверить частоту этим летним днем в космосе, совсем никаких. А орбитальные цифры, которые Центр раньше сообщал Имп Плюсу, были знакомы, он далеко не раз их принимал, — только теперь числа имели фигуры, и Имп Плюсу хотелось, чтобы Центр этого не слышал — услышал что? мысль об очертаниях— и потому Имп Плюс передал скорость своей синхронной орбиты: ИМП ПЛЮС СКОРОСТЬ 1,9.
Поскольку он делал такое, что желал делать и дальше. Не что-то одно и не многое; это больше. Его подготовили к тому, что придется продолжать делать многое. Но то, что он сейчас желал делать дальше, его инструктаж не предусматривал.
Дважды он видел преклоненную голову сзади, не спереди. Затем это стало числом 2.
Имп Плюс видел два изгиба боком, цепи (не такие, как Концентрационная Цепь), разомкнутые влево и друг над другом так, что они имели общую сторону. Это было 3.
Он видел сплюснутые круги, чужое трио, люки куда-то.
Но он все продолжал передавать эти и другие числа обратно Центру, словно был радиусом, знавшим, откуда он идет, — и с теплотой, которая, возможно, не слышалась в прежних передачах. Имп Плюс произнес летний день в космосе, может быть — не Центру.
Имп Плюс был в другом состоянии, слово для которого утрачено.
Чем же все-таки был летний день в космосе?
Имп Плюс чувствовал новое — и не новое. Дыры излучаемого света отпадали от него, распадаясь на части. Но Имп Плюс видел не только две 2, одну 3, два нуля, составляющих 22 300. Он видел и другие числа — и запросил Центр о перигее, но ответа не получил. Затем он увидел — но как он мог видеть? — орбиту протяженности, почти такую же экстремальную, как и его нынешний запрос о перигее орбиты, который Центр счел ненужным. И этот длинный эллипс, им видимый, — не та орбита, на какой, как сообщали знакомые цифры, которые он сперва подтверждал Центру, он находился. Хотя как он мог что-то видеть, за исключением того, чем его подготовили помнить, как например слово эллипс? Хотя здесь в его запоминании были дыры, так как Центр сказал не парься, перигей, как всегда, равен апогею. И даже если Имп Плюс не знал, что такое пар, он все равно сообщал Центру о возросших уровнях глюкозы, которые запрашивали. Запрашивали трижды.
Имп Плюс был новым, но не новым: и сейчас Центр запросил проверку гальванометра, как раз когда Имп Плюсу хотелось и дальше делать без этих перебоев не что-то одно, а больше, и это захватывало и цвета, и тени рук, или глаз, или крыльев на стене там, где он был.
Не новый, Имп Плюс использовал подготовленные орбитальные цифры, вдыхал их, выдыхал, по инструкции он должен был помнить эти цифры, отношения к орбите, скорость, частоту — знал, но сейчас ему не требовалось знать.
Новый, он не мог просто принять эти цифры. Хотя это потому, что он не совсем знал что, вниз по всем своим градиентам, он сейчас ощущал, что его однажды инструктировали знать, а именно — каким образом цифры нужно принимать, — и еще потому, что нечто не вполне определимое сказало Нет этим цифрам.
Однако Нет не первому набору из пяти (затылок преклоненной головы дважды, открытые усеченные цепи, уложенные боком друг на дружку; отверстия куда-то), а второму набору, который, насколько он знал, должен походить на первые пять, но его он и дальше видел как три.
Из-за того, что этот второй набор из трех, перигей, качнулся так близко к Земле, орбита должна распасться. Но с орбитами так бывает, и, хотя Имп Плюс это знал, он также наверняка знал, что некоторые орбиты распадаются. А если орбиты распадаются, значит и эта может. Эхо рядом с ним отклонило его мысль к отказу: эта орбита не распадается.
Но чья же это орбита? Знал он? Он не знал. Имп Плюс не знал, чья это орбита. Он не знал, что сказали слова новый и не новый. Лишь то, что он их сказал. И он не понимал, как правильный перигей, сколько миль от Земли до ближайшего подхода орбиты к Земле, могли казаться сейчас неверными и чужими, а его новый неправильный перигей может быть таким знакомым и приемлемым.
Когда Имп Плюс сказал мили, он понял, что произнес также расстояние до Земли, хотя сразу же контроль слабым эхом отозвался в Имп Плюсе Земля мимо. Но нет, что-то вклинилось: уровень моря, а не Земля, произнес голос.
Голос был его — ничей другой. В отсеке хлореллы, глазевшей на Имп Плюса, казалось, совершались, подобно каким-то силам, новее зеленых, движения прежних теней, нависавших со стены его капсулы, но это не нацело отвлекло его от того факта, что он отличил Землю от уровня моря, и еще то, что здесь разница не имела значения. Также он говорил, не зная, что знал. И сказал уровень моря не потому, что должен быть прав, а потому что глаз его касались морские птицы, хотя глаз у него не было.
Не зная почему, Имп Плюс сказал Нет числам, переданным с Земли. Хотя числа те были правильные.
А видел он только эти формы. И они сделали орбиту эллипсом таким вытянутым, что орбитальный период давал меньше прямого солнечного света. Но здесь больше того, что Имп Плюс не знал, что знает. А часы Солнца для чего?
Солнце хорошо. А что тогда нет?
Темнота тоже хорошо. Почему так?
Кап Ком говорил. Имп Плюс уловил последнюю часть: СКОРОСТЬ СТАБИЛЬНА. ИМП ПЛЮС ПРОВЕРЬТЕ СТАБИЛЬНОСТЬ СКОРОСТИ. ИМП ПЛЮС КАК СЛЫШИТЕ? ГЛЮКОЗА ВЫРОСЛА. ЗАМЕДЛЕНА ПЕРЕДАЧА. ИМП ПЛЮС КАК СЛЫШИТЕ?
Его мысли о солнечном свете пришлись на середину пропущенных передач, но если Земля и подслушала, то никак это не отметила. Имп Плюс чувствовал, что упустил суть. Но что-то было больше. Он вспомнил жажду, — это была растущая брешь через что-то его, и хотел, чтобы она немного подалась, соскользнула, растеклась и была прохладной, а это не то же самое, что мокрый. Но сейчас что-то другое, это большее, жгло, но не сквозь окно и не жаждой, так как он помнил только жажду. Он дотягивался назад из своего близко, насколько мог. Также
- Люди с платформы № 5 - Клэр Пули - Русская классическая проза
- Тернистый путь к dolce vita - Борис Александрович Титов - Русская классическая проза
- Слишком живые звёзды 2 - Даниил Юлианов - Любовно-фантастические романы / Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Укрощение тигра в Париже - Эдуард Вениаминович Лимонов - Русская классическая проза
- Животное. У каждого есть выбор: стать добычей или хищником - Лиза Таддео - Биографии и Мемуары / Семейная психология / Русская классическая проза
- Испанский садовник. Древо Иуды - Арчибальд Джозеф Кронин - Классическая проза / Русская классическая проза
- Том 6. Живые лица - Зинаида Гиппиус - Русская классическая проза
- Пообещай мне весну - Мелисса Перрон - Русская классическая проза
- Снизу вверх - Николай Каронин-Петропавловский - Русская классическая проза
- Родительская кровь - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза